Василий Немереж - М.О.Рфий

В. Немереж

М.О.Рфий

Светлой памяти «непобедимой и легендарной» посвящается.

Среди служилых людей с давних пор не было элемента настолько обездоленного, настолько необеспеченного и бесправного, как рядовое русское офицерство. Буквально нищенская жизнь, попрание сверху прав и самолюбия; венец карьеры для большинства — подполковничий чин и болезненная, полуголодная старость.

1

«Артиллеристы, Сталин дал приказ»

Усатый прапорщик придирчиво изучал пропуск Корнеева, тянул время, явно демонстрируя высокую степень своей бдительности. Вот уже третий год по нескольку раз в день он пялился в этот красный кусочек картона и, конечно же, давным-давно наизусть знал не только фамилию, имя и отчество Корнеева, но и все штампы — допуски. Замысловатые значки, определяющие степень свободы в перемещениях по красным изрядно потертым ковровым дорожкам Министерства обороны. Прапор даже здоровался с офицером, если доводилось столкнуться, скажем, в лифте, но сейчас он на посту, а значит, надо ломать эту комедию, для видеокамеры, которая расположилась напротив. Кто знает, может быть, как раз сейчас командир роты охраны смотрит на него?

Корнеев терпеливо дожидался окончания действия спектакля «одного зрителя». Он не был новичком в армии. За время своей службы научился и ждать, и догонять. Два, как всем известно, самых противных занятия в жизни.

Он четыре года терпеливо ждал окончания училища, зачеркивая дни в календаре; пять лет ждал перевода «на большую землю», когда служил на Сахалине. Затем, когда, вдоволь помотавшись по отдаленным гарнизонам, впервые попал служить в крупный город (даже троллейбусы ходят!), четыре года ждал получения заветного ордера на свою первую офицерскую квартиру. Тогда Корнеев был уже подполковником. А сейчас (в этом он, правда, не хотел признаваться даже самому себе) он ждал увольнения в запас…

Прапорщик вернул пропуск, взял под козырек. Один шаг — и Корнеев оказался в сутолоке чуждого и непонятного для него «гражданского» мира. Министерство обороны при всем бардаке, который здесь почему — то называют военной реформой, при всем идиотизме (он здесь так же неистребим, как запах кирзы и несвежих портянок в солдатской казарме) все — таки было своим, знакомым миром. Восьмиугольное здание Министерства обороны, словно остывающий осколок Советского Союза, инородным телом торчало посреди одной из самых шумных, размалеванных иностранной рекламой улиц Москвы.

Корнеев не идеализировал атмосферу, царившую в министерстве, и в то же время не рисовал все черной краской. Он принимал её такой, какая она есть. Так спокойно умный человек встречает неизбежную старость, а за ней и смерть.

Шестьдесят два шага от третьего подъезда до входа в метро «Арбатская» Корнеев всегда старался пройти как можно быстрее, впрочем, не сбиваясь на бег. Хотя он был одет в гражданский костюм («гражданку», как говорили офицеры), но шутливого правила не нарушал. Известно, что бегущий полковник в мирное время вызывает смех, а в военное — панику.

На гранитном ограждении здания любили «тусоваться» алкаши и всякая арбатская рвань. По какой — то непонятной ему причине их здесь не трогала милиция. Каждый рабочий день приходилось, словно сквозь строй, проходить мимо этой разношерстной, опустившейся публики: утром усиленно опохмелявшейся, вечером — пьянствующей заново. Их опухшие, обильно разукрашенные синяками и ссадинами лица вызывали омерзение и жалость одновременно. Здесь они пили дешевую водку, блевали и спали. Мочились чуть в стороне, за углом: у закрытого резервного входа в здание министерства. Когда запах мочи достиг носа командира комендантской роты, он стыдливо приказал этот угол здания отгородить. Так появилось между вторым и третьим подъездом Министерства обороны странное сооружение, чем — то напоминающее могильную ограду. Несколько намертво скрепленных между собой металлических звеньев ограждения, тех, что использует милиция для направления людских потоков на различных массовых мероприятиях, по идее коменданта, должны были стать непреодолимой преградой для нарушителей общественного порядка. Алкаши, правда, мочились здесь по — прежнему, но теперь их мутные вонючие струи хотя бы не добивали до двери Министерства обороны.

Корнеев, проходя мимо этого странного сооружения, невольно ловил себя на крамольной мысли: не за этой ли «могильной оградкой» покоится достоинство некогда великой армии?

Как — то в один из студеных январских дней здесь же, около третьего подъезда на гранитном парапете, Корнеев увидел труп перепившегося бедолаги. Тот лежал на спине с открытым ртом, из — под задранной рубашки желтела слегка припорошенная снежком кожа живота. Прохожие, боязливо бросали взгляды на «жмурика», шли своей дорогой. Тело пролежало до обеда, пока не приехала труповозка. В ту зиму она не справлялась с работой.

Раньше, при «проклятом социализме», здесь было ограждение. Здание Министерства обороны можно было обойти только против часовой стрелки, мимо кинотеатра «Художественный». Потом пришла «демократия», и общественность, конечно же, не смогла вынести такого ограничения свободы. Больше того, совсем рядом со зданием Министерства обороны был сдан участок земли под магазины.

— Интересно, кто истинный их владелец? Не иначе ЦРУ или «Моссад», — думал Корнеев каждый раз, проходя мимо магазинов. — Ведь и ежу понятно, что к зданию тянутся секретные кабели, да и современная шпионская техника может творить чудеса на таком близком расстоянии. Но кому до этого сейчас дело? Врагов, по мнению политиков, у нас уже нет — кругом одни заклятые друзья.

Моросил противный осенний дождь. Бичи жались под небольшим козырьком у входа в метро. Газета с остатками скудной закуски и пластмассовыми стаканчиками, оставленная на гранитном парапете, уже промокла. Открывать зонт Корнеев не стал, спешил. Его новая шерстяная полуспортивная куртка на «молнии» заискрилась капельками воды. Сегодня он был «при параде», так как намечалась встреча с Надей.

Их дружба была какой — то странной и непонятной. Трудно даже представить, что могло сблизить два таких совершенно разных человека. Ей чуть больше двадцати, ему сорок пять. Она из тех провинциалок, которые регулярно приезжают «покорять» Москву. Он же недолюбливал этот город. Просто жить именно здесь распорядилась его военная судьба. Случай, надо честно сказать, уникальный. Попасть в «Арбатский военный округ», как в шутку называют Министерство обороны, — заоблачная мечта офицеров дальних гарнизонов.

Надя от природы была хороша собой. Многих мужчин привлекала её стройная фигура с красивой пышной грудью. Впрочем, последнее обстоятельство с головой выдавало ее происхождение: у городских девушек такого бюста теперь не встретишь. Экология и стрессы, видимо, тому виной. Досадным изъяном фигуры Нади были разве что ноги: неестественно худые, невыразительные. «Кузнечик в юбке», — подумал Корнеев при их первой встрече. Так он ее и стал называть, скрывая «этимологию» этого ласкового обращения.

Корнееву нравилась эта девушка далеко не из — за внешности. Он видел в ней отражение самого себя. Ее упорство, самостоятельность (она была сиротой и привыкла надеяться только на свои силы) ему импонировали. Надя работала в главке уборщицей и очень тяготилась этой должностью. Ей, красивой молодой девушке, стоило больших душевных мук ходить со шваброй перед офицерами, но деваться было некуда. Это был единственный шанс в её жизни самостоятельно (не считая варианта удачного замужества) получить, пусть и нескоро, квартиру в Москве. Для нее и других женщин хозяйственной комендатуры это и было главным стимулом в работе. Зарплату им Министерство обороны платило очень скромную, почти символическую. Наде, так же, как и офицерам главка, приходилось, есть просроченные консервы, на всем экономить, во многом себе отказывать. И все равно к концу месяца она еле — еле сводила концы с концами в своем бюджете. Как и любой девушке, ей хотелось быть красивой и модно одеваться. К своим вещам Надя относилась очень бережно. Они всегда были идеально чистые, выглаженные, но выглядели очень скромно. Зато какой радостью светились её глаза, если удавалось прийти на свидание в обновке! Теплая и нежная волна подкатывала к сердцу Корнеева, когда Надя кружилась, показывая новую кофточку: «Как тебе, нравится?»

Он интересовался ценой, дескать, не дорогая ли покупка, хотя прекрасно видел, что эту обновку Надя приобрела далеко не в «бутике»: сама связала крючком.

…Голова слегка шумела, хотя выпил он сегодня не больше двухсот граммов водки: норма по «арбатским» понятиям мизерная. Чтобы уменьшить до такого минимума «дозу», пришлось, имитируя питейную солидарность, чокаться минеральной водой, а водку тайком выливать в цветочные горшки или под стол. Просто отказаться от ставшей традиционной попойки в пятницу («тяпницу», как ее называли офицеры) — означало бросить вызов коллективу, что он делать не хотел. Корнеев дорожил мнением своих товарищей, хотя и не одобрял их бесшабашное пьянство по поводу и без. А повод для возлияния всегда находился весьма благовидный: кто — то получил очередное звание, у кого — то день рождения или повышение по службе, кому — то вручили орден и так далее.