Юрий Вяземский - Если столкнешься с собой... (сборник)
Другой пример. Дом, в котором жили Шут с Жуковиным, стоял на косогоре. В дождливое время и в гололедицу этот косогор превращался в неприступный вал Старого Изборска, и шедшим с остановки приходилось делать большой крюк, чтобы обойти косогор стороной и добраться до своего жилища. Те же, кто вопреки рассудительности выбирал кратчайший путь, случалось, расплачивались за свою дерзость: падали в грязь, растягивали суставы, а одна пожилая женщина даже сломала себе ногу. Сколько ни обращались в ЖЭК и прочие инстанции, сколько ни упрашивали, ни взывали, ни ругались – твердыня оставалась неприступной. Пока однажды один «удалившийся в тень рощи»[12] в сердцах не обрушил на Жуковина гроздья, в общем-то, справедливого, но неправильно адресованного гнева: вот ты тут, дескать, в бирюльки играешься, а люди там ноги себе ломают – Сергей в этот период трудился по вечерам и выходным – над детским городком.
На старика он не обиделся, даже, кажется, не ответил на его замечание, но через три дня на косогоре появилась широкая деревянная лестница, крашенная масляной краской и с перилами по бокам. На шумные восторги благодарной общественности Жуковин лишь вздыхал и оправдывался: «Жаль, что с бетоном не вышло. Прочнее была бы».
Безотказный парень. Колесо у коляски отвалится – вмиг приладит, замок сломался – какие проблемы, свет в квартире перегорел – да будет свет! Причем брался за любое предложенное ему дело с такой охотой (будто от скуки изнывал, и вдруг подвернулась ему счастливая возможность занять себя), что мало-помалу все в доме, даже совершенно незнакомые Сергею люди, в критической ситуации только к нему стали обращаться за помощью.
Шут часами мог наблюдать из окна за тем, как Сергей работает во дворе, коренастый, проворный, с сигаретой в зубах…
Кстати о сигарете. К куреву Жуковин пристрастился лет с тринадцати, в семнадцать выкуривал по пачке в день, причем очень любил это занятие. Мастерил себе портсигары, которые в кармане не мешали, а вынутые на свет божий тут же приковывали к себе внимание оригинальным устройством и красивым оформлением, резал мундштуки; чего только не изобретал для своего «маленького грешка»: электрическую сушилку для сигарет, кондиционер для очистки воздуха от дыма, пепельницы с двойным дном, изящнее и удобнее покупных, и т. п.
И вдруг в один день бросил курить, всю свою, можно сказать, уникальную коллекцию табачных изделий раздарил друзьям и просто соседям, а сам с тех пор ни разу не притронулся к сигарете. Как оказалось, врачи категорически запретили курить Серегиному отцу, и, чтобы не смущать отца запахом табака, а заодно и поддержать его морально, Сергей тут же распрощался с любимой привычкой.
Узнав об этом решении Жуковина, Шут восхитился его благородством и в тот же день… принял обет молчания. Молчал целую неделю. На недоуменные замечания родителей не реагировал, а в школе появлялся с забинтованным горлом, в первый день написав на доске для учителей, а заодно и для всего класса: «Врачи запретили разговаривать».
Приблизительно в этот период Шут приступил к тому, что он называет «профессиональным оформлением» своей комнаты; очевидно, под впечатлением комнаты-мастерской Жуковина, которую он посетил под каким-то замысловатым предлогом и которая поразила его обилием необходимых для ее хозяина предметов – набором слесарных, токарных, плотницких и прочих инструментов, всяких там миниатюрных верстачков, тисочков и тому подобного – и их чрезвычайно сподручной пространственной организацией. Некоторое время спустя комната Шута также приобрела свой «профессиональный» облик. К спортивным снарядам в ней теперь прибавилось множество предметов, настолько разнородных и ничем между собой не связанных, что в этой разнородности и в этом полном отсутствии связи точно имелась какая-то скрытая связь. Позволим себе описать лишь небольшой уголок комнаты, в котором помещался стол Шута. Под самым потолком прямо на обои был приклеен кусок афиши «Абдулло Кахор. Голос из гроба. Комедия в двух действиях», вокруг которой размещались рисунки человеческого лица, вернее, лишь нижней его части: губы, расплывшиеся в улыбке, сомкнутые в гневе, раскрытые в изумлении, и т. п. Ниже слева висел номерок из гардероба с надписью «головной убор», а справа – металлическая табличка «Осторожно! Злая собака». Под ней фотография Рихтера в Колонном зале, а сбоку от нее на гвозде – мешочек-тыковка для табака, широкий узбекский нож с узкой ручкой и камча. Еще ниже на листе ватманской бумаги крупными красными буквами было написано следующее изречение:
Если столкнешься с Другим внутри себя – убей его.Если столкнешься с Любящим – убей Любящего.Если столкнешься с Учителем – убей Учителя.Если столкнешься с Буддой – убей Будду.
Вместо имени автора к изречению черными буквами было приписано: «Парадокс».
Впрочем, не только Шут пытался подражать своему «другу» Жуковину, но и наоборот. Как вы должны помнить, Шут с раннего детства был приучен к спорту и много времени отводил спортивным упражнениям, в частности, каждое утро независимо от погоды пробегал по пять километров.
Процедура бега была достаточно сложна. Не докучая читателю излишними подробностями, скажем лишь, что к бегу своему Шут относился как к упражнению не просто физическому, а как к средству для воспитания целостности духа и дисциплины мировосприятия. Все этапы дистанции у него были строго регламентированы для этой цели. На подъемах, например, Шут добивался максимального сосредоточения сознания на физической нагрузке и физиологической жизнедеятельности своего организма, как бы обращая все свои органы чувств не вовне, а вовнутрь себя: на работу ног, чтобы чувствовать каждую мышцу; на дыхание, дабы не просто дышать, а как бы видеть, слышать и осязать воздух, заполняющий легкие, – одним словом, добивался полного взаимопроникновения души и тела. На спусках, напротив, стремился, насколько возможно, отделить их друг от друга, бежал, запрокинув голову к небу, не чувствуя под собой ног, точно не бежал по земле, а парил по воздуху навстречу небу, солнцу и ветру.
Несколько раз Шуту случалось пробегать мимо Жуковина, который в хорошую погоду выходил во двор «размяться»: скворечник повесить, изгородь подправить. И видимо, пример оказался заразительным, так как вскорости и Жуковин стал бегать по утрам. Но как: смастерил рюкзак с гнездами, куда намертво крепились детские бутылочки, и каждое утро бегал в поликлинику за молоком, кефиром и творожком для своего новорожденного племянника.
Шуту эта затея с бутылочками показалась любопытной. Целый день он обдумывал ее, а под вечер сделал в своем «Дневнике» следующую запись:
«Каждый вносит свою лепту. Сосед с Запада возделывает землю, чтобы вырастить корзину проса, а Шут ведет жизнь Идеального Исследователя. Оба не тратят времени зря»
(т. 13, с. 310).Глава VII. Враги шута
Врагов у Шута не было. Противников же, надо думать, хватало. Но о них достаточно в других главах.
Глава VIII. Учитель
На классном собрании обсуждали характеристики ребят, которые собирались вступить в комсомол. Когда дошла очередь до Коровина[13], одна из девочек встала и сказала, что его не надо принимать, так как он груб, жесток и так далее. На другой день на школьном дворе состоялась драка – ребята защищали девочку от дружков Коровина. Учитель одобрил поведение заступников и снизил оценку за поведение тем семи ученикам, которые прошли мимо дерущихся, объяснив, что правилами школьного поведения запрещено драться.
Когда Шуту рассказали о поступке Учителя, Шут заметил: «Он выжил из ума», – и положил правую руку на кулак левой, прижатый к груди
(т. 14, с. 313)[14].Этот самый Учитель играет в нашей истории одну из ключевых ролей, и в то же время знаем мы о нем явно недостаточно. Например, нам не известно ни имя его, ни какой предмет он преподавал. В «Дневнике Шута» на этот счет ни слова.
Но вот что пишет сам Шут:
«Учитель был из тех, доброта и ум которых дают больше, чем любая наука»
(т. 15, с. 337).Не ведаем мы и его точного возраста. Шут в своем «Дневнике» пишет, что «Учителю было еще долго до того, когда не колеблются» (т. 13, с. 311)[15].
Что бы он, однако, ни преподавал и какое бы имя ни носил, очевидно, что Шуту этот человек был далеко не безразличен. Более того, возьмем на себя смелость утверждать, что отношения между Шутом и Учителем – до кульминационного момента, который будет описан ниже, – сложились чрезвычайные. Шут не только тянулся к Учителю, но и не боялся показать ему это. Для сравнения вспомните «друзей» Шута, за которыми он лишь «наблюдал из укрытия».
С Учителем Шут позволял себе идти намного дальше. Так, в «Дневнике» мы читаем:
