Ольга Эрлер - Я и мои (бывшие) подруги

Ольга Эрлер

Я и мои (бывшие) подруги

Жизнь любит тех, кто любит жизнь.

Предисловие

Есть у меня шапочные знакомые — занятная парочка вдовцов из дома престарелых. Ей 85, ему 91! Про свою подругу мужчина говорит, что взял ее практически невинной девушкой. Хотя невинная многие десятилетия состояла в браке, имеет детей, внуков и правнуков. Она соглашается с утверждением о своей невинности, объясняя ее тем, что жизнь прошла в трудах и заботах — было не до любви, не до секса. Говорит без всякого смущения, но и без особого энтузиазма. Ее нынешний партнер по жизни куда словоохотливей и, как любой мужчина, любит рассказывать о своих победах. Гордо вспоминает, что в первый раз она легла в совместную постель в ночной рубашке, во второй — уже без нее. А сейчас они обожают вместе принимать ванну.

Что ж, замечательно, если людям хорошо вместе, прекрасно, что у них есть силы и желание на полноценную личную жизнь. Быть счастливыми никогда не поздно, а они производят впечатление счастливых людей. Секс в пожилом возрасте — тема-табу, она только-только начинает завоевывать право на жизнь и нормальное отношение. Но не потому я говорю об этом.

Больше всего меня поразило их отношение к будущей смерти партнера. Женщина предпочитает, чтобы первым ушел он. Она не хочет, чтобы он страдал от потери и одиночества, если первой умрет она. Мужчина тоже пожелал уйти первым, но его обоснование было другим. Привожу ответ дословно: «Если она умрет первая, опять начнется этот театр». — ??? — Услышав это, я внутренне поперхнулась, но все же уточнила — вдруг неправильно поняла.

Он пояснил: опять эта морока — новую искать! Вы еще помните, что мужчине 91 год? Прелестный пример взаимоотношений полов. Что в 20, что в 90 лет — ничего не меняется, мужчины остаются мужчинами, женщины — женщинами.

Почему я начала свою повесть о дружбе таким странным образом: рассказом о людях, которые ни к теме, ни к дальнейшему повествованию не имеют отношения?

Поясняю. Начиталась многочисленных советов мэтров литературы о том, как написать книгу. Все в один голос рекомендуют начать чем-то необычным и интригующим.

Вот я и послушалась. Насколько необычно получилось, судить вам. Мое дело проверить, есть ли смысл в подобных рекомендациях.

А теперь позвольте перейти к незамысловатому повествованию о себе и своих (бывших) подругах. Почему-то мне кажется, что читать эту книгу будут в основном женщины. Думаю, в жизни любой из вас случались болезненные потери подруг, разочарования в дружбе, возможно, даже предательства, которые вы не могли забыть или простить многие годы. И все же, несмотря ни на что, надо стремиться к дружбе и взаимопониманию, к состраданию и солидарности с женщинами. Ведь мы сестры.

Приятного чтения, милые женщины!

Глава 1

Я

Жаркий день, тридцать пять градусов, духота. Изменение климата, о котором так много говорили большевики, извините — ученые-климатологи, уже давно произошло и идет своим необратимым ходом. Ночью прошла гроза с молниями в самое окно и запоздалыми бутафорскими громами. Почему я обращаю внимание на грозу? Я боялась, как бы гром не разбудил ребенка, нашего ангела. А, кроме того, как бы шаровая молния не залетела в раскрытое окно.

Есть у меня первобытный страх шаровой молнии. Привил мне его один советский фильм: в нем молния залетела в дом, шипя, побродила по его закоулкам, и, не причинив вреда, вылетела в другое окно. Как бы то ни было, шаровая молния — мое слабое место. Странно, скорее может убить нормальная, а боюсь шаровой. Видимо, играет роль ее редкость, «элитность». А нормальная и есть нормальная, что ее бояться?

Спасибо, накануне по ТВ просветили народ, как надо спасаться от молнии в чистом поле (когда это мы там бываем?). Нельзя прятаться под деревом. Ну, это известно давно. Не рекомендуется ложиться на землю, хотя именно это до недавнего времени считалось правильным. А что надо? — Присесть на корточки! Ну, слава Богу, я успокоилась.

Наука имеет большой вес для моего сознания.

Итак, сплю при раскрытом окне, просыпаюсь от грозы, в полусне закрываю окно (шаровая молния), сплю дальше, и при этом пытаюсь запомнить сон. Сейчас объясню, почему. Если дать себе задание его запомнить, то он действительно запоминается. Утром его желательно вспомнить, проанализировать и попытаться понять, что он хочет тебе поведать. Существует мнение, что он несет в себе подсказку для решения твоих проблем, например, со здоровьем. Эта идея не нова и не так абсурдна, как может показаться на первый взгляд. Так уже лечили в античности.

Укладывали людей спать в храме бога врачевания Асклепия, предварительно наказав им думать, то есть медитировать, о своих болячках. И бог во сне действительно посылал подсказки: отчего возникла болезнь и как от нее лечиться.

Я вычитала эту идею в книге одной американки, врача-гинеколога. Эта книга будет всплывать в моем повествовании еще много раз. Она вообще стала толчком к написанию данного «романа». Но сначала небольшое лингвистическое отступление по поводу словесного монстра: женщина врач-гинеколог.

Когда мы, наконец, введем в язык женские обозначения профессий; равноправие полов все еще никак не отражается в речи. В других языках таких пробелов уже давно нет. А раз равноправия нет в языке, значит, его нет и в жизни. Почему есть нормальное слово жрица, воспитательница, секретарша, учительница, шаманка, певица, но нет врачица или гинекологиня? Вернее, оно есть, но считается разговорным и неправильным. Мы же не говорим: певец Алла Пугачева или балерин Майя Плисецкая, гимнаст Алина Кабаева, фигурист Ирина Роднина? Если врачица так режет ухо, то можно придумать что-то новое — врачительница, врачевальница, врачевательница, да все что угодно, лишь бы женского рода. Ведь эта врач — женщина!

Милые читательницы, мое удивление кажется вам странными? Объясню: я давно живу в стране, где обозначения профессий имеют как мужской, так и женский эквивалент.

Я к этому привыкла быстро, как ко всему хорошему, и считаю такой порядок вещей справедливым.

Но вернемся к книге, заставившей меня написать тот роман, который вы сейчас читаете. Вышеназванная американская гинекологиня в своей частной практике лечит женщин комплексно: не только по канонам современной медицины — лекарствами и операциями, но и альтернативно, привлекая знания далеких эпох и народов о душе, интуиции, 8 внутреннем голосе, который есть не что иное, как божественное в нас. Мы используем наш мозг процентов на пять (гении, может, на шесть). А девяносто пять процентов — это и есть то иррациональное, подсознательное, неподвластное мудрецам. И роль этого непознанного огромна.

Возникновение женских болезней американка связывает не только с физиологией, но и с психологией, видит в них психосоматическую связь. По ее мнению, когда страдает душа — начинает страдать и тело. Возникновение миом на матке она связывает сразу с несколькими аспектами жизни.

Прежде всего, с нераскрытостью творческого потенциала женщины, неудачной личной жизнью, крахом дружб и отношений, финансовой нестабильностью и другими нерешенными или непроработанными проблемами, от которых мы подспудно страдаем, и которые выходят нам вот таким «боком» — в виде новообразований на матке.

Почитав главу о роли сна в нашей жизни и, в частности, в диагностике миом, я захотела проверить, выйдет ли что-нибудь из «разговора с собой», получу ли я какой-то ответ, если попрошу подсознание дать мне его в форме сна.

Пока не очень выходит, потому что сон я просто-напросто не запомнила. А вопрос перед сном был задан серьезный: что мне хочет сказать моя миома? Почему это доброкачественное новообразование появилось в районе второй чакры, отвечающей за многие важные вещи: за неизжитые эмоции, боль и потери, за отношения между людьми. Но прежде всего, как я уже говорила — за творческое начало в человеке.

Мне казалось, что в творческом самовыражении у меня дефицитов меньше всего. Природа наделила меня многими, хотя и не очень яркими способностями: к музыке, пению, танцу, рисованию, сцене, писанию-графоманству. В разное время мною овладевали те или иные интересы, и я удовлетворяла их по мере возникновения. В детстве-юности я занималась музыкой, пела, рисовала, играла в театре.

Потом, в послерасцветном возрасте, ближе к сорока, занялась самым подходящим, если не единственно возможным для этого возраста видом танца — танцем живота, благо живот появился. И танцевала за милую душу. Даже преподавала другим и сочиняла собственные композиции, ставила танцы как хореограф. Ну, просто как Петипа или Баланчин. Но вы это и сами знаете, милые женщины: жизнь заставит — и хореографом станешь, и всем, чем угодно.

Что я еще перечисляла из своих способностей? Ага, писание. Я имею в виду не святое писание — я не святотатствую, а существительное от глагола «писать». Писательство я сказать не могу. Это означало бы, что я считаю себя писателем. Нет, не считаю. Вот это было бы самым ужасным святотатством. Писатель для меня — Чехов, поэт — Пушкин, драматург — Шекспир. Это мне подсознание сразу любимых выдало — небожителей. Вот оно какое, а мы его так часто недооцениваем.