Владимир Романовский - В постели с Президентом
— Сколько раз тебя нужно просить, чтобы ты не врывался без спросу и без стука? — сказал Марти. — Когда нибудь я тебя просто пристрелю по ошибке. — Он протянул руку и открыл окно. Гавин посмотрел на окно с сомнением. — Что за конверт толстый у тебя в руках?
Гавин помолчал, давая понять, что дружелюбное ворчание капитана его нисколько не забавляет.
— Помните дело ЛеБланка, капитан?
— Помню. Пять лет назад. Мой предшественник занимался. А что?
— Оказывается, он не при чем. ЛеБланк. Насиловал не он. Собрали ДНК и нашли настоящего. ЛеБланка скоро отпустят на свободу.
Марти взял у Гавина конверт.
— Помню, Лерой что-то говорил тогда…
— Ну да? — неприязненно и саркастически спросил Гавин.
— Кстати, где Лерой?
— Только что прибыл, — сообщил Гавин, не глядя Марти в глаза. — У себя в офисе он.
— А это — новый подозреваемый? — спросил Марти, просматривая досье.
— Да, но это еще не все.
— Валяй, рассказывай, — сказал Марти, вздохнув.
В этот момент в офис вошел Лерой.
— А, вот и он, — ядовито сказал Гавин. — Лерой, на тебя давеча пришла жалоба… ну, знаешь… наша любимая школа. Сказали — расистские интонации…
— Ага, — сказал Лерой. — Заткнись, Гавин. Расистские интонации, надо же.
— Расистские? — переспросил Марти.
Лерой пожал плечами.
— Что-то конкретное? — спросил Марти, глядя на Гавина.
— Слушайте, капитан, — сказал Лерой. — Тот, кому в голову пришла блестящая идея построить комплекс высотных зданий для неимущих прямо посреди престижного района с наследниками и дорогими кабаками, не должен теперь жаловаться. Думать следовало вовремя.
— Придержи язык, Лерой, — сказал Марти.
— Придержу, когда надо будет. Нельзя же, право слово, ожидать от ватаги трущобных ребят, чтобы они бросили продавать наркотики по малой и занялись изучением Ренессанса просто потому, что они вдруг оказались живущими в двух кварталах от коллекции живописи.
— Это не имеет отношения к твоему визиту туда, — заметил Гавин.
— Меня попросили, я нанес визит.
— Ты избил трех подростков и двух охранников. Ты употреблял расистские эпитеты.
— Это не эпитеты. Это знаки внимания и умиления. Нормальный ежедневный межрасовый обмен. Как поживаешь, хонки? Все нормально, собака, а как ты, ниггер? Нормальная речь.
Марти чуть не засмеялся, но вовремя взял себя в руки и бросил враждебный взгляд на Гавина.
— Ничего нормального, — сказал Гавин. — Есть стандарты, которым нужно следовать. Есть такая вещь, называется — профессионализм.
— И, знаете ли, подростки — это преувеличение, — продолжал Лерой, игнорируя Гавина. — Эти подростки выше меня ростом, и тяжелее. А охранники собирались врезать мне по башке дубинками.
— Дубинками? — переспросил Марти.
— Врезали? — спросил Гавин с надеждой.
— Если мы не можем определить их в тюрьму хотя бы на пару месяцев, может стоит определить их в больницу на такой же срок. Пусть другие подростки подышат свободно до лета.
— Глупости, — заметил Гавин.
— Они, видите ли, капитан, — продолжал Лерой, не обращая внимания на Гавина, — дети эти — даже дойти до этой своей дурной школы не могли спокойно, эти трое постоянно ко всем цеплялись. Одиннадцатилетняя девочка позвонила. Она не собиралась ни о чем сообщать, ни о каких преступлениях, она просто хотела поставить нас в известность, нас, работников вот этого самого отделения, являющегося шанкровой сыпью на теле американской юриспруденции, что она нас всех ненавидит, поскольку мы — сборище расистских свиней, которые никого не защищают. Вот скажите — что на такое можно ответить? А? Что вы, взрослый, мускулистый мужик с пистолетом, ответите одиннадцатилетней пигалице, которая вам говорит, что боится ходить в школу, потому что эти трое там торчат, и говорят ей, что она должна им семь долларов? Что бы ты лично сказал ей, Гавин? — Лерой повернулся к Гавину.
— Они ей продали наркотики? — спросил Гавин.
— Ты что, либерал в таксидо? Какие наркотики можно купить за семь долларов, Гавин? Аспирин?
— Тебя отстранят от должности, Лерой, помяни мое слово.
Лерой презрительно фыркнул.
— Ты начинаешь действовать мне на нервы, Гавин. И мне это перестало нравится. Понятно?
— Хорошо, хватит, — сказал Марти. — Лерой, по поводу дела ЛеБланка — появился новый подозреваемый.
— Да, я слушаю.
Выражение лица Лероя не изменилось — осталось непроницаемым. Никто в отделении не помнил, чтобы Лерой хоть раз выразил эмоции мимикой. Не видели его ни улыбающимся, ни смеющимся. Когда его что-то раздражало или радовало, об этом можно было догадаться по интонации — и только.
— Есть какие-то идеи? — спросил Марти. — Мне позвонили, и я решил…
— Я изучал это досье, — сказал Лерой, пожимая плечами.
— Конкретнее.
— А вы изучали?
— Да.
— Вы уверены? — Лерой пожал плечами. — Уровень компетентности у нас тут поражает просто. Нет слов. Новый подозреваемый чуть выше пяти футов ростом. Ну-ка, дайте-ка… — Он схватил папку со стола Марти. — Ага, вот оно. Дата рождения — пять лет назад подозреваемому было четырнадцать, и был он наверняка еще меньше ростом. И именно он, судя по этом данным, ДНК и все прочее, изнасиловал тридцатидвухлетнюю женщину в два раза его тяжелее и на фут выше, в телефонной будке. Телефонных будок, с дверьми и ручками, в этом городе нет с того времени как Картер был президентом.
— А ну дай сюда! — воскликнул Гавин, выхватывая папку из рук Лероя. — Это опечатка.
— Морда твоя опечатка, — сказал ему Лерой.
Марти закатил глаза. Гавин полиловел.
— Ну хорошо, я разберусь, — сказал Гавин с натугой.
— Вот и прекрасно, — обрадовался Марти. — Ну-ка, Гавин, давай лучше дело на Парк Авеню.
— Слушаюсь, сэр. Сейчас принесу.
Посмотрев ядовито на Лероя, он вышел, плотно прикрыв дверь. Но не хлопнул ею.
— Много себе позволяешь, Лерой, — сказал Марти.
— Урежьте мне зарплату.
— Мне нужно, чтобы ты разобрался с этой гадостью на Парк Авеню. А то мы все тут сядем в лужу до конца квартала.
— Не вижу проблемы, — возразил Лерой. — Успокойся, Марти. Скорее всего дело очень простое, раскрыть и забыть. Судебные следователи уже небось поинтересовались местом?
— Они все еще там.
— Попадет в прессу.
— Уже попало на телевидение. В этом и состоит проблема.
Лерой задумался.
— Странно, правда? — сказал он. — Что же сталось с изоляцией, избеганием остентации, и всем прочим? Эти несчастные богатые — они разве не желают больше ограждать себя от остального населения?
— Был также пожар. Привлек репортеров. Одно за другим, пошло-поехало.
— Куда катится мир! Ты уверен, что хочешь именно меня к этому делу приставить?
— Нет, не уверен.
Они обменялись странным взглядом и одновременно отвели глаза.
Ворвался Гавин, тяжело дыша, неся перед собой кипу бумаг. Лерой выхватил у него бумаги и бросил их на стол.
— Допросил кого-нибудь? — спросил он.
— Допросил ли я кого нибудь? — Гавин саркастически поднял брови. — А как же. Я обычно вовремя на работу прихожу. Запамятовал? Нашел ли я что-нибудь? Так точно. Тебе что сперва давать — имена или предметы?
— Имена, — сказал Лерой.
Марти кивнул.
— Как насчет мэра города, а? Или еще таких же частых посетителей квартиры? И, знаешь, что? Я…
— Возьми себя в руки, Гавин, — сказал Лерой. — Что случилось, все-таки?
— Пока не знаю.
— Где были телохранители?
Гавин фыркнул презрительно. Лерой понял, что ничего важного за все это время Гавин не узнал. Выхватив из кучи бумаг сложенный вдвое лист, Лерой стал его изучать. Гавин отошел на шаг, на всякий случай.
Список членов семьи. Фамилия Форрестер резанула глаза. Лерой был уверен, что она сейчас всплывет, был готов, и все же — резанула.
— Сестра, — подсказал Гавин. — Гвендолин Форрестер.
Гвендолин Форрестер. Сестра.
Лерой взял следующую бумагу.
— Мне нужно поговорить с судебными умниками, и еще с некоторыми людьми, — сказал он. — Черт с вами. Я скоро вернусь.
Он вышел.
— Вот что, капитан, — начал было Гавин.
— Гавин, — сказал Марти таким голосом, что Гавин вытаращился. — Мне Лерой нравится не больше, чем тебе. Понял? Сделай одолжение — когда я тут говорю с Лероем, не встревай. Никогда. Может, дольше проживешь.
Гавин мигнул.
Выйдя на улицу, Лерой закурил, сел в патрульную машину, и велел сержанту ехать очень быстро.
Эти вежливые колонки сплетен восьмилетней давности! А? В заголовки ту свадьбу вставлять было нельзя. Не кусай руку, которая тебя кормит. Но — боксер-тяжеловес женится на голубокровной — неслыханно! Такой материал — нельзя ведь просто взять и упустить! Если бы не колонки — спортивные журналисты занялись бы точно. Или попытались бы заняться.
