Людмила Улицкая - Истории про зверей и людей (сборник)
Обычно все поскальзываются на банановой кожуре, в крайнем случае на апельсиновой, но где их взять в нашей средней полосе, где не растут ни бананы, ни апельсины, а до магазина очень далеко. С яблоками дело тоже обстояло не блестяще, но как раз накануне Михеев сам же побаловал деток и принёс полтора килограмма яблок белый налив. Вот сороконожки и разбросали по полу яблочную кожуру — другой-то не было.
Так и произошло несчастье: Михеев поскользнулся, кастрюля с кипятком выпала из его лап, и он обварился с ног до головы. Он издал дикий вопль и запрыгал по всему дому от ужасной боли.
Теперь, когда Михеев нуждался в лечении гораздо больше, чем Антверпен, воробей совершенно забыл, как отвратительно он чувствовал себя всего минуту тому назад. И он взялся за лечение кота: расстелил чистую простыню, уложил на неё стонущего Михеева и стал его обмазывать соком столетника. Вася только подставлял всё новые и новые листики, чтобы воробей их отклёвывал и прикладывал к ожогам. И всю эту процедуру Антверпен проделал героически — одним крылом. Второе, с компрессом из Васиного сока, бессильно болталось и только мешало ему.
Вася, сидя в своём горшке, не мог сдержать слез и причитал не переставая — за что ему такое несчастье, почему он родился жалким растением, у которого нет ни рук, ни ног, чтобы помочь своим друзьям в беде. Друзья утешали его как могли: Антверпен говорил, что не встречал ни среди животных, ни среди растений такого образованного и такого благородного существа, а Михеев сквозь стоны слабым голосом сказал, что он особенно любит его именно за то, что он растение и что его зелёный цвет такого редкого и прекрасного оттенка, какой не встречается у птиц и животных, даже у африканских: у лягушек, к примеру, противный грязноватый оттенок, а зелёная окраска попугая нестерпимо вульгарна.
Антверпен тем временем отклёвывал от Васи по листику, пока не обнаружил, что от Васи почти ничего не осталось: всего один маленький лист торчал из земли!
Неумытые сороконожки, оставшись без надзора взрослых, заснули прямо на столе, среди грязной посуды…
Глава 9
Малыши проснулись и подняли страшный шум — просили есть. Михеев был так измучен ожогами, что и хвостом шевельнуть не мог. Антверпен закряхтел в своей клеточке и вылез, волоча больное крыло, чтобы приготовить завтрак. Молока не было. Но рюкзак с зерном стоял у двери, и на несколько дней еды сороконожкам должно было хватить. Пока воробей, шатаясь от слабости, варил детям кашу на воде, они дружно били ложками по столу и кричали: «Каши! Каши! Каши!»
Антверпен, из последних сил мешая кашу, обратился за помощью к другу:
— Вася, объясни им, пожалуйста, что сырые зёрна вредны для детского пищеварения. — Антверпен обернулся к Васе, чтобы получить от него поддержку но — о боже! — Васи в горшке не было. Почти не было.
Вместо пышного зелёного куста в горшке торчал один-единственный, усохший за ночь листик.
— Погиб! — завопил Антверпен. — Вася погиб! Вася засох! О горе! Он отдал все свои прекрасные, толстые, здоровые листики, чтобы вылечить Михеева, а себе для жизни оставил один-единственный листик, и теперь он погиб! Умер бедный наш друг!
Михеев заплакал на печке. Но он был так слаб, ожоги вызывали такую ужасную боль, что он не мог встать.
— Он умер, — сказал один из малышей.
— Надо посмотреть, как это, — сказал другой.
Один за другим они влезли на подоконник и заглянули в горшок: вместо могучего рослого столетника с множеством толстых листьев в середине горшка торчала какая-то сухая закорючка.
Горько плакал Михеев, облепленный целебными листьями.
— Он умер из-за меня! Он отдал все свои листья, чтобы залечить мои раны!
Антверпен хотел сказать что-то утешительное, но ему ничего не приходило в голову.
Зато один из малышей, наверное, самый смелый, сказал:
— Не плачь, Михеев. Он умер из-за нас. Ты не виноват. Это мы нарочно разбросали яблочную кожуру, потому что хотелось посмотреть, как ты шлёпнешься.
— Это ты хотел, чтобы Михеев шлёпнулся? — спросил Антверпен у самого смелого, но он сразу же пискнул: «Не я!» и спрятался среди братцев и сестёр.
— Так кто же из вас хотел, чтобы Михеев шлёпнулся? — спросил поражённый Антверпен. Малыши закричали вразнобой:
— Не я! Не я! Все хотели! Никто не хотел! Все! Мы все кидали кожуру! Я не кидал! Ты кидал! Мы все кидали!
«Как они напоминают мне моих братьев, — подумал с грустью Антверпен. — Такая же злая толпа».
— Не ругай их, Антверпен. Это несчастный случай, и я виноват во всём сам. Бедный наш Вася! — прошептал с печи Михеев слабеющим голосом.
— Только не умирай, — взмолился Антверпен. — Прошу тебя, не умирай.
— Если я умру, похорони меня рядом с нашим другом Васей, — раздался с печи голос Михеева.
— Тогда я и сам умру от горя! — воскликнул Антверпен. И тут раздался дружный рёв малышей-сороконожек.
— Но мы не хотим, чтобы все умерли! — закричал один.
— А кто принесёт нам поесть? Антверпен, не умирай! — закричал второй.
— А кто принесёт молоко? Михеев, не умирай! — закричал третий.
— Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! — закричал четвёртый.
— И вообще — где наша мама? — заплакал пятый. И тут все они вспомнили, что давно не видели маму Марью Семёновну. И подняли такой крик, какого ещё никто не слышал. Они пищали, скулили, ревели, рыдали и выли. Они не вспоминали про маму все эти дни, но вдруг оказалось, что она им очень нужна.
А мама Марья Семёновна уже неслась на всех сорока ножках по дорожке к дому на предельной скорости. На спине она тащила огромную толстую книгу, на которой было написано: «Как воспитывать непослушных детей». И к дому она поспела как раз в ту минуту, когда вопли её детей достигли предельной громкости.
— О боже! — тихо произнесла Марья Семёновна. — Что тут происходит?
Дети облепили её со всех сторон, тянулись к ней всеми своими ножками и мордочками, чтобы поцеловать измученную длинной дорогой и тяжёлой поклажей маму.
— Ужасные новости! Умер Вася! Михеев обварился кипятком и тоже собирается умирать! И Антверпен обещал умереть! Мамочка! Как хорошо, что ты пришла!
Глава 10
Пo настоянию Марьи Семёновны останки Васи вместе с цветочным горшком похоронили прямо во дворе. Зарыли в землю и сверху насыпали могильный холмик. Книгу по педагогике положили на подоконнике рядом с Энциклопедией, но — увы! — никто теперь не мог прочитать столь нужную книгу: Антверпен не успел научиться читать, а Михеев хотя и знал пять букв, но этого было явно недостаточно. Не говоря уже о том, что он лежал на печи и стонал — ему было всё хуже и хуже.
И тут Марья Семёновна проявила неожиданную сообразительность и твёрдость характера — собрала всех своих детей и сказала им буквально следующее:
— Михеева надо лечить. Васи теперь нет с нами, но вокруг нашего дома несметные заросли ромашки, а ромашка, как говорил Вася, растение лекарственное. Так что все быстро за дело — собирать ромашки!
Конечно, в это трудно поверить: маленькие сороконожки бросились со всех ног на промысел. За час они набрали целую кастрюлю цветков. Марья Семёновна с Антверпеном приготовили отвар и сделали Михееву огромный компресс на голову, на спину на живот, на все четыре лапы и на хвост. И Михееву стало чуть-чуть лучше. Утром сороконожки снова набрали кастрюлю ромашки, и снова было сварено лекарство и сделан новый компресс, и Михееву стало ещё немного лучше…
К счастью, пошли дожди, и теперь Антверпену не надо было далеко летать за водой, потому что бочка наполнилась свежей водой, она вполне годилась и для компрессов, и для питья.
К концу недели Михеев спустился с печи. Выглядел он ужасно: старая шерсть почти вся сошла, а новая только пробивалась.
Но уже было видно, что новая шерсть вырастет и лысым на всю жизнь он не останется. Первый день он ходил по дому, а на второй вышел за порог — взглянуть на могилу Васи. Утирая скупые кошачьи слезы, Михеев подошёл к могильному холмику…
Хотите — верьте, хотите — нет! В это действительно трудно поверить: в самой середине могильного холма вырос маленький столетник!
— Вася! — воскликнул Михеев. — Ты ли это?
— Уа! Уа! — раздалось в ответ.
Антверпен, у которого только-только начало заживать вывихнутое крыло, от неожиданности взлетел на забор.
— Это Вася! — чирикнул он. — Вася снова вырос!
— Уа! Ва-ва! — пролепетал маленький столетник. Прибежали все сороконожки во главе с Марьей Семёновной и подняли радостный крик:
— Вася! Наш Вася не умер! Он вернулся!
— Всё дело в корешке, — объяснил Михеев. — Он же растение, и он снова вырос из старого корешка. Как хорошо быть растением!
— Вася! Мы больше не будем разбрасывать яблочную кожуру! — дружно закричали сороконожки.
