Наталья Копсова - Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов
Любимую вороную кобылку с аккуратной челочкой, белой звездочкой на лбу, в белых гамашах на бабках стройненьких невысоких ножек звали Дочкой. Ей еще и двух лет не исполнилось, и была лошадка резвой, веселой, спокойно-надежной и очень ласковой. В жизни своей я не встречала более ласкового создания ни до нее, ни после. Для Дочки у меня всегда был припасен либо сахарок, либо кусочек черного хлеба с солью. Шустрая моя подружка мягко касалась теплыми милыми губами моих рук, грациозно-кокетливо изгибала круп, поводила ровненькими ушками, довольно постукивала передним копытом и приветственно помахивала красиво стриженным девичьим хвостом, словно бы веером в дворянском собрании. На ней я обожала гонять вдоль и поперек посаженных еще в прошлом веке липовых аллей – последнем напоминании о давным-давно сожженном дворянском поместье и воображать себя прекрасной принцессой-амазонкой. Собачки мои резво и весело гонялись за игривой Дочкой; повизгивая, подвывая от великой собачьей радости, а иногда выдавая сиплый кашель вместо лая. Ни с чем не сравнимое чувство ликующего восторга при каждом подскоке в седле, при каждом Дочкином переборе-переступе копытцами привычно охватывало без остатка всю душу и все тело.
Ветер, такой гордый и сильный и ласковый, порывами бил в лицо, и, вторя ему, тело мое в унисон заливали горячие волны света, особенно жаркие с внутренней стороны бедер, там, где ближе к седлу. Душа же словно бы со стоном освобождения вырывалась наружу и начинала парить рядом, одновременно сверху, сбоку и впереди. Я же сама принималась как можно громче вопить всегда одну и ту же песню:
«А ну-ка песню нам пропой,Веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер.Поля и горы ты обшарил все на светеИ все на свете песенки слыхал.Спой нам, ветер, про дикие горы,Про глубокие тайны морей,Про птичьи разговоры, про синие просторы,Про смелых и больших людей».
Ах, Дочка-Дочка! Как мне отчаянно помнится твоя густая жесткая гривка-брюнетка; нежная морда с большими томно-влажными глазами и горделиво раздутыми, четко очерченными, крупными ноздрями. Помню фонтан счастья и восторженное желание жить, и свист ветра в ушах и бешено, как у истой ведьмы, нимбом вокруг головы развевающиеся длинные прямые волосы, на солнце выгорающие до цвета соломы, и свою большую «ковбойскую» шляпу, вечно съезжавшую на затылок. Горячие слезы счастья каждый раз закипали на глазах, и хотелось от широты души расцеловаться со всем многогранным, сверкающим миром вокруг. Каждая камышинка, каждый солнечный зайчик, лучик и блик сквозь кружево листвы и даже каждая квакающая жабушка заслуживали своего отдельного поцелуя. В самом деле становилось кристально ясно, что окружающие лягушки не просто противно жалуются на тяготы беспросветной болотной жизни «ква-ква-ква», но поют романтические серенады о вечной любви к болоту и друг к дружке.
После буйства скачек мне всегда надо было хотя бы чуть-чуть полежать на мягкой, теплой, упоительно пахнущей травушке-муравушке, а иногда я даже засыпала. В городе похожее состояние полного слияния с миром я испытывала лишь при кручениях-верчениях на самых «крутых» каруселях своего времени, но больше двадцати минут кататься все равно не давали, ведь другие дети тоже хотели и ждали своей очереди.
Лошадку иногда разрешали пригнать и к вечеру, когда и она, и я, и собачки с родословной волков становились несколько обессиленными и притомленными, но при этом все равно оставались веселыми. Тогда же, в минуты отдыха и прощания, я благодарно зарывалась лицом в Дочкину шерстяную гривку и принималась шептать ей на ухо разные ласковые слова и признания в любви. Кобылка грациозно-пылко вздрагивала и доверчиво поводила остроконечными ушками под моими еще тонкими-тонкими, юными девичьими пальцами.
Я никогда не опасалась упасть с коня. Просто интуитивно чувствовала, что такое никогда не произойдет, но если и случится, то моя Дочка точно успеет оценить обстановку куда раньше меня и выберет для позорного падения самое мягкое в лесу место с мохнатым мхом или высокой густой травой. Я же сама научилась степной монгольской посадке. Со стороны такая посадка смотрится совсем не элегантно, ну да кто меня видел-то? А разве монгол мог бояться упасть со своего разгоряченного боевого коня? Он просто сливался с ним в одно-единое существо, становясь кентавром. Смешно было бы видеть, если торс кентавра вдруг ни с того ни с сего отделился бы от лошадиного крупа и свалился под высекающие искры копыта.
Только бабушке такое могло прийти в голову! «Голову себе сломаешь в один прекрасный день, наказание господне! Вот угораздило же родиться такому сорванцу, а еще девочка», – громко принималась она причитать, едва я появлялась на пороге родного дома. Но даже бабуся, почти каждый раз бубнящая о лоснящейся после лошадиного пота, плохо отстирываемой одежде, не могла надолго испортить моего настроения.
Глава 6
Попутчик-джентльмен в голубом неожиданно возник в проходе из салона бизнес-класса и что-то спросил у принявшейся отчаянно строить ему глазки стюардессы. Я не видела его при посадке на наш рейс и, слегка удивившись появлению доброго господина, любезно улыбнулась, приветливым кивком головы еще раз поблагодарив за щедрый жест в кафетерии. Добрый господин вальяжной походкой направился по проходу прямиком ко мне; в его породистом высокоскулом лице, в копне вьющихся темных волос было что-то отчаянно живописное – он как бы сошел с художественного полотна эпохи итальянского романтизма. При всей манерности сдержанно-аристократического облика этого мужчины чувствовалось, как бурлят и рвутся наружу кипучие и могучие, скорее всего кавказские крови, со всей очевидностью не дающие возможности даже на короткое время стать равнодушным к прекрасному полу. Дамы, со всей очевидностью, отвечали взаимностью на так им льстящие горячность и пылкость, тщательно маскируемые просто до невозможного приличными манерами.
– Все хотел сделать вам просто само собой напрашивающийся комплимент. От вас исходит прямо божественное сияние. Эта одежда идет необыкновенно к вашим роскошным золотым волосам: ярко-желтые брюки и лимонного цвета блузка. А синие-синие глаза цвета неба и моря в Испании удивительно оттеняются миндалевидными бирюзовыми серьгами, вторящими необычному разрезу ваших глаз. Разрешите представиться: Николай Татаринов – дипломат. В Испании долго работал, поэтому о тамошних море, небе и погоде знаю не понаслышке. Там же подружился с интереснейшим норвежским путешественником Туром Хейердалом, который как раз тогда жил на Тенерифе. Не желаете ли переместиться в салон первого класса и немножко поболтать? Здесь несколько тесновато для ваших по-королевски длинных ног, а там я скучаю один, совсем-совсем один.
Чуть пошутив, дипломат просто, приятно и человечно, с необыкновенно открытой добродушной улыбкой, посмеялся над собой и дружеским галантным жестом предложил мне руку помочь поднять с кресла затекшие от долгого сидения части тела. Его манеры и жесты действительно были выше любых похвал. Этот человек располагал к себе – недаром дипломат, видно, их здорово учат. Я подумала: «Почему бы и нет до Москвы?» – и с легким сердцем переместилась в более просторное помещение.
Мы заказали красного вина и минеральной воды и начали болтать о творчестве архитектора Оскара Нимейера, о котором я не так давно прочитала книжку.
Та самая рыжеволосая бортпроводница в кокетливой цветастенькой шальке на плечах поверх синей форменной одежды и плетеных серебряных туфельках на тоненьких шпильках, которые эмансипированные западные женщины не то что на такую суетливую работу не наденут, но даже на бал в королевский дворец и то поленятся, павой подплыла к орлом на меня глядевшему как раз в эти мгновения Николаю и прямо в самое его ухо очень тихо прошептала-попросила куда-то с нею пойти.
Куда именно, я расслышать не сумела, но по всему вроде бы в кабину пилотов. Лицо моего, еще секунду назад столь веселого попутчика сразу напряглось и приняло вид серьезный и озабоченный. Он извинился передо мной и быстро пошел вперед по проходу вслед за весьма преувеличенно качающей тощими бедрами рыжей.
Вначале я думала, что Николай вернется довольно скоро. Однако прошло почти сорок минут, уже я и все другие пассажиры успели отобедать, а галантный дипломат как в воду канул. Стало даже интересно, что же это так мужчину задерживает, ведь стюардесса наша уже несколько раз продефилировала туда-сюда. Едва ли этот Николай спрыгнул отсюда с парашютом и пропал навсегда с концами… Но ведь чем-то этаким он как раз сейчас занят, раз так сильно задерживается… Перед посадкой-то кавалер мой обратно появится? Уж не иначе как его попросили провести какие-нибудь срочные переговоры, например, с захватившими самолет террористами. Ведь именно дипломаты умеют убеждать и уговаривать профессионально… Ничего другого тут просто не придумаешь…
