Николай Кононов - Роковой визит волшебницы

НИКОЛАЙ КОНОНОВ

РОКОВОЙ ВИЗИТ ВОЛШЕБНИЦЫ

Рассказ

К этому человеку я испытываю, как писали в добротных рассказах, смешанное чувство. Оторопь и недоумение до сих пор перемешаны с благодарностью. Он ведь был нелукав со мною.

Вот его внешность: типичный военный ребенок, не выдавшийся ростом, ровноширококостный, плоский и гладкий, как гладильная доска в старом доме. М., если голову повернуть в профиль, вполне мог уместиться между шкафами, отстоящими на толщину беременной кошки. Он, кстати, всегда первым чуял и выуживал приплод нашей трехшерстной роженицы, но сам в лоно вод его не бросал.

Он обычно просил секретаршу, которую за глаза звали Ноги, убрать это неуместное в серьезной фирме свидетельство зова кошачьих гормонов. Но саму кошкару берег как примету удачи и достатка.

Он еще напоминал мне пивную бутылку, содержимое которой люто встряхивают шутники, прежде чем откупорить. Нутро его было из пузырьков и силы, могущей их выплеснуть к чертовой матери. Тогда ничто не сможет его удержать на геостационарной орбите.

Вообще–то все это было вовсе не смешно, если учесть по спокойно горящим глазам его нормальную температуру тридцать девять и пять. Это был не человек, а мощь постоянно сдерживаемого воспаления. Я мог бы представить его и командиром отряда продразверстки, и гибнущим истовым единоличником. Его образовательный ценз для меня был загадкой, культурный статус тонул в декабрьской мороси. Он общался только со своими корешами. Ну там сауна, тыры–пыры, бассейн. Ноги кофе по–турецки сварит.

Должен сознаться, что в ту пору у нас был общий бизнес, то есть я смог убедить его, что, вложив в нечто, изобретенное мной, офигенные деньги, он зря их не потратит. Ему к тому времени, как говорится сидевшему на «спиртовой теме», стало казаться, что деньги можно делать и легально. То есть так же и те же, как и на составе спиртяги, но красиво и с пользой. Для людей. Польза и русский бизнес — тема особая. Я видел ее очень мало, в основном деньги просто превращают в конфетти, чтоб развеять, как прах Ганди, по ветру; правда, акту нарезки и развеивания предшествует обильная настоящая стрельба из неигрушечного оружия, но какой русский мужик не любит быстрой стрельбы.

Иногда вечерами в контору приезжала неумолимая крыша — симпатичные, к слову сказать, ребята, все подтянутые, воспитанные, с льдышками в глазах и очень хорошим аппетитом. Ноги таскала им сотни тысяч бутербродов и декалитры лютого кофе. Правда, вглядевшись, в их дружеской среде можно было заметить быструю ротацию. Но точно такими же — как из специального питомника.

Итак, М. стал тяготеть к легализации удалого русского бизнеса — абсолютно криминального и сурового.

— Спирт — это как река, а что плывет по реке? — вопрошал М., чеша кошке подбородок. — Мусор, щепки, кошки дохлые. Кс–кс, Триколор, ждать прибавления? — И он улыбался своей самой главной мистической крыше. Он чуть трогал ее вибриссы, как Орфей струны. — Ты не поверишь, как Триколора подобрал, то в месяц меньше ста тысяч баксов в сейфе не лежало. Думал, что это кот, оказалась — кошка.

Триколор от своей транссексуальной клички не страдала. Половая идентификация у кошачьих решена раз и навсегда. В конторе фирмы она тоже была решена однозначно. Мужики — е…ри (самцы), бабы — дрючки (сучки). Внешне все прилично, культурно, кафедра политэкономии первой стадии капитализма, но на деле…

Спирт лился рекой, совесть иногда болела, крыша преображалась в нормальную охранную контору «Русская совесть», эмблема — православный крест и короткий кривой кинжал на фоне березового ствола. То есть жизнь шла своим чередом.

Кроме спиртовой темы было еще подсолнечное горькое масло и сигареты без фильтра, самые простые и доступные как плохим школьникам, так и искушенным жизнью пенсионерам.

Я протолокся в конторе время, равное четырем пометам Триколора, и все закономерности уяснил и усвоил. Они тоже функционировали, как организм кошары. Мне даже казалось, что М. ее и оплодотворял и дико печалился, когда приказывал Ногам убрать с глаз долой приплод.

Помимо М., собственниками прибыльного дела были еще двое, как ни смешно, но фамилии они носили литературные — Жилин и Костылин, правда, смутно догадывались о своем литературном происхождении, но обитали они в бизнесе — точно как в романтической яме. Всё глядели в небеса, затевали какие–то несусветности, которые скорых денег не приносили. То отделение по оценке поврежденных иномарок, то точку по установке противоугонной сигнализации на первом этаже жилого дома неподалеку.

Всей технологической машинерией заправлял Коляныч — девоподобный технический гений с тонким бабьим голосом. Говорил он только матом. Но сигнализация была так хороша, что отбоя в клиентах, даже иногородних, не было. Пока не взвыли жильцы дома от этого ристалища воя, писка и уханья, переходящего в полет валькирий. Потом Коляныча сманили, и тема сама собою иссякла.

День начинался с того, что акционеры — М., Ж. и К. — запирались в главном кабинете и в огромном гроссбухе вычеркивали цифры и вписывали детским почерком другие. М. выразительно и как–то протяжно смотрел на мечтателей Ж. и К. Что с них было серьезного взять? Время вообще мало подходило для мечтаний. Появились новые законы, связанные с бухучетом и вообще всякой отчетностью.

Инфляция свистела миллионами. Миллион налево, миллиард направо.

Разница — три кг серых макарон Вишерского ЦБК.

Спиртовая тема дала течь. Какая–то Мария Петровна, сидящая на кране, пошла в рост, а новая — Мурфаза Уметовна — играла лишь со своими. Подход к ней найден не был. Тут еще избалованная крыша решила кроме черного и серый нал снимать по договору об эскорте и патронировании. А это налоги, отчетность и одна головная боль.

В общем, М., Ж. и К. запили не на шутку. Ноги только успевала вносить им цветные пузыри с веселящим зельем. Говорят, пили они целых три дня и три ночи с половиною. Просто эту половину они драли Ноги поочередно, чтобы жизнь ей архипелагом Баунти не казалась.

Со спирта перешли худо–бедно на сырой лес. Пиленый голяк и рубленый кругляк. Ну там дачки–срубы и сараюшки–сауны для платежеспособного терпеливого населения. Порубка делянок на экспорт шла бодро, но деньги были уже не те.

Но самое главное — Триколор не несла, словно взяла обет и епитимью на себя наложила. Ноги даже серьезного ветеринара вызывала.

— Аппарат в порядке, — намяв кошару, заключил ветеринар в золотых темных очках, похожий на Адриано Челентано.

— А может, ей никто не нравится? — предположила Ноги.

— Да у кошачьих процесс ухаживания проистекает по законам жесткой куртуазии, — ответил, плотоядно посмотрев на Ноги, врач и с омерзением оттолкнул животное.

М. подписал сложный договор на эксклюзивное обслуживание млекопитающего, и доктор уехал в нестаром «мерсе».

Ноги, обделенная по жизни жесткой куртуазией, целый день дулась и кусала накрашенные несмываемой помадой губки. Кофе и бутрики носила в кабинет гордо и без удовольствия. Пока Ж. и К. не зажали ее в гостевой под галдеж телевизора. Она заорала, как вдруг заговорившая кошка:

— Только вот лещей я ваших не хочу, извращенцы!

В телевизионную, где стояли два кожаных липких дивана, как апофеоз, вошли М., Ж. и К. со своими лещами и через некоторое время удалились, ухмыляясь.

Триколор жрала вареную рыбку с чистого блюдца. Кости из рыбки вынимала Зоя — родственница Ж. и главбух. В своих очках минус двенадцать она сама походила на рыбу, может быть, даже на леща.

Дважды заботливый М. привозил котов от своих дружбанов.

Пару запускали в телевизионную и подглядывали в щелку. Кажется, дальше обмена номерами мобильников хозяев дело не шло.

Тут и финики оказались сущими свиньями, вернули два вагона пересушенных сучковатых досок. При перевалке доски так трясло, что все сучки повыпадали, как пломбы. А кому нужны доски, дырявые, как вологодские кружева? Ни финикам, ни туркам. Пустили на черные полы военным строителям, но прибыли были почти убылями, то есть мизерными. А воякам последний спирт споили, и Ногами угощали, и сауной. На конечностях при 96° по Цельсию они и сломались.

— Берем ваши сучьи сучки пятьдесят тысяч кубов и бабу на три дня.

Ноги потом в Турцию отправили мозоли в море отмачивать.

Итак, полоса невезения затягивалась.

Приходилось идти на всякое. Даже десять теток взяли на процент, и они весь день названивали по торгам и базам.

— Не интересуетесь ли битым белым шоколадом? Поставка от вагона.

— Колготы Италия — для протирки ветровых стекол хорошо идут.

Им звонили из других таких же фирм и предлагали еще более несусветные объекты потребления: цоколи от лампочек, люминофор из старых кинескопов, чистую грязь с Мертвого моря в джутовых мешках. Иногда интересы совпадали и самые ловкие тетки получали свой процент. На процент можно было купить полкило секонд–хенда с раскладушек. Наиславнейший анекдот той поры: «Вы у Юдашкина одеваетесь? А мы — у Раскладушкина».