Евгений Сельц - Заливной мусс из дичи

Евгений Сельц

Заливной мусс из дичи

Только раз отсюда в вечер грозовойВышла женщина с кошачьей головой.

В первое утро каждого года, просыпаясь на старой кушетке, он с горьким удивлением обнаруживал, что жизнь продолжается. Поначалу этот печальный факт вселял в него ощущение некой новизны, но со временем стал раздражать. Жизнь была однообразна, и выдавливать из нее развлечения с каждым годом становилось все скучнее. Ленину снились кошмары. Снилась женщина с круглым лицом и большими — навыкате — глазами. Она открывала губастый овальный рот ископаемой рыбы, шевелила длинными прозрачными усами и пыталась заглотить Ленина целиком. Снился огромный речной рак, скользкий и мерзкий. Он неуклюже пятился, рискуя раздавить чугунной клешней крошечную плетеную колыбельку, в которой лежал маленький Ленин. Снился дворник-татарин с фиолетовыми усами. Он замахивался тяжелой метлой на каждого прохожего и рычал по-медвежьи. Снилась революция. Одетая в лохмотья, она выходила из темной подворотни и гнусно улыбалась, скаля гнилые зубы. Она зазывала богатых клиентов, но все от нее шарахались, как от чумы. И Ленин шарахался первым. Снился пирожок из заварного теста с сырным кремом. Ленин хотел съесть его, но стеснялся Бетховена. Автор «Торжественной мессы» грозил Ленину скрюченным пальцем, с плебейским чавканьем поедал лакомый пирожок и вытирал жирные ладони о патлы своих волос. Снился академик Глазенап, который укладывал Ленина на кушетку и накрывал его прозрачным стеклянным колпаком. Ленин задыхался и терял дар речи, а академик призывал своих апостолов, и они дружно хохотали, тыча в агонизирующего вождя выпуклыми линзами микроскопов.

В общем, Ленину снилась объективная реальность. Чего никак нельзя было сказать об Эйнштейне, Винере, Фрейде и Михе Смолкине по прозвищу «Чай».

Миха не любил ничего объективного. В своих снах он разгуливал обнаженный по зеленому лужку, собирал веселенькие цветочки, взасос целовался с Хлоей и пускал радужные мыльные пузыри из самодельной бумажной трубочки. Во сне Миха был настолько раскрепощен и расслаблен, что порою оконфуживался, орошая свою простыню отнюдь не божественной росой.

Прозвище он получил по наследству. Его отец, Исраэль Самюэлевич Смолкин, был профессиональным дегустатором чая, обслуживал сразу несколько заводов Высоцкого. В их семье, состоявшей из мамы, папы и троих детей, только чай считался напитком, достойным культурного человека. Чаепитие было чем-то вроде священного обряда. Опаздывать к вечернему чаю категорически запрещалось. Не признавались ликеры и коньяки. Кофе считался ядом. Изредка, по большим праздникам, и к определенным сортам чая допускался лимон. Овсяное печенье было единственным непременным атрибутом чайного стола.

Не успел Миха познакомиться с Лениным, как между ними возникли принципиальные разногласия. («Разногласия в подходах к реализации права на жизнедеятельность организма, батенька».) Что, собственно, и сделало их большими друзьями. Ленин обожал темное пиво, Миха признавал только чай. Ленин то и дело употреблял в разговоре слово «говно». Миха старался обходиться «бякой». Ленин любил покуражиться, все время задирался. Миха избегал ссор и спешил признать свое поражение задолго до первой оплеухи. Ленин был падок на женщин, называл их булками с дырками. Миха до самой своей женитьбы оставался девственником. Ленин сорил деньгами, Миха экономил. Ленин парился в бане, Миха мочился в постель. Но в целом оба они были людьми положительными и законопослушными. Особенно Миха.

Их знакомство состоялось на высокогорном курорте в Швейцарии. Ленин скрывался там от очередной «булки с дыркой», которой, по его же словам, «случайно заделал верного ленинца». А Миха приехал со старшей сестрой Инессой на каникулы. Встретились они в баре. Брат и сестра подсели к спортивного вида лысоватому крепышу с хитрыми глазами и маленькой бородкой. Он допивал третью бутылку темного пива, закусывая круто посоленным черным хлебом. Смолкины заказали два стакана чая «Флоризель» и пачку овсяного печенья. Ленин хихикнул. Миха вздрогнул. Ленин икнул. Инесса фыркнула и оглянулась, куда бы пересесть. Ленин попросил прощения и одарил Инессу таким витиеватым комплиментом, что Михе сначала стало очень стыдно, а затем мучительно захотелось поцеловать Хлою в живот. Они посидели в баре, потом пошли в кино. А на следующий день уже вели себя как закадычные друзья: вместе обедали, спускались в долину на фуникулере, гуляли по хвойному лесу, играли в шахматы и лото. Ленин научил Миху застегивать лыжные крепления и подниматься на гору «елочкой». Инессе он преподнес вязаную спортивную шапочку с помпоном. Сам же носился по склонам как угорелый, показывая чудеса храбрости и горнолыжного мастерства. Но Инессу Смолкину пронять ему не удалось. Однажды она получила телеграмму от своего жениха Левки Давидзона (что-то вроде «Больше не в силах воздерживаться. Приезжай немедленно!») и уехала домой. Ленину пришлось довольствоваться обществом нелепого Михи. Миха относился к той категории людей, которая создает общественный фон для страстных натур. Его характер был настолько мягок и податлив, что при желании из него можно было вылепить Франкенштейна. Чем Ленин, собственно, и занимался. Миха был олицетворением покладистости, гением подчинения. Однажды, в порядке эксперимента, Ленину удалось убедить незадачливого друга в том, что Земля имеет кубическую форму, а горизонт является не чем иным, как одной из подвижных граней этого гигантского куба. Миха сначала смеялся, вспоминал Галилея и Коперника, указывал неуверенным пальцем на Луну, но в конце концов капитулировал перед несокрушимой убежденностью своего нового друга.

— Кому принадлежит ваша жизнь, Смолкин? — вопрошал Ленин за утренним чаем.

— Мне, — неуверенно отвечал Миха, чувствуя подвох.

— Глубокое заблуждение, — ставил диагноз Ленин. — Ваша жизнь принадлежит мне!

— Ну да! — протестовал Миха.

— А моя — вам, — лукаво улыбался Ленин.

— Ах, вот вы в каком смысле… — и Миха согласно кивал головой.

Однажды вечером Ленин заявил, что уезжает, и Миха заплакал. Ленин пришел в полный восторг. Он тут же переменил свое решение, лишь бы «не унижать своим скоропостижным отъездом благородного господина Смолкина». Миха на радостях сбегал за пивом, а Ленин за это поцеловал его прямо в губы. Так они перешли на «ты».

— Настоящая дружба должна быть грубой и темной, как хлеб и пиво, — говорил Ленин.

— Как пиво и хлеб, — вторил ему Миха.

— Настоящая дружба должна наполнять жизнь земным, я бы даже сказал, животным удовлетворением, радостью идейного сплочения с особью своего пола.

— Радостью с особью…

Ленин поднимал бокал с пивом и провозглашал:

— За тебя, мой сокровенный Смолкин!

Миха хватался за стакан чая, возносил его высоко-высоко и с блаженной улыбкой на подрагивающих губах шептал:

— Сокровенный Ленин мой, за вас, то есть тебя..

— Так кому же принадлежит твоя жизнь, умудренный Смолкин? — вопрошал Ленин, катая хлебные шарики.

— Вам, то есть… тебе… — вдохновенно отвечал Миха.

— Моя тоже, — хохотал Ленин и хлопал Миху по коленке.

В своем движении по пути современной Галатеи Миха последовательно прошел пять этапов: сопротивление Пигмалиону, игра с Пигмалионом, интерес к Пигмалиону, обожание Пигмалиона, преклонение перед Пигмалионом и, наконец, любовь к Пигмалиону. До помыкания Пигмалионом дело не дошло — Ленин был не настолько глуп, чтобы позволить себе попасть в ханжескую зависимость от кого бы то ни было. Даже от своего лучшего друга и ученика Михи Смолкина. И все же Ленин очень высоко ценил свою работу. Он вложил в Миху целый комплекс идей и привычек, которые позаимствовал частью из своих весьма оригинальных представлении о жизни, частью — из любимых книг («Гамлет», «Декамерон», «Кодекс Наполеона», «Смерть Ивана Ильича», «Фантомас» и «Как нам обустроить Россию»). Узнав Миху Смолкина поближе, Ленин довольно быстро отыскал в его системе координат подобающее для себя место. Это было место Хлои, беззаботно разгуливающей по зеленому лужку с влажными от божественной росы бедрами. Через месяц после отдыха на высокогорном курорте Миха Смолкин перестал постыдно конфузиться по ночам: с приснившимся Лениным этот номер уже не проходил.

— Что приготовить тебе на завтрак? — спрашивала жена. И Миха тут же задумывался о том, не заказать ли ему пива с гренками. Светлый образ Ленина вспыхивал в его мозгу, как праздничный салют, взлетал на недосягаемую высоту, наполняя Михино сознание восторгом и благоговением. Пахло свежезаваренным чаем. Миха отгонял от себя мимолетное видение и после мучительных колебаний произносил: