Сергей Саканский - Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 13

Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 13

© Сергей Саканский. Перевод с устной на письменную речь.

Как мы в Евпаторию выступили

На самом деле, мы выступили, кончено, в Гурзуф, но поезд был евпаторийский, и у меня даже был на него билет – аж до самой Евпатории.

Меня спросят:

– Как билет? Почему билет?

Более того: билет образовался и у Сереги. Трудно в это поверить, но факт. И не единственный в нашей жизни. Например, как-то раз мы ехали по билету в Таллинн и в Ригу, но это – другие истории.

А вышло всё вот как. Когда Еня Алини и его друзья окончили МАДИ и стали офицерами, родители решили их премировать поездкой к морю, и не нашли ничего более умного, чем всем им достать профсоюзные путевки в евпаторийский санаторий. Вернее, эти путевки достал один из родителей, тоже офицер. Вероятно, он рассуждал так: пусть ребята покрепче сдружаться, ведь им предстоит еще два года вместе служить. Он, конечно, не знал, офицер, что ребята и так уже сдружились за пять лет обучения в МАДИ: и бухали вместе, и фачились, а уж Джуманиязов понаделали столько, что этими Джуманиязами, думаю, можно было всю Евпаторийскую бухту залить.

И вот, решил я в их компанию втереться, и билет вместе с ними взял, несмотря на то, что Серега даже на уровне идеи от такой возмутительной жизни отказался. Он сказал:

– В Евпаторию? На этот детский курорт с маленькими трамваями? С лолитами? На три недели в дом отдыха? По билетам?

И я на все его вопросы пристыжено кивнул.

Серега сказал:

– Яша. Иди-ка ты в пелвис со своей Евпаторией.

Я сказал:

– Но ведь там сам Еня Алини будет, офицер.

Серега сказал:

– Вот что мне и удивительно. Что там он делать будет? В Евпатории.

Я сказал:

– В Евпатории Еня Алини будет бухать. Побухивая, он будет кататься на маленьких трамваях с лолитами. В мелком море Евпаторийского залива трудно утонуть, потому что Еня Алини никогда не дойдет до глубины. Каждый день он будет спать в постели с простынями…

И так далее. По мере того, как я рассказывал о том, что Еня Алини будет делать в Евпатории, мне становилось все скучнее и грустнее, как Лермонтову.

И тогда я сказал:

– Серега. А давай мы просто с Еней и его друзьями-офицерами до Евпатории доедем, там разбухаемся и дальше, через Севастополь – в Гурзуф вырвемся.

Серега сказал:

– Нет, Яша. Мы лучше с друзьями-офицерами до Джанкоя доедем, и уже из Джанкоя – в Гурзуф вырвемся. А Еня Алини пусть сам на детском курорте с лолитами на трамваях катается. И еще одно условие: я буду с вами не по билету до Джанкоя ехать, а стюпом.

Сказано – сделано. Хотя, конечно, сделать стюб евпаторийскому поезду до самого Джанкоя – акция почти невыполнимая. Скорее всего, придется мне с Серегой где-нибудь в Харькове зависнуть, и это мне не очень нравилось, потому что мой билет был до самой Евпатории. Вот если бы этот билет кому-нибудь по пути толкнуть, его половину, от места, где нам сделают стюп, до Евпатории, или, хотя бы сделать этому билету ченч на батл водки… Но это – вообще фантастическая идея.

Надо заметить, что это было еще до того, как сам Еня и его офицеры зависли на два года в Харькове. Они еще и не знали тогда, что их именно в Харьков служить назначат. А до тех пор Харьков – это был для нас всего лишь один из городов: тот, где в Русском музее был Мальчик в феске работы Борисова-Мусатова, и тот, где трудно, почти невозможно было пройти по улице Свердлова.

Итак, когда Серега умер, я еще долго соображал, лежа под кустом сирени в Измайловском парке, как бы нам научиться билеты вообще частично кому-нибудь сдавать? Может быть, как-нибудь подключить к этому делу проводниц? Или каких-нибудь командировочных? Не знаю. Так я ничего и не придумал, прошептал Нина и умер рядом с Серегой под сиреневым кустом.

На другой день мы ненадолго расстались: Серега пошел домой за вещами, и я домой за вещами пошел. Мы встретились на Курском вокзале, в автомате, который мы называли – у Церкви. В этом пивняке мы всегда разбухивались перед тем, как куда-нибудь именно с Курского вокзала выступить. Оттуда был такой прямой туннель, и вел он прямо на перрон Курского вокзала. И вот, подошли мы к евпаторийскому поезду и встретили там Еню Алини и двух друзей его. Все они были нарядно одетые, с чемоданами и сумками, но цивильно не выглядели, ибо то, что все они офицеры, было видно по их коротким стрижкам и особому выражению лиц. Да и бухали они на перроне водку, прямо из горла, оглядываясь не только на ментов, но и на военный патруль. Мы тоже с ними слегка из горла водочки прибухнули, и Серега отправился поезду стюб делать.

Но стюб этот был пресечен на самом его корню. Оказалось, что среди проводниц этого поезда прошел слух о том, что в поезде будут ревизоры, типа Хлестакова. И ни одна проводница Серегу в поезд брать не хотела, как он их ни уговаривал, как ни просил себя в какую-нибудь дыру засунуть или даже в угольный шкаф запихнуть.

Что делать? До отправления оставалось минут пятнадцать. Серега хотел было на крышу поезда влезть, как это Альгис из Вильнюса любил делать, но застремался. Все-таки Альгис из Вильнюса на крышах пассажирских поездов не по электрифицированным дорогам ездил, а по дизельным.

Вот и пришлось Сереге в кассу идти билет брать. Но это, конечно, фантастика: взять билет на сейчас отходящий поезд в те времена. Но Серега сделал это.

Он подошел к кассе номер один, в которой обычно получали билеты всякие специальные люди: менты, кегебисты и прочие ответственные работники. Там как раз и стояла небольшая очередь из разного рода кегебистов, ментов, людей с тусклыми глазами. Серега эту очередь длинным взмахом руки отодвинул, просунул свою голову в окошко и сказал:

– Мне нужен один билет на евпаторийский поезд, в купе, желательно нижнюю полку.

Такой наглости никто не ожидал. Кассирша даже дара речи лишилась. Потом она сказала:

– Один билет? На евпаторийский? На тот, который отходит через пятнадцать минут? На тот, на который еще две недели назад были все билеты проданы?

А Серега сказал:

– На его, родимый.

Это была сверхнаглость, вроде того, как на Красной Площади подаблиться. Кассирша смутилась и испугалась. Она подумала, что Серега какой-то специальный человек, великий мент или кегебист. Эта уверенность еще больше окрепла, когда она внимательно рассмотрела Серегу: он был в легкой джинсовой маечке, в неизменной джинсовой фуражке, а на волосатой груди, рядом с православным крестом, болтался джинсовый же ксивник. И тогда она подумала, что Серега не просто кегебист, а кегебист уже в камуфляже, на работе. И робко спросила:

– А покажите, пожалуйста, документ, на основании которого вам билет в служебной кассе положен.

Тогда Серега, смеясь, посмотрел на очередь из переодетых ментов и кегебистов, и сказал:

– Ну, здрастье. Я прям тут свою ксиву светить буду.

И очередь понимающе захихикала. Конечно, не будет настоящий закамуфлированный кегебист свою ксиву при всех светить. И тогда кассирша, увидев, что вся очередь Серегу одобряет, немедленно выписала ему билет. И даже извинилась, что нижней полки – вот уже никак не получится.

Еле успел Серега на отходящий Евпаторийский поезд. И – забегая вперед – как раз и получилась у него нижняя полка, но было это не по билету, а совсем по другому поводу.

Ворвавшись в поезд, Серега решил для начала с нами бухнуть, а затем уж обосноваться в своем купе. Но вся беда была в том, что его купе было в третьем вагоне, а наш офицерский плацкарт – в пятнадцатом. Долог был Серегин путь вдоль поезда, и пролегал он через вагон-ресторан.

Дальше этот рассказ Серега рассказывает, ибо я, пока Серега туда-сюда ходил, с Еней Алини водку в плацкарте побухивал.

Вот, дошел Серега до вагон-ресторана, по пути каких-то ченчин спортивно подсъемывая. В ресторане он ненадолго осел, освоив бутылку пива и бутерброд. Придя в свое купе, Серега познакомился с соседями и аккуратно застелил себе верхнюю полку.

Соседями была семья какого-то полковника, жена и дочь, и полковник, видя, что Серегу определили в его купе, искренне подумал, что Серега тоже какой-то особый человек.

Серега сказал, что не будет никого беспокоить, а пойдет к своим друзьям-офицерам в третий вагон, и придет поздно. Полковник и вся его семья не могли нарадоваться на такого вежливого и культурного молодого человека, у котрого даже друзья-офицеры есть и тоже в этом поезде в Евпаторию едут – ведь они не знали и не могли знать, что с ними сегодня ночью будет.

На обратном пути Серега опять сделал остановку в вагон-ресторане, но уже не бутылку пива освоил, а бутилен сухого вайна, и не бутерброд взял, а шоколадку.