Виктор Ерофеев - Мужчины: тираны и подкаблучники
И все бы сказали: как верно! Как верно замечено! И те же славянофилы, и западники, и французы, и кто угодно согласились бы с Чеховым, потому что трудно не согласиться с этим. Так же трудно не согласиться с тем, что мещанские идеалы скучны, тошнотворны и неискоренимы, что в степи нет тени, а в лесу она есть, что тщеславные люди пошлы, а пошлые – тщеславны, что есть женщины с хищной красотой, а есть приятные дамы с собачкой, у которых неинтересный провинциальный муж и которые едут на курорт и случайно спят с почти незнакомым мужчиной, причем на кровати им спится удобнее, чем на диване, но все равно они после расстраиваются и сидят за столом с лицами грешниц, а почти незнакомые мужчины посторгаистично едят арбуз с удовольствием.
Как верно! Как правильно! Как скучно и сладко жить!
Но с другой стороны: иногда так хочется кого-нибудь «оттараканить» именно на диване, наплевав на кровать и на Чехова.
Герой нашего супервремени
Никита Михалков
Герой-дуплет.
Герой-любовник.
Герой-компьютер.
Герой-гутен-морген.
Герой-гражданской-войны.
Родимчик.
Герой-халтАй.
Герой-наладчик.
Герой-денежный-знак.
Герой-Советского-Союза.
Сметана-дня-дед-мороз-чиж-крупа-темный-глаз.
Герой-собачка.
Герой-шалфей-божий-раб-в-небесах.
Герой-рукосУй-рукосУй-и-пунцОвка.
Герой-пистон-отскочить-офицер.
Герой-примочка.
Герой-ботАло.
Герой-рвать-нитку.
Герой-материал.
Герой-могила-шары-чертогон-начинка-машинка.
Герой-герой-в-себе-вне-себя.
Герой-серый-барин.
Герой-мокрый-гранд.
Герой-марафет.
Герой-лоб-в-лоб.
Герой-копилка.
Герой-кадет.
Друг цензуры.
Герой-чудо-воин.
Герой-богатырь.
Герой-очко-cамородок-замшелый-канал-пассажира-готовить-звонок.
Герой-рыжие-бока.
Герой-с-прозвОном.
Герой-бабка-хруст.
Герой-щупать-ноги.
– Летайте, зрители.
Герой-не-твоего-Тарантино-романа.
Герой-не-цинк.
Герой-верняк.
Герой-vino-rosso-будь-здоровчик-жиган-саzzо-russo:
– Пихайте вашу рогатину в бабью телятину!
Герой-понЕс.
Герой-буфет.
Герой-по-тИхой.
Герой-суфлер.
Герой-нутрЯк.
Герой-нечем-крыть.
– Летайте, зрители, выше своего супервремени.
Голый пляж
Зима любит душу, а лето – тело. От тела летом никуда не деться, оно выпирает и заголяется, заявляя о своих правах. Поскольку ушедший век уничтожил множество табу, тело добилось освобождения и заявило о себе как о модной теме. О нем слагают песни, его раскрашивают художники. Те же, кто не умеет ни петь, ни рисовать, потянулись на голые пляжи.
Голый пляж – пища для размышлений, как и музей восковых фигур. За одно лето я посетил несколько таких «музеев»: в Калифорнии, на острове Эльба, в берлинском пригороде и в Крыму.
Обнажение тела дезавуирует культуру, каждая культура раздевается по-своему. Американцы без трусов начинают гораздо больше шутить, чем в трусах. Используя юмор, как броню, они вспоминают все школьные анекдоты. При этом не теряют деловитости: очень тщательно натирают себя кремом против ожогов, что не мешает им в конце концов обгореть самым безобразным образом. Тогда они показывают друг на друга пальцами и, хохоча, говорят, что они стали красными, как лобстеры. И хотя это шутка, они в самом деле напоминают лобстеров – из подтаявшего по краям на солнце пластилина.
На острове Эльба, вовсе не похожем на каменистую клетку ссыльного Наполеона, а представляющем собой субтропическую песню с припевом роскошных пляжей, нудисты захватили экзотический пляж среди скал. Голый итальянский человек, кем бы он ни был, мужчиной или женщиной, по своей сути показушник, и он хочет, чтобы его видели во всей красе, во всех ракурсах и восхищались. Итальянские гениталии обоих полов источают чистейшую влагу Высокого Ренессанса. В отличие от американцев итальянцы не обгорают, а покрываются таким ровным загаром цвета швейцарского шоколада, что едва сдерживаешься от людоедства.
Ваннзи – озеро славных традиций. На Ваннзи в 1943 году прошла знаменитая конференция нацистской элиты: приняли программу поголовного истребления евреев. Через два года Ваннзи было переполнено немецкими трупами. По словам очевидцев, русские солдаты тут же ловили рыбу, а американские – почему-то не ловили, но зато катались на парусных лодках.
Теперь в Ваннзи трупов нет, утонуть в озере трудно: немецкие спасательные команды начинают спасать людей еще до того, как те начинают тонуть. Поскольку в стране все упорядочено, голый пляж немцев доведен до совершенства, на нем хорошо видно, кто есть кто и с какими ценностями мы вступили в ХХI век.
Они лежат штабелями, подставив рыже-веснушчатые тела далеко не итальянскому солнцу. У немцев давняя культура нудизма, им не надо ёрничать, раздеваясь. Но если присмотреться, то «бревна» все-таки разных категорий.
Преобладают семейные добродетели. Голые па пы с голыми мамами играют в песочек с голыми детками. Эти голые детки никогда не будут интересоваться человеческой анатомией, потому что они ее выучили еще до школы, и голая женщина для них то же самое, что голая коза или голая рыба.
А вот голая мама играет в бадминтон с голой пятнадцатилетней дочкой – игра их сближает, ветер сдувает волан, но в этой игре они отнюдь не одни.
На них усиленно взирает спец. категория посетителей голого пляжа – разновозрастные мужчины в темных очках: вуаёры. В отличие от простых «бревен» они (это в общем-то радует) интересуются анатомией, что и видно. Кстати, о «видно». Категорию вуаёров дополняют их единомышленники противоположного знака: эксгибиционисты. Мужского и женского пола, их можно быстро опознать: лежат неспокойно, все время крутятся, как на сковородке. При этом заглядывают вам в глаза, жалостно и зазывно.
Если в воде у берега ящик с пивом, значит, рядом молодежная компания. Они – тоже не совсем «бревна». Они пришли на пляж, разнополые, позабавиться своими телами. Среди них почему-то никогда нет красавиц.
Гомосексуалисты, бритые, как новобранцы, с серьгами, любят парами стоять в воде по шейку. Из воды выходят неохотно.
Профессиональные нудисты (их немного) видны не по загару, а по выгоревшим волосам на теле и голове. Они так натуральны без одежды, что кажутся одетыми в комбинезоны.
Много одиноких женщин. Неопределенного возраста, все как одна в очках с диоптриями, они лежат на животе и читают, читают. Читательницы убеждены, что они никого не ждут, но подсознательно они ожидают своего Годо, который однажды выйдет из пены Ваннзи. Стоит им натянуть хотя бы трусы, как они становятся стройнее, привлекательнее.
«В Германии стены тюрем стали делать прозрачными, не то что у вас в России, – сказала мне молодая берлинская славистка в рассуждении о голом пляже, – но стали ли заключенные от этого счастливей?».
Так что же, они от этого стали несчастней? Отмена любого табу, включая табу на голое тело, снимая одни проблемы, порождает другие. Есть равновесие проблем, которое и формирует жизнь человечества. И все же прозрачная тюрьма лучше российской лягавки.
Ялта, наверное, самый беспокойный курорт в Европе. Он создан не для отдыха, а для гульбы, бессонных ночей, опасных связей. В воздухе пахнет духами, грехом и самшитом. На дискотеках пляшут так, как будто пляшут в последний раз. Веселые визги голых купальщиц – такая же неотъемлемая деталь ялтинской ночи, как цикады, шум моря, звезды. Если после ночного купания вы проводите девушку домой и пожелаете ей спокойной ночи, она заснет с мыслью, что вы импотент. Главное, лишь бы выдержало сердце: в Ялте пьянство и секс нераздельны.
Что значила Ялта в сознании русского человека? Это были наши родные субтропики, тоненькая, как бикини, полоска виноградно-кипарисной земли, и каждая хилая пальма на ялтинской набережной вселяла странное чувство гордости за то, что в бесконечно северной стране есть свое теплое место, а следовательно, стереотип страны разрушен, и это успокаивало, убаюкивало, и жизнь казалась почему-то менее страшной.
На главной площади Ялты по-прежнему стоит одетый в теплое, не по сезону, пальто товарищ Ленин. Обливаясь гранитным потом, он ведет крымчан в непонятное будущее.
С облупившимся носом, в стоптанных тапках я иду по дикому пляжу. Дикий пляж – крымская калька нудистского, но нет ни спасателей, ни законов. Можно заплывать так далеко в море, как только захочется. Там бегают дикие собаки (одна хотела меня укусить, но раздумала), там пьют на диком солнце теплую вонючую водку, у всех на глазах занимаются любовью.
Я рот открыл от такой вольницы. И было ясно, что бывшая территория СССР – это и есть дикий пляж, и еще должно пройти немало времени, прежде чем собаки станут ручными.
Ящер
Портрет Семена Бабаевского, 1995 год
Старый кубанский казак, лысый, с выпуклыми глазами, блуждающей улыбкой, по своей правдоподобности кажется чудом компьютерной графики. Как живой, он хватается за голову, машет рукой и даже произносит связные речи. Я сижу в полуметре, но в его реальное существование трудно поверить. Все решили, что он давным-давно умер, и это его устраивает. Одно неудобство – кромешное одиночество. В борьбе с ним он завел худого котенка, назвал – Терентием, в память об умершей жене, с отсылкой к ее отчеству. По его словам, душа жены поселилась в ласковой твари. «Вы верите в переселение душ?» – «Ни во что такое я не верю, – отвечает ящер, – но в данном случае верю. А вы думаете, что этот наш патриарх, он что – верующий? По его животу видно, что – неверующий».
