Роман Сенчин - Лед под ногами
Секс по расписанию… Хотя ему, тоже любящему порядок, такая, скорее всего, подойдет… Подошла бы. Влюбись в слишком живую, с которой нескучно, но и не знаешь, чего через минуту ждать, устанешь не через неделю, а через день. Бывали уже случаи – приводил к себе, был чуть ли не счастлив, с умилением слушал безумолчное щебетание, ночь казалась прекраснейшей, ослепительной, а утром кто-то шептал, дергал внутри: “На фиг, на фиг! Это не жизнь”. И он старался поскорее опять оказаться один.
На “Автозаводской” вошла женщина. Полная, плохо одетая, лицо жалостливое. Перед собой держит фотографию какого-то парня; к фото приклеена бумажка с надписью: “У меня убили сына”… Постояла и медленно пошла по вагону.
Большую часть перегона между “Автозаводской” и “Коломенской” поезд двигался по поверхности. Туннельный грохот колес превращался в мягкий перестук, и этим отрезком пути часто пользовались торговцы и попрошайки… Вот и теперь послышалось бормотание-причитание:
– Нету тебя, сыночек мой миленький… Нету… Кто вернет?.. Все, все живые, а тебя нету, сыночек…
Пассажиры отворачивались, опускали глаза. Чащин искоса взглянул на женщину… Нет, на профессиональную нищую не похожа. Хотя они на выдумки изобретательны – так иногда играют правдиво, чтобы разжалобить, бабок подзагрести… Но, стараясь убедить себя, что просто работает и фотография в руках у нее не сына, что деньги она сдаст хозяину – какому-нибудь цыгану, – Чащин все-таки достал полтинник:
– Держите.
– Что? – Женщина мутновато взглянула на него, на купюру и сморщилась: – Да не нужны мне деньги. Сын мне нужен. Кто мне сына вернет? – Остановилась перед Чащиным. – Вот все вы здесь. Все живые, а он… Он здесь каждый день ездил… Кто мне вернет?..
Чащин спрятал деньги обратно… Молодая женщина с прической учительницы строго смотрела в большую, в твердом переплете, книгу.
6По утрам понедельников люди становились особенно торопливы, активны, словно тоже истосковались по суете, толчее, желали поскорее оказаться на своих уютных рабочих местах. И выразительнее в этот день призывала в микрофон дежурная в метро: “Во избежание несчастных случаев отойдите от края платформы!”; и Чащин с удовольствием вминался в упругую стену людей в вагоне, и без раздражения принимал давление тех, кто вминался в него… Этот понедельник начался, как обычно.
Оказавшись в кабинете, заварил кофе, включил компьютер. С удовольствием устроился за столом. Почувствовал, что соскучился.
Для начала просмотрел новости в интернете. Почти все опять про эту несчастную монетизацию: “У здания администрации Пермской области проходит пикет против замены льгот компенсациями”, “Православные христиане Санкт-Петербурга принимают активное участие в массовых митингах протеста против монетизации льгот”, “Члены национал-большевистской партии и ветераны войны собрались у здания краевой администрации…”.
– Тема месяца, – проворчал Чащин, открывая файл с материалами для будущего номера журнала. Покручивая ребристый валик на мышке, мельком прочитал рецензию на комедию “Знакомство с Факерами” с Де
Ниро и Стрейзанд в главных ролях, затем – рецензию на “Двенадцать друзей Оушена”. Эти материалы пойдут стопроцентно… Рецензия на
“Взломщика сердец” под вопросом… На отечественный комедийный боевик “Сматывай удочки” – желательно, а то сплошной Голливуд…
Дальше – информация, в каком московском кинотеатре что крутят. Плюс краткие аннотации. Вот с этими аннотациями и придется возиться – до строчки повысчитывать, поломать голову, что убрать, что оставить…
Перед самым обедом, стукнув в дверь и дождавшись разрешения, вошла секретарша.
– Игорь Юрьевич просил посмотреть, – подала несколько страниц. – Вот это, помеченное красным, поставить нужно обязательно, а остальное – на ваше усмотрение.
– М-да-а, – подчеркнуто расстроенно вздохнул Чащин: стоило показать, что не в восторге от такого известия. – Спасибо, конечно. Блок, правда, переполнен… Что ж, будем работать.
– Я сейчас перешлю материал по сети…
– Хорошо. – Он коротко улыбнулся секретарше, давая понять, что больше ее не задерживает. Она тоже улыбнулась, пошла из кабинета.
В который раз Чащин удивился ее привязанности к форменной секретарской одежде – белая кофточка, черная юбка, черные колготки и черные туфли на невысоком, но выразительном каблуке… Как бы рано он ни приходил на работу, она уже сидела на своем месте, приветливая и внимательная, и уходила позже остальных. Впечатление, что у нее ни семьи, никаких иных дел, кроме работы. А ведь хоть и выглядит неплохо, но уже в возрасте – лет за сорок. Действительно, есть ли у нее муж, дети, или, может, до сих пор живет с крепкими еще, считающими ее девочкой родителями?.. А мужчина любимый? Любовник?
Если вот так судить, зная ее только в роли секретарши, то легко можно решить, что это робот, которому больше ничего не надо, кроме исполнения установленной программы… Да и не вспомнить даже, как ее зовут – сперва Чащин все путался, называя то Аленой, то Аней, а она ни разу его не поправила; потом и вовсе перестал в разговорах с ней упоминать ее имя – и без имени как-то неплохо получалось. Для делового разговора имена, в сущности, не нужны… Кстати, секретарша тоже не слишком часто называла его по имени, тоже без усилий обходила эту деталь.
Хм, может, дать ей максовскую анкету? Там есть ограничение по возрасту – тридцать пять лет, но вдруг у нее прокатит.
Сохранилась-то действительно классно… Дать анкету, предложить попробовать все изменить. Рассказать про Макса с камерой, софу, возможность работы за границей… Вот, наверно, перепугается… Нет, а если молча протянуть? Она начнет с серьезным видом читать, вникать, подумает, что по журналу, а потом… Чащин хохотнул, тут же опомнился, кашлянул, возвращаясь в свое обычное состояние. Сложил в стопку бумаги, взял мобильный и пошел обедать.
Столовая была закрытая, лишь для сотрудников фирм, располагающихся в этом здании. Потому и блюда дешевые. Суп – шестнадцать рублей, второе – в среднем полтинник, салатики – в районе двадцати. Компот, кисель из вишни за десятку, слоеные пирожки в ассортименте…
Чащин сидел за квадратным столом на четырех человек. Остальные три места занимали молодые люди, мало чем от него отличающиеся – деловые костюмы, аккуратные прически, галстуки традиционно во время обеда засунуты между пуговиц белых рубашек, чтоб не залезли в суп… Этих молодых людей, как и большинство остальных посетителей столовой,
Чащин знал в лицо, но где работают, как их зовут, никогда не интересовался. Да и что интересного?..
– Как, Юр, обживаешься? – спрашивал один, лет двадцати пяти, рыжеватый, плотненький и, видимо, очень по жизни энергичный. – Давно тебя что-то не видели…
– Да сложно, сложно пока, – уныло отвечал другой, темноволосый, сухощавый. – Вилы, если честно.
– М-м! Зато, слышали, и зарплата недетская.
– До нее дотянуть надо…
– Я тут читал, – вступил третий, тоже чернявый, с родинкой над левой ноздрей, – что если за двадцать дней не адаптируешься к новому месту, то это сто процентов уже все. Дальше сплошные косяки, стрессы и в итоге…
– А ты сколько там, Юр? – перебил рыжеватый.
– Я… Две недели ровно.
– Это, значит, четырнадцать дней.
– Десять рабочих, – скороговоркой поправил сухощавый.
– Ну, так или иначе – экватор.
– Критический момент, – подтвердил с родинкой. – Не впишешься в систему, в коллектив – и писец.
Сухощавый перестал есть:
– Обживусь, думаю. Притрусь.
– Смотри, Юрик, это все может плачевно кончиться…
Эти двое – рыжеватый и с родинкой – явно издевались над знакомым, наверняка бывшим своим сослуживцем, мстя за то, что устроился на более денежное место. А тот верил и пугался все больше. Сидел над полупустой тарелкой рыбного супа и ловил каждое слово про свой кризисный момент. Смотреть на него было больно…
– А как там, – наконец тихо, жалобно поинтересовался, – замену мне подобрали?
– П-ху! – чуть не подавился рыжеватый. – Естественно. Такая девочка теперь сидит!.. МГУ закончила, полтора года в Англии стажировалась.
Ас, короче!.. Нет, Юрка, обратно тебе путь заказан. Сто пудов.
– Палыч на тебя злой, – добавил с родинкой. – Зря ты так свалил, со скандалом.
– Зря, зря, Юрий. Даже не знаю… – Рыжеватый поставил на пустую суповую тарелку тарелку со вторым. – Так вот люди и становятся продавцами на Горбухе. За лучшим рванут, обломаются, а потом – на дно.
– А что делать, ребята? – сухощавый чуть не плакал. – А?.. А?
Ребята не отвечали, уверенно отрезали кусочки от свиной отбивной, отправляли в рот, жевали.
Чувствуя приятную ленивость после сытного обеда, Чащин выкурил сигарету в холле. Заодно полюбовался ровными плиточками колен Наташи из отдела музеев, галерей и экспозиций… Наташа курила в кресле напротив, откровенно тяготилась его молчанием, и Чащину захотелось сказать что-нибудь остроумное, такое, чтобы она посмеялась. Но не нашел подходящего, бросил окурок в урну, пошел к себе.
