Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман

Несколько секунд они так и стояли возле красно-синего стенда информации, а потом Елена еле заметно кивнула в знак согласия, и Федор отпустил ее плечи.

Вскоре они уже поднялись по эскалатору, и вышли на оживленную в этот день Автозаводскую улицу. Разразившийся кризис начал постепенно проявляться не только в магазинах, но и на улицах. Все хотели свалить Дракона – и не только изнутри, но и снаружи, усугубив санкции. Вчерашний мусор, собранный, однако в пакеты, не вывезли. А стекло у разбитой автобусной остановке так никто и не подмел.

– Знаешь, у нас есть еще полчаса. – произнес Федор, когда, оказавшись на свежем воздухе, Елена по-деловому направилась в сторону префектуры, расположенной неподалеку. – Так что предлагаю не торопиться.

Она сбавила темп. И Федор решил поделиться с ней своими последними наблюдениями.

– Ты знаешь, на самом деле это очень интересная теория, о которой нам тогда рассказывал человек в ДК. Может быть, даже мы сможем освоить некоторые приемы, когда с ним разберемся.

– Какая еще теория?

– Теория о том, что человек не может подумать ни о чем, для чего в языке нет слова, и о том, что все, для чего есть слова, неожиданно оказывается реальностью, даже если доказать, что на самом деле в природе этого нет.

– И что же?

– Я нашел несколько психолингвистических форумов в Интернете. На форуме Национальной комиссии по русскому языку меня сразу забанили, а на других я попытался сформулировать эту теорию своими словами. У меня это плохо получилось, но некоторые пользователи вроде поняли меня правильно. Они начали называть слова из других языков, и я, слушая их значения, начал понимать, что многие вещи для них были реальностью, а мы этого просто не замечаем. Ну вот смотри. – Федор на секунду остановился и зажмурился, чтобы вспомнить первое из них. – В японском языке есть такие слова как. «баккушан». «кайакумама» и. «тсудоку». Первое – девушка, которая выглядит сзади шикарно, но оказывается страшненькой спереди. Второе – мама, которая неустанно толкает своих детей к успеваемости. А третье – купить книгу, но не дочитать её до конца. Представляешь? Я никогда не обращал внимания на эти явления, но, когда эти слова названы, я понимаю, что не все страшненькие девушки – страшненькие. Есть градация. Часть из них – баккушаночки. И не все книги хлам. Некоторые из них – тсудочные – выглядят интересно, а хлам у них только внутри.

Елена не особо проявляла интереса к этой теме. Оставалось только догадываться, что вообще прибудило ее пойти в тот день в Дом культуры. Так же и сейчас она молча и неторопливо шла вдоль Автозаводской к пешеходному переходу, совершенно не проявляя никаких эмоций по поводу услышанного.

– Что думаешь?

– Ничего не думаю. Сейчас для этого не время, – меланхолично произнесла она. – К тому же теория ничего не объясняет.

– Ты погоди, это первый этап. Я много думал на эту тему прошлой ночью. Смотри: он говорил, что также можно показывать вещи, называя их определенными словами, а можно прятать, скрывая названия.

– Заставлять людей слава забывать, что ли?

– Ну почти. Во-первых, да, можно извлекать слова из словарей и из обихода. Я тут вспомнил лекцию по истории металлургии. Наш препод говорил, что, когда коммунисты сто лет назад пришли к власти, они принялись строить промышленную индустрию по всему СССР. А общество тогда было аграрным, связанным с землей и способами его обработки. Это значит много детей, ведь дети – это новые рабочие руки, больше земли надо обработать. Ну и немобильность. Ты же к земле привязан – сиди и паши, никуда не ходи. Коммунистам потребовались новые люди, которые женятся поздно, рожают мало, а сами способны ездить по всей стране по всяким этим. «стройкам века», короче. Ну и новый образ жизни не включал в себя всякие развитые родственные связи. Это то, о чем тот лектор и говорил: мы утратили большую часть родственников, просто забыв, как они называются.

Серебренникова тяжело вздохнула:

– Сложновато как-то, не находишь?

– Смотря какая цель. Ради некоторых целей и не на такое пойдешь.

– А во-вторых?

– А во-вторых, – Федор надолго задумался, вспоминая свою первую мысль, возникшую прошлой ночью. – Во-вторых, скрыть можно не только что-то спрятав, но и замаскировав под что-то другое. Основы камуфляжа. Все, что мы делаем или говорим, на самом деле это не совсем то же самое, что мы на самом деле делаем или говорим. Это как бы политкорректность. Чтобы не обидеть человека. Я сам вчера до этого дошел. Ко мне вечером подошел пьяница и говорит: «Дай десять рублей на лекарства». Он же не лекарства хотел купить. Он хотел купить выпить. И знак подал соответствующий, чтобы выглядеть лицеприятно. А я ему ответил, что не подаю по средам. Тоже как бы знак подал, что на водку не дам. И вот все общение между людьми происходит в виде знаков. Девушка говорит: «Я с тобой в кино не пойду». Это значит, что не переспит с ним. Работник говорит: «Чтобы выполнить эту работу, надо сперва провести комплексную оценку ресурсов». Это значит, что делать эту работу лень, и смысла никакого в ней нет. Мама говорит: «Дочь, не пора ли тебе замуж?». Это значит: «Дочь, может хватит сидеть на моей шее, найди работу и конуру, где будешь жить».

– Да, мама так говорит, – рассмеялась Елена. Даже прикрыла ладошкой рот, чтобы соблюсти приличия.

– Но если человек не подает знак, то он ничего не хочет сказать. И то, что он мог бы назвать словом, перестает существовать для собеседника только потому, что на это нет никакой ссылки. Никакого знака, который должен был бы прозвучать, но не прозвучал. Понимаешь?

– Нет! – твердо ответила Серебренникова.

А потом показала пальцем на светло-бежевое трехэтажное здание с полукруглым фасадом, спрятанное среди голубых елей. От пешеходной зоны его отделял чугунный забор, стилизованный под ряд из копей с серебряными наконечниками. За забором прогуливалось два человека в деловых костюмах, а в ворота въезжал автомобиль серии «УАЗ-Трофи» с правительственными номерами – недавно запущенная в серийное производство тачка для чиновников. Как раз знак того, что у Новиковой, возможно, есть проблемы посерьезнее, чем два болтливых и неуемно любопытных студента с нелепой просьбой.

Федор и Лена молча перешли дорогу и оказались между автобусной остановкой, за которой виднелся новенький жилой дом, и забором префектуры.

– Им не до нас, похоже, – наконец-то произнесла Елена.

– Да плевать, – ответил Федор, хотя подсознательно понимал, что она права. – Мы записались на прием, значит примут. Ну, может в коридоре проторчим на полчаса дольше. Но должны принять!

Девушка только фыркнула, а потом уверенно направилась ко входу. Федор замешкался. На одной из балок забора висел рекламный листок, один из тех, что нищие и начинающие фирмы лепят куда ни попадя – на столбы, остановки, стены жилых домов – чтобы привлечь хоть какого-то клиента. Какое-то немыслимое отчаяние и экономическое бедствие заставило расклейщика метить ей административное здание. Надпись гласила: «Твоя жизнь изменится в сентябре! Горячие путевки на Шри-Ланку». Знаком чего была эта реклама, Федор тогда не понял.

Вскоре он догнал девушку, и они вместе прошли сперва за забор, а затем и в здание префектуры. Пройдя все формальности и получив пропуск после названного порядкового номера, они оказались за кулисами. Становилось веселее.

Кабинет Энгельсины Новиковой располагался на втором этаже, недалеко от лестницы. Похоже, прием у нее – дело непопулярное, поэтому и скамеек возле двери никто не предусмотрел. Но, похоже, Елена и не собиралась ничего и никого ждать, она направилась прямо к двери, и Федор успел остановить ее в последний момент.

– Погоди.

– Ну чего еще?

Стрельцов и Серебренникова встали у стены напротив.

– Наша задача – выяснить фамилию лектора, который тогда выступал. Потому что, если что, это единственное, что у нас на него есть. Без фамилии мы ничего не найдем. А я, если честно, уже даже не помню, как он выглядел.

– Мы разве не за фамилией и пришли?

– Да, за ней, – согласился Федор. – Но я не уверен, что Новикова не с ним за одно. Если кто-то из нас проговорится зачем он нам нужен, у нас будут большие проблемы. Надо больше деликатности.

– Ага, то есть это уже не просто убийство по неосторожности. Это уже правительственный заговор? Мне тоже тяжело, Федя, но это уже все попахивает изрядным бредом!

– Тише, тише!

Федор попытался успокоить ее как мог. Даже за руку взял. Но Елена одернула руку, освобождаясь от его прикосновения.

– Я ничего у тебя не прошу, Леночка! Только узнаем фамилию, и все!

– Ладно.

Над кабинетом не висело никаких мигающих светильников с надписью «следующий посетитель» или «входите». Поэтому сразу не догадаешься, ждут их за дверью или нет.

Собравшись с духом, Федор взялся за серебряную ручку двери, сжал ее и повернул. И вот сперва он, а затем и его знакомая оказались в просторном кабинете, обрамленном книжными шкафами, посреди которого стоял большой дубовый стол. Во главе стола сидела невысокая хрупкая женщина, которая даже не обратила на них внимания. Она продолжала перебирать бумаги в тонких папках даже тогда, когда Федор сделал пару осторожных шагов в ее сторону.