…и его демоны - Лимонов Эдуард Вениаминович

Эдуард Лимонов

…и его демоны

Как он начал умирать

Вначале Данила сменил клавиатуру компьютера. Данила решил, что клавиатуру глючит, поскольку Председатель пожаловался, что внезапно появляются большой и жирный шрифты, выскакивают не те буквы, которые нужны.

Клавиатура стоила 1100 рублей, но смена клавиатуры не помогла. По совету мудрых спецов по Интернету они сменили браузер. Точнее, Данила менял, а он смотрел. Не помогла и смена браузера. Тогда поставили новую систему Windows. Ситуация не изменилась. Тут одновременно оказалось, что он смог остричь ногти на левой руке, но не может остричь на правой. Как он ни прилаживался вывезенными из Соединенных Штатов вечными маникюрными ножницами, дело происходило у окна, на холодной кухне, ножнички не подчинились и ногти не были срезаны.

Далее оказалось, что ему не удаётся завязать на «Док. Мартенс» шнурки, потом он запутался в брючных штанинах и в бессильной злобе извивался, как червяк, на кровати, а затем на полу.

А потом его охранники открыли, что он волочит левую ногу.

Тут-то Дмитрий и записал его на МРТ, посмотреть голову.

В морозный мартовский день поехали в прославленный квартал Рублёвского шоссе, где неожиданно дёшево делали МРТ.

Меланхолически разглядывая серую, все 50 оттенков серого, Москву, он размышлял, что, кажется, приближается его конец. И что он не готов.

Человек, столько навысказывавшийся о том, как нужно гордо встречать смерть («с вызовом»), оказался абсолютно не готов, между тем он и смерть стали опасно близки.

Даже не застрелишься, его жизнь профессионального радикального политика не позволяла содержать дома огнестрел, придётся бессильно ползать в ярости. Правда, демонстрируя этим своеобразный героизм отчаянья, однако героизм жертвы. Он более всего страшился стать жертвой, жертв презирал, и вот над ним зловеще надсмехались высшие силы. Он ожидал подлых выходок от современников-людей, а за ним стали охотиться сверху.

Его вели охранники, потому он не запомнил путь, помнит лишь, что пришлось выйти из «хуиндаи», что не к самому подъезду доставили. «Да и мать его!» — подумал он. «Чего теперь, будем заниматься тем, что преодолевать себя, несгибающегося или сгибающегося, но не в том направлении».

Он сдал очки и, опираясь на седовласую женщину (она ему предложила), пошёл в камеру, где стоял аппарат. Ему велели снять с себя все металлические вещи, он снял, забыл одно серебряное кольцо в кармане, лопнувшее, он носил его на счастье. Извлёк, отдал. Кольцо было родом из Душанбе, там ему кольцо и подарили. Полковник.

— Ложитесь на спину. Вот вам в руки шарик, если захотите остановить всё, стисните шарик. Вас будут атаковать звуками, множество скорее неприятных звуков. Всё будет продолжаться минут пятнадцать. Лучше закрыть глаза.

На самом деле это оказалась атака звуками, но и шумная атака зловещих демонов. И было налицо нагнетание давления демонов на него. О, как они завывали в разных ритмах! Как рычали саблезубо, как кровожадно хлюпали челюстями! Демоны устроили оргию, жорево, вызывая ужас, смятение и опять ужас.

Высокомерие демонов и их нахрапистая пёсья наглость не имели границ. Толстые голоса сменялись тонкими, поросячий визг — рычанием демонов-львов.

Он вытерпел. С его лица сняли пластмассовую маску, вернули очки, вошли его охранники и помогли ему надеть туфли (сам он уже не умел их надеть). Его препроводили в безалаберную неухоженную приёмную, где сидели две необъятные армянки — мать и дочь, сказали: «Ждите».

Пришла незнакомая доктор и принялась убеждать старшую армянку, что её плечо «не войдёт». Вышла ещё одна доктор и подтвердила, что «такое плечо не войдёт». Куда не войдет, Председатель исполкома независимой политической партии, он не понял. И ему не суждено было узнать, потому что вышла женщина со снимком его черепа, сделанным с помощью демоновских криков. Женщина стала взволнованно убеждать старшего группы охранников Дмитрия в том, что ему — Председателю — необходимо немедленно делать операцию. В мозгу у него гематома длиной в 142 мм и шириной в 38 миллиметров. Она давит на мозжечок, давит на полушарие, которое управляет левой половиной тела. Ещё чуть-чуть, и деформация мозга станет необратимой.

В этот именно момент он понял, что они зря сменили клавиатуру, зря меняли браузер и низачем поставили десятый Windows.

Тут вдруг включились запахи. Вообще-то он давно где-то утратил обоняние, не то на одной из военных дорог, не то в тюрьме, но вот включилось обоняние.

Пахло плохо. Пылью неухоженного помещения (а ещё Рублёвка!), обувью обеих армянских женщин, слабо несло откуда-то кислой капустой. «Там у них где-то в глубине столовая», — предположил он.

Нужно было искать нейрохирурга. Нужно было звонить, находить хотя бы тех, кто мог знать нейрохирургов. Поехали в квартиру Председателя.

Квартира за время его отсутствия стала полностью чужой. «Теперь все квартиры будут мне казаться чужими», — догадался он. «Тесная и подслеповатая», — подумал он.

Переворачивать листы самодельной телефонной книги правой рукой ещё было возможно. Книжка была потрёпанная. Спешно, рывками нервов переворачивал, поскольку было понятно, что время таки в этот раз воистину дорого, может стоить ему жизни.

Господи, сколько ненужных номеров телефонов он нацарапал за эти годы, прошедшие со времени, когда он впервые открыл эту, тогда ещё молодую и крепкую, тетрадь. 13 лет тому назад. Иные выцвели уже всеми цифрами, иные истёрлись и заплыли от бесчисленных прикосновений его пальцев. О доброй половине этих фамилий ему не было ничего известно, он начисто забыл, кто они такие — обладатели этих фамилий и цифр. Возле некоторых красным шариком ручки было выведено «мёртв» и стояли залихватские восклицательные знаки. Было такое впечатление, что его облегчало это «мёртв!». Это давало ему возможность подвести итог человеку. «Мёртв!» Телефоны некоторых мёртвых были яростно перечёркнуты. Наверное, не от радости, но от определенного чувства порядка. Живые тут, а мёртвые пусть выселяются.

Охранники названивали во все стороны.

Он вспомнил одного коллекционера работ художников русского авангарда конца XX века, покойные Бахчанян и Беленок были украшениями его коллекции. Председатель вспомнил, что профессия коллекционера — хирург-кардиолог, профессор. И позвонил ему:

— Михаил! У меня тут ЧП приключилось.

И быстро рассказал о клавиатуре, о неспособности остричь ногти на правой руке и в конце концов о гематоме.

— Михаил, у вас нет ли знакомого нейрохирурга?

Михаил, привыкший иметь дело со страждущими и болящими, позвонил через час, показавшийся Председателю вечностью, и дал телефон светила нейрохирургии.

— Скажите, что от меня!

Светило назначил ему встречу на завтра на утро. Председатель хотел сказать: «А доживу я до утра?», но решил, что будет выглядеть с этой фразой трусом, и не сказал. С ним остался ночевать здоровенный парень из Химок, Сергей, три судимости, лёг в большой комнате, чтоб если что, то спасать его как-то, вызвать скорую хотя бы.

Ночью он кое-как спал, а утром поехали. Офис светила находился в центре Москвы. Председателю всё в центре Москвы было знакомо. Они показали светилу целлулоидный снимок МРТ, где ясно во множестве ракурсов был виден круассан гематомы.

— Срочно нужно вас оперировать. Я сейчас дозвонюсь профессору, — светило назвал фамилию.

Инвалидом он вышел с третьего этажа вниз, держась за перила и за стенку. Как слепого, охранники довели его до автомобиля, и «хуиндаи» понёс их в направлении профессора, который то ли поможет Председателю, то ли он сдохнет в руках этого профессора.

В лобби евро-медицинского нацистского лагеря стояли во множестве зомби-роботы, улыбчивые и страшные в своей улыбчивости, непонятных национальностей. Одни предлагали анкеты, другие сканировали паспорта. Бледные охранники в чёрном стояли вытянувшись, как кариатиды, у стен, строгие в фуражках, несколько женщин в пилотках были похожи на стюардесс или жриц Богини смерти.