Уильям Тревор - Мисс Смит

Уильям Тревор

Мисс Смит

(William Trevor, Miss Smith)

Однажды мисс Смит спросила Джеймса, как называют детёныша лошади, а Джеймс никак не мог вспомнить. Он захлопал глазами и потряс головой.

– Я знаю, – сказал он, – только никак не могу вспомнить.

– Так-так, – сказала мисс Смит, – Джеймс Мэчен не знает, как называют детёныша лошади.

Она сказала это громко, на весь класс. Джеймс покраснел. Он хлопнул глазами и сказал:

– Пони, мисс Смит?

– Пони! Джеймс Мэчен считает, что детёныш лошади – это пони. Поднимите руки, кто знает детёныша лошади.

Все в классе, кроме Джеймса и мисс Смит, подняли правые руки. Мисс Смит улыбнулась Джеймсу.

– Все знают, – сказала она. – Все знают детёныша лошади кроме Джеймса.

– Убегу, – решил Джеймс. – Сбегу к бродячим лудильщикам, буду жить с ними в палатке.

– Как называют детёныша лошади? – спросила мисс Смит, и класс ответил:

– Жеребёнок, мисс Смит.

– Жеребёнок, Джеймс, – повторила мисс Смит. – Детёныш лошади – это жеребёнок, запомни это.

– Я знал, мисс Смит, я знал, только…

Но мисс Смит рассмеялась, и класс вслед за ней, и потом никто не хотел играть с Джеймсом, потому что он был такой глупый, что думал, что пони – это детёныш лошади.

Джеймс не стал расстраиваться по поводу мисс Смит. Он подумал, что всё может измениться, когда они с классом поедут летом на пикник, или сядут рядком на рождественском празднике, с тортами и пирожными, наполняя чашки из больших белых кувшинов. Но ничего не менялось. Когда на пикнике все бегали через поле, Джеймс сильно отстал, и мисс Смит, нетерпеливо ожидая его, сказала детям, что Джеймсу хорошо бы вытянуть ноги подлиннее. А на Рождество она навалила ему полную тарелку печенья с тмином, потому что ей показалось – и она не преминула об этом сказать – что Джеймсу оно должно понравиться.

Как-то Джеймс остался с мисс Смит наедине. Она сидела за своим столом в классной комнате и проверяла домашние задания. Джеймс рассматривал ручку, которую накануне подарила ему мама. Чернильная ручка, небольшая, красная и чёрная с белым. Джеймсу она казалась невообразимо прекрасной.

В комнате было тихо. Красный карандаш мисс Смит беззвучно подчёркивал, зачёркивал и помечал ошибки. Не поднимая глаз, она спросила:

– Не пойти ли тебе поиграть с остальными?

– Хорошо, мисс Смит, – сказал Джеймс.

Он пошёл к двери, сунув ручку в нагрудный карман. Открывая дверь, он услышал сзади себя раздражённый возглас мисс Смит. Он повернулся и увидел, что её карандаш сломан.

– Мисс Смит, я могу дать вам свою ручку. В неё можно набрать красных чернил. Она хорошая.

Джеймс пересёк комнату и протянул ручку. Мисс Смит отвернула колпачок и царапнула по бумаге кончиком пера.

– Что это за ручка, Джеймс, – сказала мисс Смит. – Она не пишет.

– В ней нет чернил, мисс Смит, – объяснил Джеймс. – Надо заправить её красными чернилами.

Но мисс Смит только улыбнулась и вернула ручку.

– Ну что за глупый мальчишка – тратить деньги на такую скверную ручку!

– Но я же…

– Ну давай, Джеймс, дай мне свою точилку.

– У меня нет точилки, мисс Смит.

– Нет точилки? Ах, Джеймс, у тебя вообще хоть что-нибудь есть?

Когда мисс Смит вышла замуж, она оставила преподавание, и Джеймс надеялся, что избавился от неё навсегда. Но городок, в котором они жили, был невелик, и они часто встречались на улице или в магазине. К тому же мисс Смит, которая поначалу сочла замужество довольно скучным, нередко заходила в школу.

– Ну, как тут Джеймс? – спрашивала она, тревожно глядя на него. – Как тут мой глупышка Джеймс?

Через год после замужества мисс Смит родила сына, и уход за ребёнком поглотил её. Это был прекрасный мальчик, восемь фунтов шесть унций, с красивым, чуть вытянутым личиком и голубыми глазами. Мисс Смит была в восторге; её муж, помощник адвоката, осыпал её знаками внимания, и угостил по случаю своих друзей выпивкой и сигарами. Прошло время, и маму с сыном стали каждый день видеть на прогулках: мисс Смит на своих точёных ножках везла ребёнка в оборчатой коляске. Встретив их однажды, Джеймс спросил:

– Мисс Смит, можно мне посмотреть на младенца?

Но мисс Смит рассмеялась и ответила, что она больше не мисс Смит. Она быстро покатила коляску подальше от Джеймса, как будто его близость могла как-то повредить малышу.

– Что за отвратительный мальчишка, этот Джеймс Мэчен, – рассказывала мисс Смит своему мужу. – Мне так жаль его родителей!

– Что это за мальчик? Как он выглядит?

– Да знаешь, дорогой, он такой мелкий, как куница в очках. Меня от него в дрожь бросает.

Постепенно у Джеймса появилась навязчивая идея по поводу мисс Смит. Поначалу она была проста: каждый вечер перед сном Джеймсу надо было поговорить с Богом про мисс Смит, и попытаться узнать, за что же она так его презирает. Каждый вечер он лежал в постели и беседовал с Богом, и если однажды забывал поговорить, то знал, что в следующий раз, при встрече, мисс Смит вероятно скажет что-нибудь такое, отчего он сразу умрёт.

Примерно через месяц Джеймс обнаружил, что нашёл решение. Оно было таким простым, что он даже поразился, как это ему раньше не пришло в голову. Он стал рано вставать по утрам и собирать большой букет цветов. Потом он шёл к дому мисс Смит и оставлял букет на подоконнике. Джеймс старался не попадаться на глаза ни мисс Смит, ни кому-либо ещё. Он знал, что если кто-то заметит его, то план не сработает. Когда цветы в саду семьи Мэчен закончились, он стал рвать их у соседей. Ловко и бесшумно пробирался он в сад, и набирал цветов для мисс Смит.

К несчастью, когда он нёс к дому мисс Смит свой тридцать первый букет, его заметили. Поднявшись на цыпочки, чтобы положить букет на подоконник, он увидел, как отдёрнулась занавеска. В следующую секунду мисс Смит, в домашнем халате, поймала его за плечо и втянула в дом.

– Джеймс Мэчен! Ну конечно же, Джеймс Мэчен! Цветы от маленького негодяя, как вам это понравится!? Что ты задумал, тупица Джеймс?

Джеймс молчал. Он смотрел на халат мисс Смит, и думал, что он необычайно прекрасен: синий, шерстяной, с шёлковой окантовкой.

– Хочешь нам свинью подложить, – воскликнула мисс Смит. – Крадёшь цветы по всему городу и приносишь их к нашему дому! Мерзкий ребёнок!

Джеймс взглянул на неё и убежал.

После этого случая Джеймс думал о мисс Смит не переставая. Он представлял себе её лицо, когда она поймала его с цветами, вспоминал, как она потом рассказала об этом его отцу и всем остальным жителям городка. Он думал о том, как отцу пришлось извиниться перед мисс Смит, и как потом ругались отец с матерью. Он припомнил всё, что мисс Смит говорила ему, и все неприятности, что она ему делала, вроде того печенья с тмином на Рождество. Он не хотел причинить мисс Смит вреда, всё она выдумывает. Когда даришь людям цветы, это не со зла, это для того, чтобы показать им, что они тебе нравятся и ты хочешь понравиться им.

– Если кто-то сделает вам больно, – спросил Джеймс у работника, который пришёл подстричь газон, – что вы сделаете?

– Ну, – ответил тот, – наверное сделаю больно в ответ.

– А если не получается?

– Да всегда можно что-нибудь придумать. Это несложно.

– Иногда сложно, – сказал Джеймс.

– Да ладно, – сказал работник. – Вот протяну руку и врежу тебе по уху. Чего тут сложного?

– Но я не смогу дать вам по уху в ответ, потому что вы больше меня. Как ответить тому, кто больше вас?

– Конечно, легче обидеть того, кто слабее. Слабых всегда обижают.

– А как можно обидеть того, кто сильнее?

Газонокосильщик задумался.

– Надо брать хитростью. Найти слабое место. У каждого есть своё слабое место.

– А у вас есть слабое место?

– Надо думать.

– А я смогу сделать вам больно, если ударю по вашему слабому месту?

– Ты ведь не хочешь сделать мне больно, правда, Джеймс?

– Нет, конечно, но если бы хотел, я бы смог?

– Да, пожалуй, смог бы.

– А что за слабое место?

– У меня есть маленькая дочка. Она меньше тебя. Если ты сделаешь больно ей, ты сделаешь больно мне. Это одно и то же.

– Ясно, – сказал Джеймс.

У мисс Смит начались проблемы. Жизнь, наполнившаяся счастьем после рождения ребёнка, теперь, казалось, повернулась против неё. Возможно, ей стало сложнее ухаживать за ребёнком, у которого как раз начали резаться зубки, и это прибавило всем забот; а может быть мисс Смит усмотрела в нём какую-то неприятную ей черту, и понимала, что должна теперь наблюдать за её развитием, не в силах ничего с этим поделать. Какова бы ни была причина, она чувствовала себя подавленной. Она часто вспоминала школьные дни, большую классную комнату с детскими поделками на полках и портретами королей на стенах. С тоской она воскрешала в памяти поездки на велосипеде в школу, прикосновение морозного воздуха на своём лице, автоматически приходящий в голову первый урок. Она любила эти зимние дни: ученики, топающие ногами на спортивной площадке, потрескивающая, раскалённая докрасна печка, которую даже приходилось ограждать, чтобы никто не обжёгся. Было так приятно чувствовать усталость, приятно давить на педали на обратном пути, заезжать за покупками, потом домой, к чаю и радиоприёмнику, потом вечер с книгой у камелька. Не то, чтобы она жалела о чём-то, просто то и дело вдруг чувствовала, что хотела бы вернуться в прошлое.