Александр Хургин - Брунгильда и любовь (из жизни евролюдей)

Александр Хургин

Брунгильда и любовь (из жизни евролюдей)

1. Левая грудь Брунгильды

Нельзя уверять так вот определенно и однозначно, что Брунгильда

Лопухнину нравилась или была им любима, как женщина бывает любима мужчиной. Потому что немка русскому человеку может понравиться только в одном случае… Нет, пожалуй, в двух случаях может она ему понравиться. Первый – если он царь и помазанник, а второй – если пьян до положения риз и других соответствующих положений. Царем

Лопухнин, исходя из его фамилии полудворянской, не был никогда, пил он тоже умеренно, хоть и много, так что его личное отношение к немкам ничем не отличалось от стандартного и общепринятого во всем мире. Немки и своим-то мужчинам нравятся очень условно, через не могу. Не зря же те форменно на иностранок охотятся и в Таиланд паломничества устраивают, организованными группами и стихийными объединениями граждан. В смысле, ездят за ихними проститутками, которые там дешевле грибов. Чтобы в Дойчланде делать их женами, подругами и любовницами, тем самым непатриотично игнорируя дам арийских кровей. Потому-то, между прочим, и цунами прошлогоднее больше всего немцев смыло. Из числа загоравших на золотых пляжах

Сиама интуристов.

Или еще один достоверный факт, подтвержденный непроверенными статистическими данными, каковые свидетельствуют, что из-за пива в среде немецких мужчин разных возрастных и социальных групп много импотентов встречается. Гораздо больше, чем в Италии, Испании,

Португалии и Франции, где традиционный мужской напиток на каждый день – не вредное в половом отношении пиво, а целебное сухое вино или, в самом крайнем случае, портвейн. Казалось бы – делайте выводы, принимайте меры, меняйте свою половую жизнь к лучшему. Но немцы как злоупотребляли пивом, так и злоупотребляют им в противоестественных дозах и никогда на женщин не променяют. Потому что от немецкого пива эстетическое удовольствие они получают. А от немецких женщин – эстетические страх и ужас. Конечно, лучше пиво и импотенция. Тут немцев любой мужчина любой национальности поймет и не осудит. Глаза же у них есть, у немцев. И женщин они своих видят не во сне, а наяву ежедневно. Дома, на работе, на улице. Нигде от них не скрыться, от женщин. И одного женского вида немецким мужчинам бывает достаточно, чтобы стремиться близко к ним не подходить. Без особой надобности и нужды. Только когда совсем уж невтерпеж и деваться некуда. Есть даже такое расхожее мнение, что это Бог немецких мужчин обидел и наказал за все, что они творили. Взял и лишил их до седьмого колена красивых женщин. Чем не кара Господня, чем не казнь египетская?

Правда, Брунгильда по сравнению с другими была не то чтобы счастливым исключением из правила, но все-таки на нее можно было с аппетитом смотреть. И спереди, и сзади, и с боков. Лучше всего, конечно, сзади. Потому что одна грудь у Брунгильды была меньше другой. Или не совсем так. Возможно, и не меньше. Скорее всего и одна ее грудь, и другая объем имели примерно одинаковый. Но левая была примята, что ли. И чуть вдавлена в грудную клетку. Для истинной любви и страсти – это, конечно, не преграда. Но за истинность своих чувств к Брунгильде Лопухнин поручиться даже головой не мог. Он не разобрался в нахлынувших на него ощущениях. Во всяком случае, в ВМW, принадлежавшей безраздельно Брунгильде, Лопухнин чувствовал себя комфортно, как рыба в воде. И сама Брунгильда, будучи, как и все женщины фатерлянда, безвылазно за рулем, привлекала Лопухнина больше, чем если бы она пешком передвигалась. Потому что образ жизни

“всегда и всюду на колесах” не только фигуру, но и походку изменяет.

И она не становится более элегантной или более порхающей. Женщины, всю жизнь сидящие за баранкой, они как-то боком ходят. Как будто только что из машины вылезли, хлопнув дверью. Они идут, а их как будто в сторону сносит. Вроде и в нужном направлении, а вроде и в сторону.

Но походка – это пустое. Походка большей частью вне сферы мужской видимости находится. Обычно же мужчина рядом с женщиной идет или впереди нее на полшага. И она ему бывает вся не видна, а видны только ее фрагменты, да и то при излишнем повороте головы на определенный угол зрения. А вот грудь разнокалиберная в глаза бросается. При разговоре, допустим, с глазу на глаз или во время легкого ужина в кафе с пивом и сосисками. Ну и в процессе интимных эротических сцен. Это уж естественно и неизбежно. Тут как ни вертись, а грудь всегда непосредственную роль играет, находясь в центре мужского внимания и осязания.

Если б еще эти сцены чаще случались. А то раз в неделю, и никаких нарушений режима. Брунгильда его сразу при близком знакомстве предупредила, чтобы знал. Мол, любовь у нас – по пятницам как штык.

Будь готов во всеоружии.

– Я всегда готов, – ответил ей тогда Лопухнин.

Ему было все равно когда. Все равно, но интересно. Почему именно по пятницам? А не по средам, к примеру. И он как-то раз выбрал удачный момент после очередного планово-профилактического коитуса и говорит

Брунгильде:

– Вообще-то, – говорит, – мне по пятницам религия не предписывает. У меня с вечера пятницы шабат вступает в силу. А в шабат надо отдыхать и молиться, а не заниматься любимым делом в свое удовольствие.

Брунгильда его претензии и пожелания выслушала и говорит благосклонно:

– Какой шабат, и с чем его едят в ваших диких краях?

– Ну я же по еврейской линии к вам в Германию въехал, – Лопухнин ей объясняет. – А у евреев иногда бывает шабат. Хотя я и не полностью еврей, а всего лишь на треть, но все-таки.

Брунгильда была приучена воспитанием религиозные чувства людей уважать, включая и чувства евреев. Несмотря на то, что про существование в ее стране какой-то отдельной еврейской линии ничего не слыхала. Она подумала и говорит:

– А когда твой шабат заканчивается?

Лопухнин тоже подумал и говорит:

– Кажется, в субботу. На закате дня.

– Прекрасно, – говорит тогда Брунгильда, – alles klar.

А l l e s k l a r – все ясно (нем.).

Переносим любовь на субботний вечер и субботнюю ночь. Тем более такой перенос и плюсы свои имеет. В воскресенье в кирхе легче не забыть все то, что замолить нужно, и за какие именно грехи у Господа

Бога прощения попросить.

Лопухнин сначала удивлялся, почему она всего раз в неделю до любви снисходит. Молодая же девка. И темперамент стремится к южному. Он предполагал, что это все из-за работы. Где устает Брунгильда, интенсивно трудясь, и по вечерам будних дней ей не до физиологических утех бывает. Так же, как и по воскресеньям, за которыми неизбежно следуют понедельники – дни тяжелые и ненастные.

А что выяснилось? Конечно, на работе Брунгильда уставала, как последняя собака, это при капитализме в порядке вещей. Но главная суть крылась в другом. Лопухнин не сам до нее докопался, не своими руками. Он спросил у Брунгильды, мол, почему так, а не иначе. И она ему все разъяснила. Говорит:

– Потому что самое дорогое у нас, немцев, – это водоснабжение. Ну и электричество тоже недешевое. А после наших гимнастических упражнений простыню и весь комплект постельного белья надо в стирку отправлять. Так чтоб стиральную машину лишний раз в неделю не запускать, мы и любим по общему со стиркой графику. Удобнее всего любви посвящать пятницу. Тогда в субботу можно все, что за неделю скопилось, выстирать и окна в доме помыть, а в воскресенье – поспать и в кирху забежать на молитву. Но раз тебе Коран твой – или как там ваша еврейская Библия называется – запрещает, будем принимать компромиссные решения.

На что Лопухнин молча ответил: “Ну шкура! На бээмвухе куда царь пешком ходил ездит, живет в трехкомнатной квартире с отдельным для гостей санузлом, а на стирке и любви экономит”.

Нет, не постичь было Лопухнину загадочную немецкую душу. И он даже в сердцах полагал, что души, в нашем исконном понимании, у немцев вовсе не существует.

Ну да Бог с ней, с их душой. С душой было Лопухнину все понятно. Так же как и с любовью регламентированной. А что понятно, то не волнует и не трогает. Волнуют обычно загадки природы и тайны мироздания. И вот именно такой загадкой явилась для Лопухнина левая грудь

Брунгильды пресловутая. Вернее, загадкой был вопрос “почему?”.

Почему она имела отличную от правой – эталонной, так сказать, груди

– конфигурацию? И загадка эта не давала Лопухнину никакого умственного покоя. Он силился ее разгадать и не мог. А когда он что-нибудь не мог, его это беспокоило. И бесило.

И вот однажды, как говорится, в один прекрасный день недели Лопухнин совершенно случайно и неожиданно для себя присмотрелся попристальнее к другим женщинам города Крайсбурга. Присмотрелся и чуть не оторопел: практически все эти женщины – если к ним хорошо и тщательно присмотреться – имели ту же самую отличительную черту, тот же самый небольшой дефект груди. Ну разве кроме самых молоденьких и упругих, а также эмигранток из бывшего СССР.