Марек Хласко - Обращенный в Яффе

Марек Хласко

Обращенный в Яффе

(С) К. Старосельская, перевод на русский язык, 1992.

Все было бы хорошо, если б не Роберт. Мы зашибли в Тель-Авиве кое-какую деньгу и теперь ехали в Тверию с новой собакой. В автобусе все уже спали, а я глядел на пса.

- Придется его подкормить, - сказал я.

- Точно, - согласился Роберт. - Вид у него не ахти.

- На это уйдет минимум две недели. В Тверии дороже, чем в Тель-Авиве.

- Плохо, что в гостинице нельзя готовить, - сказал Роберт. - Кормили бы его кашей. От каши быстрей всего толстеют.

- Если в нее накидать мяса.

- Не уверен. Пес, похоже, пройда. Жрал бы одно мясо, а к каше и не притронулся. Я ведь о нем ничего не знаю.

- Ты знаешь, что с ним произойдет. Это уже кое- что.

- С каждым из нас когда-нибудь произойдет то же самое. Это ничего не значит. А может, так повернуть, будто и тебе нечего жрать и ты делишься с ним последним куском?

Я ничего не ответил. Я смотрел на девушку, сидящую рядом с нами; на ее прямой нос и курчавые волосы.

- В Тверию едешь? - спросил я. -Да.

- И надолго?

- Это зависит.

- От погоды?

- Нет. От того, кто за меня будет платить. А ты?

- Это зависит, - сказал я.

- От погоды?

- От той, что за нас будет платить.

- И за собаку тоже?

- Без собаки мы не можем работать.

Она повернулась ко мне, и я увидел маленький шрам у нее на переносице. Но ее это нисколько не портило, и я подумал, что через месяц, когда с лица сойдет загар, этот маленький шрам вообще не будет заметен.

- Это ты, что ли, убиваешь собак? - спросила она.

- Я бы предпочел убивать людей.

- Ты только так говоришь.

- Во всяком случае, я так думаю. Это тоже кое-что значит. Тебе никогда не приходила охота убить кого- нибудь из тех, кто тебе платит?

- Я об этом не задумывалась.

- И даже не пытайся. Считай, что у тебя нет желания их убивать. Так будет лучше.

- Сколько собак ты уже убил?

- Я всегда убиваю одну и ту же. - Всякий раз мне кажется, что я стреляю в того же самого пса. То это бульдог, то - овчарка. Но все равно для меня это одна и та же собака. Вот что скверно.

Она раскрыла сумку и вытащила бутылку бренди «Сток». Налила мне в алюминиевую кружку; в этом автобусе у всех стучали зубы, а у нее рука даже не дрогнула.

- Выпей, - сказала она.

- Нет, - сказал Роберт. - Ему нельзя пить.

- Почему?

- Физиономия пухнет. И сразу делается приличный вид. А надо, чтоб лицо было изрыто морщинами. Ради бога, не уговаривай его пить. Хочешь, чтоб у нас все сорвалось? У него на лице отпечаток страданий, как ты не понимаешь.

- А почему он так страдал? - спросила она.

- Вот этого никогда нельзя сказать заранее, - ответил Роберт. - Все зависит от ситуации и от его невесты. Если ее бросил муж и слинял, прихватив монету, с молоденькой, он страдает оттого, что его девушка ушла к богатому, которого не любила. Тогда из двух историй выстраивается одна. Мы показываем этой женщине фотографию, и дальше все идет как по маслу.

- Фотографию той девушки?

- Нет. Фотографию того типа, к которому она ушла. Это тоньше. Таскать при себе фотокарточку девушки, которая тебя бросила, может каждый. Идея стара как мир. Мы показываем фотографию человека, к которому девушка ушла. У нас есть целая коллекция фото мужиков, с младенчества больных полиомиелитом, раком, детей алкоголиков. Он просто не способен этого понять. И оттого не расстается со снимком. А невеста смотрит на фото этого урода, а потом на его лицо, и пожалуйста, ситуация готова. Поняла? Он страдает и в то же время не в силах преодолеть удивление. Что именно к такому человеку ушла женщина, с которой он провел весну своей жизни. - Роберт умолк, а через минуту добавил: - Единственную и неповторимую. Ясно?

- Да.

- Либо все выстраивается по-другому - если, не дай бог, эту бабу никто не бросал. Тогда мы даем ей фотографию девушки. Он до сегодняшнего дня не мог забыть любимую, которая погибла в автомобильной катастрофе, и ее фото для него - святыня. А теперь, познакомившись с ней, отдает самое святое, что у него есть. Это, конечно, не все, но для начала неплохо.

- У вас с собой фотографии?

- Женщины или того типа, который слинял с башлями?

- Женщины.

Роберт полез в бумажник и вытащил фотокарточку. Протянул ей, она посмотрела и отдала ему обратно.

- Совсем как новая, - сказала.

- Ну и что? - спросил я.

- Снимок должен быть затрепанный, - сказала она. - Ты ведь не первый год таскаешь его в бумажнике или в кармане, было жарко, влажно, а у карточки такой вид, будто она только что напечатана. Надо ее замусолить.

- Умоляю, не учи меня, - сказал Роберт. - Я тебе показал оригинал.

- Мог бы и не показывать, - сказала девушка. - Достаточно было сказать, что Ева, эта проститутка из Иерусалима, разрешила себя сфотографировать.

- Только никому не говори, - сказал Роберт. - Эта девушка несколько лет назад погибла в автомобильной катастрофе. Посмотри, сколько у него седых волос. - Он повернулся ко мне: - Плохо дело! Кто-нибудь, кто знает Еву, может нас заложить, если нашей невесте вздумается поставить фотографию на свой ночной столик.

- Ну и что? Ничего страшного, - сказала девушка.

- Лишняя осторожность не помешает.

- Ева покончила с собой, - сказала она. - Вы что, не знаете?

- Нет, - сказал Роберт. - Слава богу. Значит, не придется раскошеливаться на новый снимок. Если кто-нибудь начнет вякать, нетрудно будет отбрехаться: мол, случайное сходство. Хорошо бы еще тебе усмехнуться и сказать, что она была похожа на проститутку. Но эта баба должна знать, что тебе нравится самому себе причинять боль. Ты малость мазохист, но ведь многие, кто в жизни сильно страдал, становятся мазохистами. - Он замолчал, а потом сказал: - Хотя нет. Это я чушь говорю. Наоборот! Пускай душевная боль только лишний раз отразится на твоем лице. Это тебя подымет в ее глазах. Понимаешь? Самоубийство жалкой проститутки напомнило тебе о смерти любимой женщины. Понял? Эта, новая, на тебя смотрит, а ты не в силах сдержать порыв души, хотя знаешь, что такое ей вряд ли придется по вкусу. Чистота твоих чувств не позволяет прикидывать, что тебе выгодно, а что - нет. И тут же стена между вами рухнет.

Девушка наклонилась ко мне, и я почувствовал ее горячее дыхание, а она провела рукой по моему виску.

- И верно, - сказала она. - Ты уже седеешь. Года через два будешь совсем седой. -Я слегка пододвинулся к ней, но она отстранилась. - И не жаль тебе их? - спросила.

- Все вы клиентки, - сказал я. - Правда, Роберт?

- Это он только так говорит, - сказал Роберт. - Хамоват, но сердце золотое. Жизнь у него была тяжелая. Он все время настороже. Боится людей и убегает от них. Некоторые боятся и рвутся к власти, а другие убегают. Он из тех, что убегают.

- Все вы клиентки, - повторил я. - Хочешь верь, хочешь нет. Вы клиентки. Но, так или сяк, в конце концов я останусь один и без гроша. А пока дайте мне поспать.

Но заснуть я не мог. Возможно, потому, что водитель автобуса ехал так, точно ему платили, чтобы у нас клацали зубы; а может, просто мешало сознание, что эта девушка сидит рядом; время от времени, когда автобус проезжал через освещенные перекрестки, я отворачивался от окна и тогда видел ее профиль: прямой нос, сильную шею и вьющиеся волосы. Не знаю почему, но не смотреть на нее я не мог. Чуть подальше сидела красивая блондинка, но мне на нее было начхать. Слишком молода для клиентки. У нее еще лет десять в запасе, а то и пятнадцать, хотя в здешнем климате женщины стареют быстро, а она, похоже, тут родилась, и наверняка ей нечем будет платить. И мне даже стало ее немного жаль.

Я повернулся к той, с темными волосами и сильной шеей, и тронул ее за плечо.

- Дай все-таки глоточек, - сказал я. - Не могу заснуть.

- Умоляю тебя, не пей, - сказал Роберт. - Ты же опухнешь.

- Приму диамокс, - сказал я.

- Что такое диамокс? - спросила темноволосая.

- Средство для обезвоживания организма, - объяснил Роберт. - Если он слишком много выпьет, у него отекает лицо. Тогда на следующий день я даю ему две таблетки диамокса, и снова у него рожа изрыта, как у Богарта.

- Я такого не говорил, - сказал я.

- Ясное дело. Это говорят все твои невесты. Помнишь девушку из Бостона, которая покончила с собой?

- Нет, - сказал я. И соврал; я ее помнил и знал, что не забуду. У нее были веснушки, и она как-то очень славно потела.

- Не помнишь?

- Нет.

- Та, что забеременела и выпрыгнула в окно? Поднялась на двадцатый этаж и в плавный устремилась полет…

- Теперь припоминаю, - сказал я и рассмеялся.

- Что тут смешного?

- Вечно ты преувеличиваешь. Этаж был седьмой, - сказал я и взял кружку, а девушка смотрела на меня и тоже смеялась.

- И все равно тебе не надо пить, - сказал Роберт.

- Это еще почему? У нас целая пачка диамокса. Не бойся. Не отеку.

- Не о том речь, - сказал Роберт. - Спьяну ты ведешь себя как подлец. Конечно, ты - человек опустившийся, неудачник, но душою чист. - Он обратился к сидящей рядом девушке: - Не похож, скажешь?