Максим Осипов - Грех жаловаться
– Все верно, все верно. Но стоит лишь высказаться в таком духе – про лук, картошечку, – и уже хочется управлять мыслями людей.
– А дальше – «выезд ваш в настоящее время нецелесообразен». И старушек не лечили. Да, нужны новые идеи. Идеология. Простая. Как, знаешь: не будете принимать аспирин, будут тромбы, инфаркт, инсульт.
– Император Константин и жена его Конституция.
– Свобода, равенство, братство. Борьба за счастье человечества.
– Мир хижинам, война дворцам.
– Потом – «Жить не по лжи», потом гласность: народ узнает правду, и все наладится, и Запад нам поможет. Все ребята вокруг меня жили этим чувством. Знали: если наступит демократия, все автоматически станет лучше, в первую очередь – искусства, науки, медицина, ибо народ наш талантлив беспредельно. При этом относились к так называемому «народу» или с восторгом, или с презрением, но как к чему-то совсем чуждому. Еще была идейка на моей памяти: законы, вообще-то, ничего, главное их соблюдать. А законы и были говно, за хищение социалистической собственности – расстрел, и никто их не знал, и соблюдать не собирался.
– Да уж, было что сказать мальчику. Что за мальчик?
– Есть такие – хотят учиться, их дразнят «ботаниками», жить не дают, бьют. Во многих школах немодно чему-либо учиться. Надо мальчика поддержать, а то он тоже станет курить, материться, хотя и половины слов не понимает. Потеряет уязвимость: «А я пред чудом женских рук, / Спины, и плеч, и шеи…» Научится спокойно просить у продавщицы презервативы. Разве это может быть нестыдно? Понятно, о чем я?
– Говори, говори.
– Счастье, если у мальчика рано проявится талант к чему-нибудь определенному, например к музыке или математике, если его заметят. Но талант к живописи, или литературе, или биологии проявляется много позже. Представляешь, скольким мальчикам не дают состояться, сколько их становится «как все»? Самые ужасные вещи делаются, чтобы быть «как все», из следования моде. Один замечательный священник, ты знаешь, мне говорил: «Чтобы бы я делал у Креста? Стоял бы, смотрел или кричал: „Распни!»«. Так что трудно быть самостоятельным. Никто не самостоятелен. Даже Пушкин.
– При чем тут Пушкин?
– Разве есть кто-нибудь самостоятельнее Пушкина? Но женился-то он, в сущности, на топ-модели. Вот пушкинские героини: Людмила, потом Татьяна, потом Клеопатра-Вольская, вдова по разводу. А женился – на Людмиле, и дело не в том, что «простая». Бывают хорошие простые и плохие простые. Слушай, я стишок сочинил: Давно между славян ведется спор, / Кто виноват, что делать, чья взяла: / Дала Дантесу или не дала, / И далеко ли до Луёвых гор.
– Мило. Брат Левушка, кстати, нашел себе такую же. В Болдино есть ее портрет.
– Вот видишь. Ладно, давай дальше. Живем себе, живем. «Ну как? – спрашиваем. – История продолжилась? Свершается что-нибудь великое?» – «Нет, – отвечают, – на вашу долю – только ложь и пошлость». Либо пошлость, либо фашизм. Пожалуй, фашизм – не совсем точно…
– Предложи еще определить понятия.
– Скажем – националистическая идея: людям одной национальности лучше жить вместе и без чужих. Но такое есть и в Ветхом Завете, идея эта сильная и старая. А новых не видно. Один честный демократ мне говорил: мы устали от зла, от социального зла, в котором участвовали последние десять—пятнадцать лет, мы готовы к приходу диктатора, повозмущаемся, но в общем испытаем облегчение. Все обрыдло, мы устали, мы обременены. И Запад уже не тот, что был, когда мы его впервые увидели. Хотим наказания, как расшалившиеся дети.
– Я не хочу наказания. Ни для себя, ни для нас.
– Ты не хочешь. Но многие знают, что пора их посечь. Одним надо решить сиюминутные задачи, другим проще снова жить вдоль оси госбезопасность– диссиденты, особенно тем, кто такой исход предсказывал: важнее оказаться правым, чем живым.
– Послушать тебя, ты одинаково далек и от демократов, и от фашистов.
– Знаешь, несколько лет назад я был в свободном Казахстане. На таможне меня унизительно обыскали: «брат, братишка…» В Средней Азии чудится, что у всех этих улыбчивых людей в кармане складной нож: шире улыбка – длиннее лезвие. И был я во множестве западных контор, даже во Всемирном банке – олицетворении западного… не знаю чего. Тоже отвратительно, но иначе. Словечки гадки и пахнут сортирным освежителем, зато ножа в кармане нет. Вот я и выбираю демократов. Но мы решаем, не за кого голосовать, а как быть.
– Все-таки – не только пошлость и фашизм. Живут себе мальчики и девочки, читают книжки, ходят с рюкзачками, ничего такого иметь не хотят. Сидят в интернет-кафешках, пишут в ЖЖ, стараются никому не мешать, никого не судить. Мальчики бегают от армии, девочки не слишком жаждут замуж. Славные ребята.
– На Западе все это было много лет назад, хоть и без Интернета, почитай «Фрэнни и Зуи». Я люблю Сэлинджера, все любят. Знаешь, чем нехорош ЖЖ? Все занимаются самовыражением, но личностей-то почти нет, а потому выражают общее, в сущности, – одинаковое. Надо говорить о предмете, ни о чем другом, тогда может выйти оригинально.
– А кумир их – Пригов.
– Юность – это возмездие, / И зрелость – это возмездие, / А старость – не радость.
– Занятно.
– Читал тут недавно одного литературоведа из его компании. Очень напоминает патологоанатомов, которые, вскрывая труп, не кладут органы на предназначенные им места: покойнику, мол, какая разница? Нет уважения перед сложностью организма, не ими созданного. Над вымыслом слезами не обольются. Кстати, несмотря на уверения, что запретных тем и вопросов не бывает, некоторые вещи невозможны: например, утверждать и думать, что истина есть и нужна людям. Выходит, весь двадцатый век мы паразитировали на одной великой идее – коммунистической.
– Христианство?
– Христианство – не социальная идея, а когда его применяют в этом качестве, сваливаются в фашизм. Отчего, как ты думаешь, неплохие и неглупые люди становятся фашистами?
– От любви к силе.
– А главное – оттого, что «humankind cannot bear very much reality». Элиот. «Человекам невмочь, когда жизнь реальна сверх меры». Что-то такое.
– Не «жизнь реальна», а реальности чересчур.
– Пусть будет: «Человек не способен снести преизбыточность жизни». Нет сил вместить в себя и закат над морем, и Освенцим, и стихи, и предельность, смертность родителей и… много чего еще. Пусто без социальной идеи. Мы, что-то пишущие, о чем-то пробующие думать, превратились в невропатологов. Ты, впрочем, ничего не пишешь.
– Копыто не раздвоено. Почему в невропатологов?
– Ставим диагнозы, а что с этим делать, неизвестно. Пейте витамины. Нечего нам сказать мальчику. Скоро снова будем болеть за чужие команды, снова сомнительные типы станут симпатичны, потому что свои, потому что ловко нахамили начальству, снова будем слышать-видеть-читать одно и то же.
– А мальчику между тем говорят: «Обогащайся, и всем вокруг станет лучше».
– Еще пародия. «Спасись сам, и тысячи спасутся вокруг тебя».
– Это откуда?
– Не помню. Не важно.
Иметь или быть
– Давай, не томи, ты что-то придумал.
– Да. Есть книжка «Иметь или быть».
– Фромм.
– Да. Нам существенно только название. Так вот, начальство нам теперь вовсю разрешает иметь, но не дает быть. Врачи уходят из медицины продавать лекарства, физики уходят из физики и тоже начинают чем-нибудь торговать. «Работать бесплатно аморально» – вот такая этика. Молодые люди поголовно учатся на юристов или экономистов.
– Это не начальство устроило. Не только начальство. Дух времени, века. Мода.
– Как угодно. Разве мы против иметь? Но чтобы радоваться, чтобы жить, надо быть. Не доктором наук, а ученым. Не лауреатом, а хорошо играть на скрипке. Ясно?
– Да, ясно. Но это, как бы помягче выразиться, не новость.
– Не новость, хотя кое для кого и это новость. Кое-кто до сих пор повторяет: «Надо сперва накормить народ, а уж потом…»
– Суп с котом.
– С другом родителей была такая история. Он ровно это – про «накормить» – заявил Тимофееву-Ресовскому. И знаешь, что тот ему ответил, прямо на семинаре? «Поцелуйте меня в жопу».
– Ух ты! Сейчас он бы сказал: «Засуньте это себе в ЖЖ».
– Возможно, возможно… Мы отвлеклись. Итак, чтобы быть, надо служить. Это ясно?
– Пусть. А чему служить?
– Служить – ценностям. Мы призваны к служенью – вот что надо сказать мальчику.
– А мальчик ответит: сложенью, умноженью, представьте себе, представьте себе…
– Для провозвестника истины сойдет и шутовской колпак.
– Ты предпочел бы терновый венец.
– Не дразнись.
– Служить – это и есть интеллигентность?
– Не только. Не знаю. Давай оставим это. И перейдем к списку ценностей.
– Они задаются раз и навсегда?
– Навсегда ничего не бывает. Но, в общем, да. Раз и навсегда.
– А кем задаются?
– Как кем? Мной. Если захочешь – и тобой. Но ничего менять уже будет нельзя. Так вот, ценностей восемь.
