Станислав Соловьев - Годовщина

Станислав Соловьёв

Годовщина

Коэн пощупал рукою водопроводный кран. Он это делал уже сотый раз, наверное. Кран на ощупь оказался сухим и неприятно теплым. Он издавал булькающие звуки, напоминающие то ли кашель тяжело больного, то ли невнятную ругань. Воды не было вторые сутки. Пить хотелось страшно, и Коэн, пребывающий в некотором помрачении, высунул язык и стал жадно лизать кран — то отверстие, откуда когда-то капала живительная влага. Кран оказался не менее шершавым, нежели его опухший от жажды язык. Во рту отдалось металлическим привкусом. Он поперхнулся. Закашлялся.

Коэн очнулся и обвел мутным взглядом комнату. Все, как и раньше. Конечно же, электричества, газа, связи не было. Естественно то, что они отключили его квартиру от всего, чего можно. Человек, попавший в список ЛБО — "лиц представляющих биологическую опасность" — автоматически терял все преимущества цивилизации. Хорошо хоть, что он смог попасть в квартиру. Видимо, у них что-то с системой допуска забарахлило. Ключ оказался валидным, и Коэн к своему большому удивлению смог попасть к себе домой. Если бы не это, его бы уже взяли. Где угодно — на улице, в парке, в метро, в любом кафе, на вокзале, на выезде из города. Его голопортрет красовался в ряду прочих ЛБО на каждом углу. Коэн вчера (да, это было всего лишь вчера!) попытался выехать из столицы на попутной машине — на "дальнобойщике". Слава богу, в последний момент догадался просмотреть уличный головизор. Было уже темно. Несколько человек, одним из которых был неопрятный пожилой мужчина, громко сморкающийся в платок, стояли вокруг этого самого головизора. Передавали последнюю сводку новостей. Они ужесточили контроль на всех дорогах. В связи с предстоящим праздником — годовщиной Очистительной Революции. Теперь добавлены новые посты активистов. Вся МБЗ — "милиция биологической защиты" — в полной боевой готовности. Из города не уехать. В лучшем случае, его просто пристрелили бы на месте. Как всякого ЛБО, прущего на рожон…

Где-то за окном выла сирена. Час назад Коэн слышал глухие хлопки — выстрелы. В соседнем квартале, наверное, зачистка от ЛБО. Коэн в окно не выглядывал — верная смерть. Сидел на полу, поджав ноги, и пытался что-то придумать.

Придумывать ничего не удавалось. Дурак. Зачем он убил этих активистов? Что стряслось с его мозгами? Или это из-за духоты, воняющей бензином, углекислым газом, химикатами?.. Перед глазами Коэна до сих пор стояла картина случившегося. Центральный супермаркет. Два тридцать. Коэн идет по торговым рядам: купить еды, питьевой воды, кое-какие мелочи. Он собирается махнуть на Северные фермы — переждать это страшное время. Без друзей, без знакомых, без работы, без средств к существованию. Может, удастся устроиться к какому-нибудь фермеру работником. Или отсидеться в заброшенной ферме — сейчас их на Севере сотни пустуют. Третий год неурожаев. Третий год отчаяния. Третий год надежды…

Коэн, уже упаковавший свою сумку до верху (он истратил почти все оставшиеся у него деньги), идет к кассе. И вдруг видит, как двое активистов — а это, несомненно, были активисты Движения за биологическую защиту народа, ведь на их белоснежных блузках имелся значок "Шестого Сентября" — зеленый треугольник, вписанный в круг, — так вот, они схватили какого-то ротозея и потащили к выходу. Кто-то закричал "Перекрашенный!". Та толстая, тестообразная тетка, что набрала десяток пакетов с фруктовыми концентратами, прошипела над ухом Коэна: "Сволочь рыжая! Недочеловек проклятый!" Несчастный пытался что-то доказать активистам, что-то объяснить, оправдаться, — из-за голов зевак Коэн не увидел, какого собственно цвета его волосы. Активист, тот, что помоложе, ткнул кулаком прямо в лицо задержанному, и тот вдруг заверещал — как-то по-собачьи, с присвистом. Его лицо, залитое красным, на миг поднялось над головами зевак и тут же пропало. Какой-то молодой ублюдок из очереди издевательски заулюлюкал. Коэн отчетливо увидел: задержанный — совсем неизвестный ему субъект в рабочем комбинезоне — обладал светло-коричневой шевелюрой. С рыжим отливом. Это врезалось ему в глаза.

Коэн не помнил, как он очутился у выхода. Как он, не обращая внимания на крики продавцов и покупателей, потащился со своей дурацкой сумкой из супермаркета — вслед за активистами. А потом — как стоял за углом, около заплеванных мусорных баков, и смотрел, как двое мужиков в белоснежных блузах избивали ногами человека с рыжеватыми волосами. Рыжеватый хрипел и перебирал полусогнутыми ногами по асфальту — больше всего он напоминал то насекомое, которые благополучно вымерло еще года три назад. Лицо несчастного походило на растрескавшуюся маску из красного гипса. И уже было не понять, какого цвета его волосы — все пропиталось кровью: рубашка, комбинезон, руки, голова. Один из активистов, угловатый тип с короткой стрижкой, обернулся и, увидев Коэна, небрежно что-то пробурчал неприязненное. Мол, отвали, пока цел.

Почему Коэн осторожно поставил сумку около мусорного бака, прямо во фруктовые ошметья вперемешку с окурками? Почему вытащил из куртки контрабандный "геррет" — оружие, запрещенное для всякого, если ты не активист или милиционер? Почему выстрелил аккурат сначала в голову того, что был выше, затем — в спину второго активиста? Почему подошел к еще копошащемуся второму и выстрелил ему в рот? Почему не глядя прикончил несчастного "рыжего" — просто стрелял в то место, где он тихо поскуливал?.. Да тому все равно было не жить. Его бы забили активисты. Или забрали в участок МБЗ. А там, в "карантинную камеру".

Но зачем Коэн это сделал? Он ничего не понимал. Он ничего не чувствовал. Только ненависть. И спустя четырнадцать часов он признался самому себе: им двигала не жалость к "рыжему" в тот момент. На самом-то деле, наплевать ему на рыжих — он сам-то не рыжий. Что-то более серьезное, более существенное. Ненависть. Ненависть, которая копилась в нем за этот кошмарный год, вырвалась наружу и разрушила его жизнь.

Потом он бежал. О сумке, естественно, забыл. Подвернул ногу, упал на тротуаре. Вскочил, спохватился, замедлил шаг. Было метро, в которое он не спустился. Побоялся активистов или дежурного патруля из МБЗ. Как прятался в мусорной свалке, что около бывшего Дома свободной печати. Как пытался поймать такси, забыв очевидное — уже как четыре месяца частное такси было запрещено декретом Чистильщика. Как залез на грузовик, везший щебень, а тот привез его к новому зданию районной МБЗ. И Коэн чудом успел соскочить и юркнуть в первый попавшийся переулок. Сколько он блуждал по городским окраинам — боялся появляться в центре. Боялся прийти к себе домой. Думал, его уже ждут. Дожидаются крепкие ребята в белых блузах на выпуск. С зеленым треугольником на рукаве.

Все перемешалось в голове. Какие-то обрывки. Крошево. Каша…

Коэн тяжело вздохнул и попытался припомнить, осталась ли вода в бачке санузла. Или он вылакал все?.. Голова плохо соображала. Коэн поднялся и тут же сел назад, прямо на пол. За окном опять завыла сирена.

А ведь я был одним из них, подумал Коэн. Да, пусть я не стал активистом Движения "Шестого Сентября". Но и я голосовал на тех проклятых выборах. Когда Чистильщик обещал спасти страну от биологического вырождения, от "черной чесотки", ТЦ-вируса и других генетических болезней, разрушающих граждан Вэйла последнее десятилетие. Все эти химические отбросы, осевшие в реках, на полях, на крышах домов и в легких людей. Кислотные дожди. Кошки, которые вымерли буквально за какие-то полгода. Дети, которых стали рожать уже мертвыми… На этой волне Чистильщик и его Движение вылезли, стали популярными, брали один муниципальный округ за другим. А потом, после десятидневной общенациональной забастовки правительство само ушло в отставку. И на досрочных выборах победили люди "Шестого Сентября". Коэн, как и многие другие радовались. Они думали — дураки, глиняные куклы! — что добрый и мудрый Чистильщик займется экологией, возьмется за очищение воды, земли, воздуха, переориентацию зачахшего сельского хозяйства на натуральные культуры…

По началу так и было. Учреждались новые комитеты. Министерства внутренних дел, здравоохранения, науки и социальных работ объединили в одно Министерство Биологической Защиты. Даже успели посадить где-то на Северных фермах натуральные — то есть не генетически модифицированные — культуры. Культуры тут же зачахли — не выдержали первого же большого дождя. Кислотного или щелочного — этого никто не знает. В новом правительстве начались перестановки. И тут почему-то вспомнили про преподобного Вайана и его "Заговор Рыжих".

Преподобный Вайан был обыкновенным сумасшедшим, религиозным фанатиком, написавшим скандальную книгу под названием "Заговор Рыжих". В этой книге Вайан утверждал, что все беды Вэйла происходят от рыжих. Рыжие на самом деле не люди — обыкновенные, нормальные люди, а представители тайной недочеловеческой расы. Именно они делают все возможное, чтобы народ Вэйла погибал от генетических болезней, от продуктов, перенасыщенных химикатами, от кислотных дождей, от ядовитого воздуха сегодняшних улиц Вэйла. Они — порождения Абсолютного Зла, живые воплощения Абсолютного Зла, само Абсолютное Зло. Прикрывшееся маской человечности, научившееся издавать звуки, схожие с человеческой речью… Якобы еще Альдарик, Рыжий Деспот, начал этот заговор шестьсот лет назад. Кто не помнит Рыжего Убийцу? Незаконнорожденного принца, захватившего трон Вэйла и поставившего на все посты в государстве таких же рыжих, как и он сам? Проправившего восемь лет и убившего массу людей — брюнетов, блондинов, шатенов, но не рыжих?.. Эту страшную историческую басню, которую знал каждый вэйл со школьной скамьи, преподобный Вайан назвал Началом Заговора Рыжих. Мол, с тех пор рыжие делают все, чтобы уничтожить нормальных людей и захватить Вэйл, поработить его. Их волосы рыжего цвета потому, что сама природа так метит всех представителей недочеловеческой расы… Этот компендиум исторических слухов, дремучих суеверий и политического экстремизма, который год назад вызвал бы лишь усмешку у любого нормального гражданина Республики Вэйл, вдруг оказался карманным пособием каждого активиста "Шестого Сентября". Никто не знал, почему "Заговор Рыжих" стал программой Движения. Почему — вместо того, чтобы заняться экологией и медициной — активисты начали облавы на рыжих. Недоумение сменилось удивлением. Удивление — страхом. На шестом месяце власти Чистильщик объявил народу, что истинным врагом каждого вэйла является "рыжий недочеловек". Он — биологически опасный элемент, который необходимо искоренить любым путем. Пока не поздно. Пока еще все не заразились от "рыжей заразы" генетическими болезнями. Появилась "милиция биологической защиты" — армия и полиция были поставлены под прямое командование Чистильщика…