Когда осенние печали. Часть 3 (СИ) - Пиженко Эвелина Николаевна

3 ЧАСТЬ.

Глава 1.

Звонок городского телефона, прозвучавший в воскресное утро, гармонично вписался в общий звуковой фон, наполняющий квартиру: с кухни бодро доносился стук молоточка для мяса, а из детской слышались негромкие, но довольно уверенные аккорды несложной музыкальной пьесы.

- Аня! – мужской голос раздался из гостиной вслед за телефонной трелью. – Аня, это тебя!..

Услышав своё имя, маленькая двухлетняя девочка, игравшая на ковре в детской, сначала подняла белокурую, с двумя пушистыми хвостиками по бокам, головку и посмотрела в сторону двери. Затем неторопливо встала на ножки и послушно направилась к выходу.

- Ну, куда ты пошла?! – мальчик пяти лет, с такими же белокурыми, стильно подстриженными волосами, оторвался от клавиш синтезатора, на котором играл и довольно строго окликнул сестрёнку, - Анюта?! Дедушка не тебя зовёт!

Уже взявшись ручкой за дверь, девочка обернулась и подняла на брата огромные глазищи удивительно глубокого синего цвета – точно такие же, как и у него самого.

- Дедуське…

- Он не тебя зовёт!.. – мальчик слез со стула и, торопливо подойдя к сестре, взял её за руку и потянул назад, к месту игры. – Он бабушку зовёт… ты что, забыла?.. Если дедушка говорит «Аня», это значит, что он зовёт бабушку. А если «Анюта» - тогда тебя. Садись назад и слушай, как я играю!

Видимо, девочке уже надоело сидеть в детской, потому, упрямо нахмурив тёмные бровки, она не сдвинулась с места.

- М-м-м… - вдобавок к бровкам маленькая Анюта капризно надула розовые губки. – Хоцю бабуське…

- Бабушке сейчас некогда, - брат не менее упрямо пытался вернуть сестрёнку назад. – Пойдём.

- Дедуське… - Анечка не собиралась сдаваться и сделала ещё одну попытку поступить по-своему – она опустилась на корточки, всем своим видом показывая, что не собирается подчиняться воле «строгого» старшего брата.

- И дедушке некогда, - подхватив под мышки, мальчик оттащил её от двери и насильно усадил на ковёр.

Обиженная Анюта уже сморщила своё хорошенькое личико, чтобы расплакаться, но её неожиданно отвлекла сама бабушка: одной рукой прижав к уху телефонную трубку, а в другой держа ручку и листок бумаги, она заглянула в комнату.

- Валера, - женщина бросила быстрый взгляд на внука. – Ты не видел мои очки?

- Нет… - Валерка замотал головой.

- Мися видей… - невинно глядя на бабушку, маленькая Анечка ручкой показала на сидевшего в углу огромного белого медведя.

- Ох… уж этот… Мися… - торопливо снимая с медвежьей меховой морды свои очки, Анна укоризненно прицокнула языком, но, взглянув не девочку, невольно улыбнулась. Надев очки, она присела тут же на диван и положила листок на подлокотник. Продолжая начатый телефонный разговор, вновь обратилась к собеседнику. – Простите… да, я готова, диктуйте…

Записав надиктованный текст, женщина закончила разговор и, нажав на отбой, ещё раз прочитала написанное. По её лицу можно было догадаться, что полученное известие относится к разряду очень приятных и даже волнительных.

Пряча довольную улыбку, Анна поднялась и вышла в гостиную.

- Саш, представляешь… - теперь она присела напротив супруга, который, перевернув журнальный столик, прикручивал к нему новое колёсико. – Это звонили с телевидения… Представляешь?!

- С телевидения? – Александр на несколько секунд оторвался от своего дела. – А что им нужно?

- Они сказали, что будут брать у меня интервью… и чтобы я была готова ответить вот на эти вопросы…

…Вот уже год, как Анна Сергеевна Морозова занимала должность директора гуманитарного лицея, и именно в этой должности ей предстояло встретить очень знаменательное событие: на городском конкурсе общеобразовательных учреждений вверенный ей лицей был признан лучшим по всем показателям. Обычное для начала октября торжество по случаю дня учителя по счастливой случайности совпадало с торжеством по случаю празднования победы лицея и награждения её самой почётной грамотой от министерства образования. Ожидались представители всех местных СМИ и, как следствие – небольшой сюжет о ней, Анне Сергеевне Морозовой.

…Анна, уже Бог знает в который раз, перечитывала незатейливые вопросы, которые предположительно должна была услышать через несколько дней перед объективом телекамеры. Казалось бы, чего проще – немного рассказать о себе: о том, где училась, как начинала учительскую карьеру, когда пришла работать именно в этот лицей…

На первый взгляд – удачный и своевременный повод вспомнить давно подзабытые моменты своей биографии… Однако, чем больше Анна листала книгу собственной памяти, тем меньше хотелось открывать некоторые её страницы.

…Конечно, можно не говорить, почему она в своё время бросила престижный вуз и перешла учиться в обыкновенный педагогический институт… И о том, что благодаря личным обстоятельствам она изменила отношение к жизни настолько, что сумела стать жёстче и расчётливее – тоже придётся умолчать… Как и о том, что лишь благодаря этим качествам ей удалось утвердиться в этой совершенно новой и непривычной для неё жизни.

…Впрочем, никому не должно быть интересно, как складывалась её судьба. Главное – результат. Она, Анна Сергеевна Морозова, многого достигла на сегодняшний день…и вот эти две пары синих-пресиних глазёнок, которые только что смотрели на неё так трогательно… вот это, пожалуй, самое главное, ради чего стоило жить – вообще…

Эти почти шестнадцать лет, которые она отдала своему лицею, были полны событий, связанных не только с работой. Начало её трудового стажа в этом, ставшем родным, коллективе совпало и с началом новой жизни – в этом городе. Тогда, почти шестнадцать лет назад, они с Александром совершенно неожиданно решились на переезд…

…Анна вспомнила, как первые годы они ютились втроём в однокомнатной квартире… У них всегда было полно гостей – и их с Сашей, а потом и Димкиных. Гости были неизменными – супруги Лапины с дочерью Кристиной и друзья сына – его музыкальные единомышленники. Пожалуй, если бы не последние, Морозовы ещё долго бы теснились в одной комнате, но шумная компания юных музыкантов, в конце концов, навела на мысль о том, что Морозовым срочно нужна дополнительная жилплощадь.

Бизнесмен из Саши получился довольно средний, он не хватал звёзд с неба, и ему ещё долго пришлось бы зарабатывать на новую квартиру, если бы не мать Анны. Елена Ивановна сама предложила помощь – продав своё жильё, она помогла семье дочери поменять ставшую уж очень тесной «однушку» на просторную «трёшку», и вскоре сама переехала к ним на постоянное жительство.

…На память Анне пришло, как она радовалась новой просторной кухне, собственной уютной спальне, тому, что её уже пожилая мама, наконец, оказалась рядом… а так же тому, что свои музыкальные занятия Дима теперь проводил в отдельной – своей – комнате, за закрытой дверью… Развивая талант сына, Анна с Александром даже представить не могли, куда заведёт Димку его творческий потенциал. Парень не только хорошо играл на фортепьяно и сочинял собственные мелодии, он оказался замечательным организатором и уже вскоре сплотил вокруг себя несколько таких же талантливых ребят, которые с удовольствием собирались в маленькой квартире Морозовых, превращая её в шумную студию.

Новому жилью радовались все – и сами Морозовы, и Мила Лапина, и даже Кристина – она, наконец, получила возможность общаться с Димкой без посторонних глаз, когда он был свободен от своей группы… Не радовался только Леонид. Вернее, он по-прежнему сыпал поздравлениями и одобряюще показывал большой палец, когда речь заходила о новой квартире его школьного товарища. Но Анна часто замечала, как в его глазах загорается огонёк ревности. Несмотря на их расставание, она не могла не признаться самой себе, что ей эта ревность очень даже приятна…

…Однажды она едва снова не ответила на его призыв… Она уже была готова одеться и бежать на свидание… на «последнее» свидание – так она оправдывала свой внезапный порыв… Но её остановила Елена Ивановна.

- Аня, не смей!.. – в глазах матери было такое отчаяние, что Анна не смогла сдвинуться с места. Она не стала переспрашивать, что та имела в виду… Но из дома в этот вечер не вышла. Потом она часто вспоминала эту сцену, всё больше и больше убеждаясь в том, что, в отличие от других членов семьи, мать сразу уловила едва заметную чужому глазу ниточку, связывающую её дочь и постороннего мужчину… Ниточка была уже крайне истончившейся, она была готова вот-вот разорваться… её невозможно было углядеть невооружённым глазом…