Вера Павлова - За спиной у музыки

Вера ПАВЛОВА. За спиной у музыки

Дочери

Свеченьем обесцвечена,загадочно лучитсябеременная женщинас засосом над ключицей.Кто в лоне спит калачиком,кто в сердце спит клубочком?— Мне снятся только мальчики.Наверно, будет дочка.

Щекотливым шепоткомрассказать тебе хочу,как в роддоме молокомзалила очки врачу.Наклонился: как дела?Похотливо сжал сосок…Брызнуло, оба стеклазачеркнув наискосок!

Ромашковым лугом,дорожкою тряской,как пахарь за плугом,иду за коляской,пою по-крестьянски,срываю ромашку:Смотри! Из коляски —глаза нараспашку.

Тшш, — говорила метла,тсс, — говорила лопата,ты под крылом снегопадав красной коляске спала,ты улыбалась во сне,сыпался снег-второгодник,думал о родине дворник,о виноградной стране.

Посмотрели снегопадот начала до конца.Начинался невпопад —крошки, перышки, пыльца, —а потом так припустил,так сгустился над катком,что ребенок рот открыли ловил его, ловилвысунутым языком…

Кривые рожицы — Мам, не смейся! —в тетрадке в клеточку — Пап, не трожь! —— Что рисуешь? — Святое семейство.И только Бог, как всегда, не похож.

Хризантемы в латунном тазике(с дачи или по три рубля),пучеглазые первоклассники,незамужние учителя.Не у всякого получаетсясделать Кассу Букв и Слогов.— Иринсанна, Орлов кусается!— Ну и сволочь же ты, Орлов.

— Опять мечтаешь? — орали над самым ухомчертежник, физик, военрук, физкультурник.А я не мечтала — разве тут помечтаешь!Точнее, мечтала о том, как ночью, в постели,пригревшись под одеялом, обняв подушкудвумя руками, я помечтаю вволюо тонком принце в доспехах из лунного света,о доме в лесу у речки для самых любимых —рояль в гостиной, собаки, велосипеды,любые книги, какая хочешь одежда.Хватит трех этажей, или сделать четыре?Лодка, с парусом. Специальные крылья.Волшебная палочка — мало ли, пригодится.И, так и быть, таблетка от всех болезней.О, как я буду мечтать! — шевеля губамии пальцами ног, пылая, ресницы дыбом,знобит занавеску, в серванте звенят сервизы…В общем, примерно так, как теперь вспоминаю.

осень наступилана подол дворарастеклись чернилавыводя физ-радевы-скороспелкипонеслись гурьбойпо секундной стрелкепротив часовой

Росла в любви и нищете,красивая, волевая,живую воду в решетеносила, не проливая,янтарной музыкой светясь,ждала заветного бала…Сбил с ног. Упала навзничь в грязь.Ни капли не расплескала.

Крепко-накрепко забыто.Вспоминать не смей!Молоко пропало быстро.Муж еще быстрей.Отоспись! — Проклятый снится.Удались! — Куда?Помолись! — А как молиться? —Грудь пустым-пуста.

Доченька моя худенькая,съешь ложечку за папу,он для тебя не поскупилсяна лучший сперматозоид.Доченька моя щупленькая,ложечку — за второго папу,он для тебя потрудился —сделал тебе сестренку.Доченька моя тощенькая,ложечку — за третьего папу,он для тебя постарался —увез от тебя маму.Доченька моя чахленькая,ложечку — за четвертого папу,пока он платит по счетуза мирный семейный ужин.

Отцветающая мать,не перечь юнице,не пытайся удержатьсолнышко в темнице.Ей — сиять и согреватьвсех, кого попало,мне — в потемках доставатьвторое одеяло.

Тоска и скукагустой, усталой,остывшей крови…Роди мне внука,и я оставлютебя в покое,роди мне внука,роди мне внучку,роди мне двойню,зазнайка, бука,лентяйка, злючка,гуляка, соня!

— Еще не знаю, за кого,уже знаю, в каком платье:сине-белом, без рукавов,лодочки, без перчаток… Радиэтого — хоть сегодня в ЗАГС! —острогруда, тонколица,тусклый огнь в огромных глазах…— Мам, а трудно разводиться?

Приехала дочь, заколкиусеяли пол и полки.У нас их немало, полок,но ей хватило заколок.Уехала. Проводили.Искали. И находилина улицах, в парках… Чудо! —Твои невидимки — всюду.

Сурдоперевод

Вспомнила, как мы с братом ловили певчих кузнечиков, сажали их на ствол сосны, и они, думая, что это травинка, ползли всё вверх и вверх, а потом хором пели на ветках, не умея спуститься, не решаясь спрыгнуть. И вдруг поняла: эта сосна — русская поэзия.

Ой, а чё это вы себя в туалете повесили?

А у меня тут доска почета.

А кем вы работаете?

Поэтом.

И мы стали делать каждый свою работу: сантехник — чинить унитаз, я — переписывать набело стихи в дневник.

Какое твое самое первое воспоминание?

Звездное небо. Мать везет меня к бабке, ночью, зимой, на санках, а надо мной — звезды: много-много, далеко-далеко. А твое?

Сырая земля. Деревня, я иду через поле, а под ногами — близко-близко! — черная, влажная, жирная, пахучая, скользкая земля.

Какие разные воспоминания! Небо и земля…

«Открытый мед только что собран и еще не переработан. Печатный мед — запечатанные восковыми крышечками ячейки с медом, подготовленным для долгого хранения». Рукопись. Книга.

Коровий колокольчик — сигнализация наоборот: звенит — все в порядке, умолк — тревога. Мои стихи — коровий колокольчик. Не сигнализация.

Понимание: акустическая аномалия сводчатого холла Центрального вокзала. Стоим в разных углах, лицом к стене — и перешептываемся. Между нами — толпы, базар-вокзал, но мы не слышим шума, и нас никто не слышит. А если бы и услышал, не понял бы — наш язык иностранен.

С.: «Писать стихи — это как червей копать: ухватишь за хвост — и тянешь. Потянешь слишком сильно — порвешь, слишком слабо — упустишь…»

Бродский: «Проза — пехота, поэзия — ВВС». А переводчик? — Десантник. Зеленый берет.

Три стадии погружения в музыку:

1 — мне кажется, что это я играю (я = исполнитель);

2 — мне кажется, что играют на мне (я = инструмент);

3 — мне кажется, что играют во мне (я = концертный зал).

О Бетховен, мужественный девственник!.. С. о бетховенских кодах: «Уже знает, как кончить, еще не знает, когда».

Стихи — дети. Литературные тусовки — родительские собрания.

Приснились стихи:

Подари мне, мама,подари мне, папа,на восьмое мартафаллоимитатор.

Сон — жестокий пародист.

Нельзя писать стихами ни о том, чего не знаешь, ни о том, что знаешь точно, — только о том, о чем смутно догадываешься и надеешься, что стихи подтвердят догадку. Или опровергнут.

Первая пишущая машинка — «Ремингтон» — изготовлялась на фабрике винтовок и крепилась к столику для швейной машинки. Вот и строчим!

Отцы и дети: дочь Томаса Манна научила свою собаку печатать на машинке несколько слов — под диктовку, с большим количеством опечаток.