Лола Лафон - Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась

Он продумывает новый распорядок дня. С шести до восьми утра – тренировка. С восьми до двенадцати – школа. С двенадцати до часа – обед. С часа до двух – отдых. С двух до четырех – домашние задания. С четырех до девяти вечера – тренировка. С девяти до десяти – ужин, оставшиеся домашние задания и отбой. Он снова и снова меняет врачей, пока не находит такого, который никогда не возражает, который принимает все его решения. Кровь девочки подвергнута тщательным подробным анализам, частота и глубина дыхания измерены, состав мочи выражен формулой. Каждое утро, до начала тренировки, Надю тестируют, заставляют делать наклоны и отжиматься, проверяя реакцию на нагрузки. Кароли формирует у своей подопечной железный брюшной пресс, чтобы она и не поморщилась, со всего размаху налетев на жердь бедром, ударившись косточками, прикрытыми лишь тонкой голубой тканью. Надо наращивать силу, чтобы механизм мог справиться с неожиданностями, с усталостью, с переохлаждением. Бела читает биологические трактаты и подчеркивает отдельные места, он разговаривает с тренерами по легкой атлетике: а вот ты что делаешь, чтобы они бежали быстрее? Заставляю их бегать больше, отвечает тот. И Бела увеличивает число повторов. Раньше его гимнастки повторяли упражнения десять раз в день, а потом отрабатывали детали, теперь он назначил им другое число: двадцать пять раз утром и двадцать пять во второй половине дня.

В первые несколько месяцев ни у одной из девочек не хватает мускульной силы, чтобы повторить больше пятнадцати раз подряд эти полторы минуты прыжков и баланса. У них колет в боку, сводит мышцы, они тяжело дышат и спотыкаются, будто пьяницы. И при этом весь день от него только и слышат: еще раз, начни сначала… Запястья девочек, стоящих на руках, сгибаются под тяжестью тела. Судороги не дают им уснуть ночью, от голода они просыпаются все раньше и раньше, Бела слышит, как они шушукаются в спальне около четырех утра. Ужинают они молча, четкими движениями подносят вилку ко рту. И слезы у них теперь другие: на каждой тренировке они плачут из-за того, что не могут пойти дальше, их приводит в ярость, что конструкция из сухожилий и мускулов сдается раньше, чем они сами.

Бела добивается от воспитанниц упоения, безрассудства. Он приказывает выкопать около брусьев и бревна яму и наполнить ее большими кусками толстого поролона: пусть девочки с разбегу бросаются туда. Каждый день он добавляет к бегу новый акробатический трюк – до тех пор, пока ученицы окончательно не теряют всякий страх перед падением, и вот уже детские спины гнутся, не опасаясь встречи с землей. Теперь, когда они ничего не боятся, все ускоряется, голоса становятся звонче, прыжки – все более лихими. По вечерам девочки выстраиваются в очередь к врачу, чтобы тот их починил. Они умоляют сделать так, чтобы наутро и следа не осталось от растяжения или вывиха. Врач делает все от него зависящее. Раздает противовоспалительные и обезболивающие препараты, кортикостероиды. Перед Рождеством девочки на три дня разъезжаются по домам, у них каникулы.

Двадцать седьмого декабря Стефания приводит Надю обратно в интернат и сидит в зале во время тренировки. Когда гимнастки взлетают в прыжке, когда пол и потолок меняются для них местами, а воздух становится упругим и растягивается, ей хочется закрыть глаза. Сейчас ее дочь начинает упражнение заново. Влезает на бревно. Падает. Задыхаясь, хватает фляжку, делает всего один глоток, пытается еще и еще раз повторить двойное сальто назад. В 16 часов по знаку Белы девочки уходят, он выгоняет и уборщиц, и других тренеров, и даже пианиста, в зале остаются только Надя, Бела и Стефания, с которой наставник дочери берет обещание никому не рассказывать о том, что она сейчас увидит. Потом задергивает шторы и зажигает свет.

Надя как будто отключилась, она сосредоточена на миссии, для которой сама и слова-то не подберет. Не смотрит ни на мать, ни на учителя, лицо бледное, напряженное, губы сжаты, под глазами темные круги. Но вот она делает глубокий вдох, кивает тренеру, и тот поднимает ее сразу на верхнюю жердь. Гимнастка начинает раскачиваться – ей необходимо набрать амплитуду, набирает, тут же по знаку Белы отпускает руки, выполняет, широко расставив ноги и едва не задев жердь головой, полный поворот между жердями и только в самый последний момент снова хватается за перекладину.

Этот невообразимый элемент – их сюрприз, тайна, заявка на мировое первенство, о которой еще никто не знает. Ради него надо забыть о переломах, треснувших позвонках и порванных связках – если вдруг что. Ради него надо забыть о рассудке, надо идти по бездорожью. И этот невообразимый элемент – результат ошибки, допущенной однажды утром несколько месяцев назад.

Тогда Надя готовилась выполнить классическое сальто. Может быть, когда руки у нее соскользнули, когда она промахнулась, не смогла ухватиться за жердь и сильно ударилась бедрами, ее тело само, ища спасения в момент смертельной опасности, нашло лазейку? Бела бросился к ней, но опоздал, да и в любом случае, если бы она… с ней все всегда будет слишком поздно. А тут ей удалось снова схватиться за жердь, с которой сорвалась. Бела протянул девочке стакан лимонада, предложил сделать перерыв, она отказалась, бледная, словно ее сейчас вырвет, потом передумала, она была растеряна, ошеломлена и перевозбуждена – ведь не упала же, не упала! Они молчали.

Кто из них сумел найти ошибку и расшифровать ее, чтобы переписать случившееся начисто? Может быть, Бела все-таки не посмел предложить ученице проделать все то же самое сызнова, чтобы понять, как девочка избежала падения, и она предложила повтор сама? Как бы там ни было, на следующий день они взялись за работу, стараясь приручить чудесную ошибку.

Элементы делятся на группы по сложности: буквой А обозначают самые простые, В – чуть посложнее. Те, что помечены буквой Е, доступны очень мало кому из юных спортсменок мира. Давай считать, дорогая, что твой элемент – супер-Е! Отправляя в Международный олимпийский комитет программу выступления своих гимнасток в Монреале, Кароли не упоминает ни о Е, ни тем более о супер-Е. Почему бы не взять пример с советских, которые в Мюнхене обошли все другие страны, «позабыв» описать заранее элементы из программы Ольги К.

«В 1972 году Международную федерацию гимнастики встревожили “опасные элементы, которые выполняла Ольга К., так как эти элементы могли привести к перелому таза”. Предполагалось их запретить. В 1976 году Кароли был задан вопрос: не представляет ли для вашей ученицы то, что она делает, большую опасность? “Возможно, – ответил он, – но Надя никогда не падает!”»

Она вздыхает. Молчит. Мне становится неловко. «В этой главе есть что-то, что вам не нравится?» – спрашиваю я.

«Нет… – отвечает она. – Но я вижу, куда вы клоните… Спорт Восточной Европы с его чудовищными методами и так далее». Я пытаюсь спорить, но она меня перебивает: «Дайте мне, пожалуйста, ваш почтовый адрес».

Несколько дней спустя я получаю конверт с копией статьи, которая была опубликована в 1979 году в бюллетене Французской гимнастической федерации. Ее руководство после телетрансляции чемпионата Европы из Страсбурга было обеспокоено множеством серьезных падений гимнасток, потому что «эти падения создают негативный образ нашего спорта». С каналом договорились о том, что во время показа следующих соревнований будут «меньше фокусировать внимание на подобных случаях».

29 марта 1976 года, Нью-Йорк, Мэдисон-сквер-гарден

Как выставлять оценки девочке, которая выполняет опасные элементы так, словно тараторит детскую считалку из тех, которые она почти переросла? Главный судья еще раз недоверчиво пересчитывает баллы. Ищет промахи, которые позволили бы снять несколько сотых, но ничего не находит. Десять баллов. Неделю спустя в Японии – еще две десятки, за брусья и за опорный прыжок.

Бела всматривается в круги у нее под глазами, принюхивается к ней – достаточно ли Надя пьет между тренировками? А ведь он должен заниматься и теми, кто теперь образует фон, статистками, другими девочками из команды. Скучные, предсказуемые, эти другие пытаются скрывать страх и усталость, а Надя – растение, которое опасностями питается и никак не насытится. Надя выполняет то, что диктует ее тело, способное оставлять в воздухе огненный след, – Жанна д’Арк в облаке магнезии. Невозможное ей на один зуб, став для нее возможным, оно откладывается в сторону, освобождая место для следующего, всегда для чего-то следующего.

– М-м… Вот я уже сколько прочла, вы с самого начала описываете Белу как такого… специалиста, хотя на самом деле он в нашем деле не особенно разбирался.