Сётаро Ясуока - Зов прерий

Сётаро Ясуока

Зов прерий

Я повесил трубку и сам у себя спросил: «Куда теперь?»

В самом деле, я совершенно не представлял, куда идти дальше.

Последнее время звонить по телефону стало моим единственным занятием.

Приезжая из пригородного городка К. в Токио, я сразу же мчался к первой попавшейся на глаза телефонной будке и звонил. Почти всегда номер, который я набирал, был занят. Это и хорошо. Я не спеша вешал трубку и, если за мной стояла очередь, говорил: «Пожалуйста, звоните, я попробую еще раз после вас». Бывало, люди даже удивлялись, отчего это я так охотно уступаю.

Честно говоря, мне нравилось ждать. Именно в это время у меня возникала иллюзия занятости. Я никогда не прислушивался к тому, о чем говорил по телефону человек, которого я пропустил вперед. Прислушиваются обычно те, кто с нетерпением ожидает у телефонной будки, когда наступит их черед. А я просто жду, когда человек закончит свой разговор. Если номер занят и позади меня никого нет, я направляюсь к соседней будке. Постояв за день в паре десятков телефонных будок и не дозвонившись, я облегченно вздыхаю, возвращаюсь домой и говорю матери: «Наверно, очень занятой господин – сколько раз набирал номер, все время он с кем-то разговаривал». На этом я считаю свой долг исполненным до следующего утра… Но иногда, как это произошло нынче утром, номер оказывается свободным и человек на том конце провода сразу берет трубку. Вначале он вежливо интересуется моим именем и по какому делу я звоню, потом, уже не так учтиво, просит подождать и через пару минут сообщает, что мою просьбу удовлетворить не может. Эти несколько минут напряжения, беспокойства и страха утомляют меня значительно больше, чем сотня бесполезных звонков из телефонных будок. На лбу выступает холодный пот, дыхание прерывается, и, в то мгновение, когда опускаю трубку на рычаг, я ощущаю звенящую пустоту в голове и покидаю будку, бормоча: «Куда теперь?»

Сколько раз повторялось одно и то же! Пора бы привыкнуть, но всегда остается неприятный осадок, когда в ответ на вежливые слова: «Прошу прощения, что побеспокоил вас, несмотря на вашу занятость…», слышишь резкий щелчок отключения, хотя и фразу-то не успел произнести до конца. Я толкаю дверь будки и выхожу на улицу. Улица вдруг становится непомерно широкой, и в первое мгновение не знаешь, куда идти. Потом все же делаешь первый шаг, словно подталкиваемый навязчивой идеей: все равно куда, но идти надо. Надо!… Меня могут спросить: какая нужда заставляет тебя звонить по телефону? Мне и самому это кажется непонятным. То ли от прежней армейской жизни осталась привычка повиноваться, то ли это у меня в крови от рождения, но я привык подчиняться приказам любого, кто находится рядом со мною. Вот и теперь я ежедневно отправляюсь в Токио исключительно по требованию матери. В моем кармане – визитная карточка одного высокопоставленного правительственного чиновника. В давние времена мать через каких-то родственников случайно познакомилась с ним, а теперь он вознесся так высоко, что его визитная карточка обладает в глазах моей матери чуть ли не магической силой, которая может отворить мне двери любой компании, а президенты и директора наперебой начнут предлагать мне работу.

Я пытался объяснить матери, что никакая протекция самого влиятельного лица не заставит этих господ просто допустить к конкурсу на должность человека, который целых четыре года бездельничал после окончания университета. А если к этому прибавить заболевание легких и отсутствие выдающихся способностей, то каждому ясно как божий день, что двери солидных компаний для меня будут закрыты навсегда. Однако мать все мои доводы и объяснения пропускает мимо ушей и упрямо твердит:

– Все это так, но попытаться надо. Ведь говорят – под лежачий камень вода не течет.

Возражать бесполезно. И то верно: чем целыми днями бездельничать дома, лучше бродить по токийским улицам. К тому же мне нравилось, смешавшись с городской толпой, слоняться по Токио.

Понимая всю бесполезность попыток устроиться на работу, я все же решил попытать счастья там, где, как мне представлялось, был хотя бы проблеск надежды. Узнав, что одной нефтяной компании требуется агент по рекламе, я рискнул пойти туда, надеясь, что для этой должности не обязательно быть недавним выпускником университета. Однако, подойдя к величественному каменному зданию компании, я почему-то оробел и не сразу решился войти через парадный вход. Туда вела монументальная каменная лестница, вызывавшая в памяти ассоциацию со ступенчатыми усыпальницами древнеегипетских фараонов. Само здание создавало странное впечатление важничающего господина, и мне казалось, что стоит подняться хотя бы на одну ступеньку, как ноги сведет судорога. В первый момент я хотел даже обойти здание, чтобы отыскать более скромный вход, потом все же чувство собственного достоинства взяло верх, и я стал медленно подниматься по каменным ступеням. Я вошел внутрь, но не успел сделать и нескольких шагов, как меня остановил швейцар. Я смущенно достал из кармана визитную карточку высокопоставленного чиновника и сказал, что хотел бы встретиться с президентом компании.

– Прошу подождать здесь, – нелюбезно бросил швейцар и принялся толстыми, неловкими пальцами крутить диск внутреннего телефона. Вскоре в холл торопливо спустился пухленький человечек, должно быть секретарь, и виновато произнес:

– Нижайше прошу прощения за то, что заставили вас ждать.

Улыбаясь, от чего на щеке у него появилась ямочка, и безостановочно крутя верхнюю пуговицу пиджака, он повел меня через огромный холл по скользкому мраморному полу. Мы вошли в лифт, поднялись на несколько этажей и, пройдя по нескончаемым узким коридорам, очутились наконец в комнате с единственным столом и несколькими креслами. Он попросил меня немного подождать, а сам уселся за стол.

Кроме меня, в комнате сидело еще несколько посетителей. И по возрасту, и по внешнему облику они были совершенно непохожими Друг на друга, и я никак не мог догадаться, что могло их свести здесь, в этой комнате. Их роднило одно – выражение бесконечного терпения на лицах. Никто не заговаривал с соседом, не читал. Каждый молча ждал в напряженной позе, глядя прямо перед собой. Я просидел более часа, но так и не понял, ради чего они здесь собрались. Наверное, эти люди упорно молчат потому, что у каждого своя важная тайна и он боится ее выдать, подумал я… Дверь, ведущая в кабинет к президенту, открылась, и из нее вышел загорелый мужчина лет пятидесяти. Через руку у него было перекинуто пальто с меховым воротником. Он поклонился секретарю и вышел из комнаты. Секретарь назвал мою фамилию. Я подошел к его столу и, подражая только что вышедшему посетителю, поклонился. Секретарь смущенно улыбнулся.

– Погодите минутку, я обязан доложить о вас господину президенту, – сказал он, по-прежнему крутя верхнюю пуговицу на пиджаке. Потом, уже взявшись за дверную ручку, он обернулся и спросил:

– Прошу прощения, вы по какому делу к господину президенту?

Я замялся, потом, с трудом ворочая языком, громко ответил:

– По поводу вакансии на место агента по рекламе.

– Значит, вы и есть тот человек, которого приняли на работу?

– Нет, я как раз хочу просить господина президента зачислить меня на эту должность и… – Не успел я договорить, как секретарь оборвал меня и тонким голосом, словно тенор, берущий высокую ноту, закричал:

– Весьма сожалею! Конкурсные экзамены в отделе рекламы закончились еще вчера. Неужели вам это неизвестно?

Я озадаченно уставился на секретаря. Тот, видя мою растерянность, сказал уже более мягким тоном:

– Извините, что так долго заставил вас ждать понапрасну. Господин президент сейчас крайне занят и не сможет вас принять… Произошло недоразумение – швейцар принял вас за корреспондента из газеты.

Вся эта история меня нисколько не расстроила, скорее развеселила. Выйдя на улицу, я зашагал, подгоняемый ветром, прочь от этого здания и только бормотал себе под нос: «Вот что выходит, когда следуешь пословице «Под лежачий камень вода не течет». Стоило мне чуть-чуть замедлить шаг, как перед глазами всплывала физиономия секретаря и охватывало чувство невыразимого стыда.

Неудача первого дня заставила меня отказаться от визитов в компании. Я понял, что если не бессмысленно, то по меньшей мере неразумно добиваться встречи обязательно с президентом, чтобы поступить на службу. Но я не осмелился сказать матери о сделанных выводах. Стоило ли разочаровывать ее, когда это все равно ничего не изменило бы к лучшему? Я убивал время, бродя по токийским улицам, заходил в какой-нибудь универмаг, в комнате отдыха съедал взятый с собой завтрак и возвращался домой. Потом подумал, что этого все же недостаточно, и решил, гуляя по Токио, время от времени позванивать в различные компании и учреждения. Как правило, номера телефонов государственных учреждений были заняты – может, из-за неполадок на телефонной станции. Но со временем я стал вешать трубку даже в тех редких случаях, когда соединяли сразу. Все равно никакого толку от этих разговоров не будет, бормотал я, кладя в карман возвращенную автоматом монетку, и, чувствуя себя мелким воришкой, выбегал из телефонной будки.