Евгений Клюев - Книга теней. Роман-бумеранг
- Зачем же говорить неправду? - задал риторический вопрос педагог-боров. Шавочка, кажется, задохнулась.
- Вы много читаете, Боря.
У борова вытянулось рыльце, а опочившая было собачонка опять зашлась в хриплом лае. Плохо понимая, что происходит, Петр начал спускаться по лестнице. Уже на улице машинально поднял глаза: рыло борова Бори торчало в форточке. На нем горела печать-незаслужен-ного-оскорбления. "Хулиган!" - крикнул Боря, и форточка захлопнулась.
Петр огляделся вокруг. Вокруг было пусто. "Если бы мы встретились с Вами вчера или, скажем, завтра, - вспомнил вдруг Петр, - я бы наговорил чего-нибудь другого. Может быть, тогда я не был бы уже ветеринаром и собаку мою звали бы не Анатолий…" Как глупо все-таки вел он себя в обществе странного этого человека: заснул ни с того ни с сего - глупее не придумаешь! Именно тогда, когда надо было правильно использовать единственную, по всей вероятности, замечательную случайность в его жизни. Когда надо было вцепиться в странного-этого-человека… эх, что ж говорить! Петр немного постоял и снова пошел к дому с лепниной. Теперь он не стал подниматься по лестнице, а позвонил у одной из дверей на первом этаже. На звонок вышел мальчик.
- Здравствуй, - сказал Петр. - Тебя зовут Игорь?
- Игорь. А что?
- Я Петр. Я должен спросить тебя вот о чем: где Анатолий?
- Анатолий? - Он наморщил лоб, внимательно посмотрел на Петра честными серыми глазами. - Я не помню.
- Чего ты не помнишь? - Петру хотелось, чтобы получилось как можно мягче, - получилось довольно строго.
- Я не помню, где Анатолий.
У Петра закружилась голова, он выждал некоторое время.
- Но кто такой Анатолий, ты помнишь?
- Помню. Анатолий - это собака.
Так… Так-так-так-так-так. Привкус мяты во рту. Будем вести себя спокойно.
- А чья это собака? - голос почти безучастный.
- Я не помню. Помню только, что Анатолий - собака. Большая такая, разноцветная. Мне всегда такую хотелось.
- Ну, конечно! - настаивал Петр. - И собака эта приходила к тебе в гости от Станислава Леопольдовича, старичка такого… милого, когда уходили куда-нибудь родители. А стоило лишь им появиться на углу Сивцева Вражка, собака Станислава Леопольдовича - помнишь? - моментально возвращалась к нему как ни в чем не бывало! Ну… Ведь так? Я правильно рассказываю? Это же и вчера было!
- Нет. - Честные серые глаза… - Это было давно. Я тогда был еще маленький. Ужасно давно.
И больше он решительно ничего не помнил.
А собака Анатолий все-таки была…
- Теперь вот что. - Петр попытался улыбнуться. - Ты очень хороший человек. С Первомаем тебя! - И, сунув ему в руки торт, Ставский быстро пошел к двери.
- Спасибо, - сказали ему в спину. - Только пока еще рано… с Первомаем.
На Гоголевском текло и журчало. "Вовсе не рано", - громко произнес Петр, быстро идя куда попало. Самое важное сейчас было не думать ни о чем, связанном с Сивцевым Вражком. Нет Сивцева Вражка в городе Москве. Если только когда-нибудь раньше… Но-это-было-давно-я-тогда-был-еще-маленький-ужасно-давно. И как-то занесло меня в существовавший тогда посреди Москвы Сивцев Вражек, как-то занесло… познакомило со Станиславом Леопольдовичем, обмануло, расстроило. А сегодня вспомнилось - вот и отправился с какой-то стати в Сивцев-этот-Вражек. Прихожу и вижу: нет Сивцева Вражка в городе Москве. Такая, значит, история.
И в самом деле: как уже далеко все отодвинулось - в прошлый век, в позапрошлый… в тысяча-семьсот-восемьдесят-какой-нибудь-год! И даже еще отодвигается: я вот иду, а оно отодвигается - скоро станет совсем ничего не видно, не слышно ничего. Да и так почти уже не видно, не слышно. Все. Не было. Не происходило. Потому-то и тоска такая неопределенная - не поймешь о чем. Ни о чем, знаете ли…
Сейчас надо вынуть из кармана бумажник, а из бумажника вынуть записочку - память-тренируйте-голубчик-это-Вам-на-метро-С.-Л. - и выбросить эту записочку: пусть она летит по ветру. А уже через полчаса покажется, что и ее не было никогда: так, обман чувств!
Петр вынул бумажник, потянул молнию… стоп. Записочки там, конечно, тоже уже нет, это яснее ясного. Исчезли все следы. Глупо было бы искать ее, а все-таки, все-таки - за-га-да-ем: если записочка там, значит… Нет, лучше по-другому: если записочки там нет, значит, это окончательно. Станислав Леопольдович пропал окончательно, и уже никогда мы с ним больше не встретимся. Я буду жить-учиться-и-бороться, стану человеком-средних-лет и выброшу из головы это воспоминание: к тому времени оно начнет мешать мне, как заноза. А если я выброшу его из головы, жизнь сделается легкой, приятной… независимой. Я успокоюсь - и ничто уже не сможет потревожить меня, потому что тогда я погибну. М-да… Если же записочка там, значит - ну, не знаю, всякое может случиться и надо будет ждать.
В бумажнике записочка - была. Теперь оказалось, что Петр с самого начала знал: она там. И пришел к нему покой. Впрочем, не покой, конечно, - пришло к нему легкое какое-то отупение. В самом деле, ничего страшного ведь не случилось. Страшно было бы другое, если бы Станислав Леопольдович, например… умер. Но он не умер, он просто исчез куда-то, исчез, а потом даст о себе знать. У него есть телефон Петра - и однажды Петр поднимет трубку и услышит: "Ну те-с, голубчик мой, что же Вы ко мне не приходите?" Надо ждать, только ждать - больше сейчас ничего не требуется. А то, что Станислава Леопольдовича нет в Сивцевом Вражке, так это даже естественно! Противоестественно для него именно быть там. Это подчеркивало бы заурядность происшедшего: два незнакомых человека встретились на улице, один пригласил другого в гости, пошли, чайку выпили, поговорили, превратились в добрых-друзей… А дальше - обсуждали бы текущие-события, обменивались соображениями-по-поводу (Вы читали вчерашнюю "Литературку"? Прочтите, там интересная статья, это надо прочесть!), потом наскучили бы друг другу до умопомрачения (ох, мне опять сегодня к Станиславу…) и постепенно отошли бы друг от друга далеко-далеко. Нет, замечательно, что его не оказалось в Сивцевом Вражке. В сущности, так и должно было быть! Недаром же что-то в этой истории бес-по-ко-и-ло Петра. Теперь казалось ясно, что именно. А именно случайность всего, случайность каждого момента события… непредсказуемость, непредусмотренность, непреднамеренность. Система бесконечно малых совпадений бесконечно многих фактов.
Между прочим, Петр был совершенно прав, в чем автор, дорогие мои читатели, клятвенно уверяет вас, испытав подобное на собственной шкуре. К тому же, испытав совсем недавно - на днях, можно сказать. Он, автор то есть, решил тогда сам проделать весь путь, который проделал Петр шестнадцатого января тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, последствием чего оказалась встреча Петра со Станиславом Леопольдовичем. Автор шел себе по Суворовскому бульвару и был очень внимательным, поскольку с некоторых пор понял, что все вокруг надо замечать. И, представьте себе, уже на Гоголевском автор заметил старичка с тросточкой, прогуливавшегося в сопровождении аккуратного беленького шпица.
- Вы, я вижу, тоже гуляете, молодой человек? - полюбопытствовал старичок и, получив утвердительный ответ, продолжил: - А не окажете ли Вы мне в таком случае одну любезность?
- С удовольствием, - ответил автор.
- Пять минут, только пять минут подержите моего шпица на поводке, пока я зайду в эту вот булочную? Он не кусается, честное слово. Он тихий.
И автор взял из рук старичка поводок. Действительно, не прошло и пяти минут, как старичок вышел из магазина, неся в прозрачном целлофановом пакетике длинный французский батон за двадцать две копейки.
- Очень Вам обязан, - сказал он.
- Какие пустяки, - сказал авторр
- Ваше имя… позвольте узнать.
Автор назвал свое имя.
- Очень приятно. А меня зовут Станислав Леопольдович. Почему Вы улыбаетесь?
- Так зовут героя в романе, который я сейчас пишу.
- Это положительный герой? - строго осведомился Станислав Леопольдович.
- Более чем, - ответил автор. - И похож на Вас. Только собака у него другая и тросточки нет. А в остальном - вылитый Вы.
- Прекрасно, - сказал Станислав Леопольдович и хорошо засмеялся. - Вот уж не предполагал, что стану когда-нибудь героем романа. А то, что собака другая и тросточки нет, - это пустяки, не обращайте внимания! Дело не в них. У меня тоже могло бы не быть тросточки. Если б не ишиас. И собака могла бы быть не такой, если б я не такую завел. Поверьте мне, дело не в этом.
- А в чем, Станислав Леопольдович
- Душа, голубчик Вы мой, душа. Душа душе весть дает. Подлинные знаки - вот чего мы напрочь не умеем воспринимать. Казалось бы, все уже яснее ясного и сердце знает: подан знак, ан нет!..
После этих слов автор, ей богу, даже бровью не повел: он был не до такой степени прост, чтобы удивляться данному совпадению после всего, что он уже написал и намерен еще написать.
- Значит, мне можно, - только и сказал он, - например, завтра прийти к Вам в гости? И о многом с Вами поговорить?
