Валерий Куринский - Сонеты

Валерий Куринский

Сонеты

x x x

Пробел январский заполняю кистью

из трепетанья крылышек стрекоз,

и тоненькою прочернью всерьез

свой иероглиф я пишу искристый.

Мне хорошо, как некогда, от свиста

и завываний ветра, а мороз

рассказывает мне, треща, как рос

он осенью минувшей: неказистый,

но слишком мудрый, чтоб спешить,

он все никак замерзнуть от души не мог,

хоть и старался. Только все же

каприччо вскоре стал писать в окне,

и посчастливилось случайно мне

узнать на что бывает быль похожа…

x x x

О как мы любим эту нашу краткость

растягивать и длить исподтишка,

хоть устает то сердце, то рука

и можно выжить, только в прах расстратясь.

Есть много зла. И многое не в радость.

А что-то хорошо – то лишь пока.

И словно не туда течет река,

совсем не худших утопить стараясь.

Но все равно за мигом снова миг

соединяет с тайной напрямик,

которая тебя все дальше манит,

как будто только в том весь смысл людей,

чтоб дольше в плоти пребывать своей

и в беспредельном недопониманьи.

x x x

Пусть принесет мгновенье в птичьем клюве

еще одну травинку для гнезда,

такого нужного для чувств моих всегда -

они, чтоб быть, уединяться любят.

Вокруг прозрачно будет пусть и люди

пусть смотрят в лица им, когда

они себя осознают, и нет вреда в том,

что совсем уж чей-то взгляд колючий

безжалостен, показывая им, как не нужны они…

И дым пусть от костров осенних вьется

над ними, странными, и пусть

они, себя не зная наизусть,

зато на память распевают солнце.

x x x

Жара. Скромна московская сирень.

И вертится вокруг планеты имя,

зачем-то мне до слез необходимо,

как будто бы и так не светел день.

От этого острей желанье. Вдень

в его иглу продленья нить, родимый,

и пусть ее сучат для нас из дыма,

чтоб мы в конце все превращались в тень.

Здесь правда все, хоть вечно рядом ложь есть

и, слава богу, в нас живет возможность:

нам кажущимся управлять дано,

преображать то вещь, то звук, то образ,

что музы дарят нам порой, раздобрясь,

когда глубинно сердце влюблено.

Москва 09.06.99

x x x

Закупоренность на просторе?.. Джинна

вот-вот бутылка выпустит и всюду

всеобщее свершится в мыслях чудо -

и жест, и смех, и власть наполовину.

Свиданья состоятся. Не покинут

людей стремленья, свойственные людям,

и мы, волнуясь, молодость обсудим -

стихотворенье, легшее на спину,

чтоб видеть небо, что всегда – напротив

для тех, кто вновь читает иероглиф

Кассиопеи – у себя на жизни,

всеобщностью великой проникаясь

и этим сохраняя уникальность,

которой звездным толпам не затиснуть.

Москва 10.06.99

x x x

Вулкан бездействует, но в нем копится лава

и Геркуланум снова обречен:

должно погибнуть все, что "ни при чем",

должны исчезнуть те, что вечно "правы".

Но и невинные сгорят при этом травы,

мохнатые сонаты мыслей-пчел

и все, что кто-то за всю жизнь прочел

в анналах снов и летописях яви.

В наследство входят восклицанья дружб

и мир, что по-щеночьи неуклюж

и так родным умеющий казаться

среди всегда грозящих катастроф

одновременно нежен и суров,

пуглив и полон доблести казацкой.

Москва 11.06.99 05.37

x x x

Вороньим криком устлан ранний час.

Еще свежо сегодняшнее время,

еще прохладой наши мысли грея,

оно журчит как будто бы для нас.

Из тишины – предчувствованье фраз

нам возжигается. и смысл горенья

так утешителен, так не похож на бремя,

которое для большинства – "сейчас".

Вот-вот вокруг распустятся бутоны

и в путанице тонкое утонет,

потом всплывет, навеки удивит,

кому-то музыкой всю жизнь заполнив,

но превращая звуковые волны

в невиданный небесный вид.

Москва 12.06.99 06.11

x x x

Ждет понапрасну светлого приятья

достигнутая лишь тобою суть

того, что сути не дает уснуть -

всех вместе нас, во все столетья взятых.

И горько оттого. И не угадан

на следующий миг твой малый путь.

И хочется свернуться и свернуть

куда-нибудь, где ничего не надо:

ни петь, ни говорить, ни возглашать,

ни восхищеньем молодым дышать,

ни рисовать нарядные картины

тончайшей кистью мысли по холстам

небесно-голубым то здесь, то там,

палаты одиночества покинув.

Москва 13.06.99 07.04

x x x

На грядках суток нынче не растет

бурьян презрения, полынь обмана

и к солнцу тянется, от счастья пьяный,

цветок, который в то же время – плод.

И столько внешнего опять не в счет,

и столько древнегреческого в планах

у лепестков, берущих соки в главном,

чтоб никогда не увядать. Цветет

нас возвышающее постоянство

и лучший – здешний! – мир для чувства явствен

и вот уже доступен для ума,

уже есть вечное в том мимолетном, что нам

дано в на всех одном "сегодня",

где истина уже не так нема.

Москва 14.06.99 09.37

x x x

На свете, как всегда, тревожно

и столько красоты для глаз людей,

которым вместе с древностью – видней,

что правда и что ложь, и что мы можем,

когда иллюзией одно и то же

становится, и больше дней,

где есть повтор, не существует –

пей всегда иной нектар, душа! Ничтожна

опасность вновь открытия не сделать,

дойти в исканье страстном до предела,

додуматься в пути до тупика,

признать себя насытившейся сутью

того, о чем твой разум вечно судит

и бытия приносит нам река.

Москва 15.06.99 09.19

x x x

Оглох Бетховен, чтоб была слышнее

та истинная музыка в нем,

что обжигала слух невеж огнем,

беся маститых новизной своею.

Оглох, чтоб глупость критиков развеять,

радеющих, по мненью их, о том,

чтоб лучше было созданное сном

и явью сделанное для умов – яснее,

чем истины привычные вокруг.

Что было б, если б гений вдруг

свои виденья предал по заказу

советчиков, ужившихся с гнильем?

Увы, тогда та быль, что мы поем,

была бы лживей в мире безобразном…

10:41 22.12.99

x x x

А если дальше углубиться… Дальше

есть два пути. Один – куда-то прочь,

в бесплодную уединеньем ночь, другой –

в ущельях толп создать удачи

среди похлеще виды повидавших,

в подруги взяв опасность, превозмочь

весь ужас кажущийся, скучный дождь

в мильоны скерцо перекрасить

и в Adagio из лучшего балета

превратить стихийных сил бессмысленную прыть,

и, в сумерках талантливо печалясь,

избранников общенья вспоминать

и сочинять и сочинять и сочинять

любовью приближаемую дальность.

Киев 18.06.99 10.41

x x x

Гордыня наказуема. Вспаривший

над якобы бессмысленной толпой

наказывается самим собой -

нет палача, который был бы ближе.

И рухнув не с небес – а с драной крыши

того, что пьяно и с заносчивой тоской

сооружалось, он за смысл глубокий свой

берется, некий зов как будто слыша

откуда-то – опять же! – изнутри.

И, суть свою до смерти уморив,

влачит он видимость существованья,

которое и без того давно,

как водится у нас, обречено,

пока оно совместностью не станет.

19.06.99 09.39

x x x

Солисты сходят с надоевшей сцены,

но рампа прошлого сияет им,

по-прежнему возвышенно-шальным,

по-новому роскошно-вдохновенным.

И древность устанавливает цены

на то, что не товар, а сизый дым,

но запах чей душе необходим

всегда, везде и всем, и непременно.

Ах, боже мой, как много значит дрожь,

в которую тебя бросает, сплошь

забытое уже совсем иными!

И так смешон заносчивый другой,

звук не умеющий добавить свой

в уже для всех назначенное имя!

Киев 20.06.99 12.12

x x x

Ах, эта музыка и дней скороговорка,

которую нам, грешным, не понять,

и лета смысл как самого огня,

и неба в даль распахнутые створки.

Растительны секунды. Соком горьким,

когда они, обвив собой меня, поят

с листков – надежды, что звенят

буддийским колокольчиком.

И только во мне подвластных мыслях время – рай,

где, хочешь, с вечностью самой играй,

а хочешь, – задержись навек в мгновенье,

держа свой путь по лучшей из дорог,

которую ты славно выбрать смог,

не очерняя жизни, вдохновенно…

Киев 21.06.99 10.47

x x x

Читая листья, люди лето чтят

и возникает в воздухе соборность,

идет работа ласковая, спорясь,

у мыслей, так похожих на утят,

что вырастут и в небе полетят,

забыв о том, что есть на свете скорость,

что редок здесь патрон, который холост,

и слишком густ живых мишеней ряд.