Дидье Ковеларт - Прошлой ночью в XV веке

Дидье ван Ковеларт Прошлой ночью в XV веке

1

Я познакомился с Коринной одним летним вечером в прачечной самообслуживания; она сидела перед соседней стиральной машиной, глядя в окошечко-иллюминатор, где крутилась в пенной воде вся ее жизнь — медицинские халаты, подростковые мешковатые штаны и майки с «крутыми» принтами. Сам я выбрал программу № 7, «деликатную стирку», — она обеспечивала долгий век моим рубашкам и лучше других подготавливала их к паровому утюгу. Одиночество сделало из меня настоящего виртуоза глажки, которая, наряду с библиофильством, была наилучшим средством отвлечься от тягот моей профессии.

Наш разговор начался с жалоб на изношенность машин. Я сказал: нужно быть уж очень большим патриотом своей улицы, чтобы не плюнуть на все это и не оттащить грязное белье в другую прачечную. Она ничего не возразила, и это доказывало, что мы с ней действительно соседи. Потом объяснила, что ее собственная машина застопорилась в середине стирки. Я ответил, что у меня вообще нет машины, поскольку я нахожусь в процессе поиска квартиры и проживаю пока в отеле, а зовут меня Жан-Люк Тальбо, — знаете, есть такая марка автомобиля?[1] Нет, она не знала. «Ничего, — сказал я, — все равно таких уже не выпускают». Она взглянула на меня с сочувствием, но я разъяснил, что это не так страшно, я всего лишь однофамилец.

Во время отжима ее белья мы примолкли. Я поглядывал на нее: она сидела рядом, вспотевшая от влажной жары, под резким светом неоновых ламп. Потом она тоже назвала свое имя, и я вовремя прикусил язык, удержавшись от идиотской реплики: «Надо же, какое совпадение, я буквально на днях откопал у одного букиниста редкое издание поэм Коринны, греческой поэтессы VI века, возлюбленной и соперницы Пиндара!».[2] Современная Коринна была коротко стриженой блондинкой; пропотевшая майка цвета лаванды облепила ей грудь, и я чувствовал себя несчастным, как всякий раз, когда меня влекло к женщине. Снова и снова проделывать этот заранее известный, давно наскучивший путь, и ради чего? — ради вполне банальной цели, да и той достигая не всегда, а чаще бросая дело незавершенным из-за нехватки иллюзий или времени.

Неожиданно я понял по ее взгляду, что она думает точно так же. Она — мать-одиночка или разведенка, я — холостяк: нас выдавало собственное белье. К чему же тогда усложнять себе жизнь всяческими словесными фиоритурами, дешевыми уловками, хвастливым враньем, отсрочками ради приличия, словом, всем тем, что превращает обыкновенное плотское влечение в светскую игру?! Наши утомленные лица, наши безрадостные, обведенные тенями глаза свидетельствовали о том, что прошедший день был слишком долог, а завтрашний начнется слишком рано. Мы мечтали об одном — скорее лечь в постель, так почему бы не перешагнуть через все предварительные стадии ухаживания?

Ее машина остановилась первой. Она с подчеркнутой неспешностью вытащила из барабана свои халаты и одежки сына, заложила их в сушилку, потом свернула, тут же развернула и старательно сложила еще раз, а я тем временем проклинал изысканную медлительность моей 7-й программы. Едва дождавшись щелчка, означавшего конец стирки, я кое-как запихал свои волглые рубашки в целлофановый пакет и предложил ей выпить по рюмочке у меня в номере. Она улыбнулась и откинула согнутой рукой челку со лба.

— А вы не церемонитесь!

— Это от робости. Если я не рвану прямо к цели, у меня опять возникнут проблемы с язвой, так что лучше уж сразу услышать от вас «нет».

— А если я скажу «да», у вас не возникнут какие-нибудь другие проблемы?

— Ничего, с другими я справлюсь.

— Только предупреждаю: в моем распоряжении ровно сорок пять минут.

Мы занялись любовью в означенном временном «окне», а через месяц сняли домик в предместье и переселились туда вместе с ее сыном и моими старинными фолиантами; плюс к этому у нас теперь была стиральная машина Whirlpool на тысячу триста оборотов в минуту и отдельное помещение, где я мог наслаждаться глажкой белья.

Когда люди решают не врать друг другу, они неизбежно обрекают себя на разочарование. Наш внезапно завязавшийся роман не оправдал обещаний первой ночи: после года совместной жизни я испытываю такое чувство, будто все еще пребываю на стадии «предварительной стирки». Я уверен, что нашей любви уготована долгосрочная программа, но что-то в этом механизме все время заклинивает.

На самом деле, все просто: мы с Коринной слишком похожи, — десять мучительных лет, прожитых ею с бывшим мужем, довлеют над нашей парой так же сильно, как и мои множественные холостяцкие незадачи, и тут уж делать нечего. Наши тела вполне созвучны в любви, наши неблагодарные профессии вполне совместимы, наши ограниченные кругозоры не застят друг другу свет, ее сын со мной ладит, я очень доволен тем, что он уже большой, что его мать не хочет второго ребенка, и все же что-то в нашей заново собранной, неофициальной семье пока крутится вхолостую.

Коринна отличается твердым характером и альтруизмом, а я только покорностью судьбе и профессиональным усердием. Этого вполне достаточно, чтобы делить ложе — ночью по будням и в любое время по выходным, — но маловато для вдохновенной готовности разрушить прошлое и попытаться начать новую жизнь в тридцать пять лет. Мечты наши лежат в анабиозе так давно, что рождают одну лишь горечь, и мы оба избегаем обмениваться ими, памятуя о печальном сходстве своих жизненных фиаско. Она хотела быть «врачом без границ», я собирался стать префектом где-нибудь в ЗДФ или ЗТФ.[3] В результате она работает сиделкой на дому, а я инспектором 2-й налоговой бригады города Шатору.

Событие, которому суждено было в июне нынешнего года внезапно пробудить нашу пару от спячки, имело все предпосылки к тому, чтобы развести нас навсегда. Мне предстояло пережить самое фантастическое приключение в своей жизни и притом вовлечь в него Коринну, невзирая на ее упорное сопротивление. Я так и не смог понять, надули ли меня, как последнего дурачка, или удостоили благодати? И до сих пор задаюсь вопросом, что повергло меня в это безумие — страсть, логика, нечистая совесть, мечта об иной судьбе или попросту козни моих налогоплательщиков.

Но есть и еще одна гипотеза: мое сердце безошибочно угадало истину, и самая великая любовь, какую я узнал в этом мире, восходит к XV веку.

2

Все началось с обычного доноса. Анонимное письмо валялось поверх стопки свежей корреспонденции, у меня и моего коллеги Рафаэля не было никаких планов на первую половину дня, а фирма предполагаемого нарушителя законов находилась в живописном лесу, в получасе езды от налогового управления.

Рафаэль знал понаслышке это место — замок Гренан, спрятавшийся в глубине долины реки Бренны. Эта старинная средневековая крепость в конце XIX века была куплена и отреставрирована одним бельгийским промышленником, который впоследствии разорился, пытаясь внедрить на беррийских болотах методы интенсивного земледелия. В годы войны там располагалась немецкая комендатура, поэтому в 1944 году замок бомбили англичане; в настоящее время его занимало некое Общество по Торговле Недвижимостью (ОТН), а хозяйственные постройки арендовало другое Общество, с ограниченной ответственностью, по производству био-инсектицидов (Green War),[4] чьи акционеры одновременно являлись и членами упомянутого выше ОТН; таким образом, вторым предприятием руководили обе эти организации. Анонимка обвиняла их в создании секты, и основной аргумент был таков: подозреваемые, с виду «умственно отсталая шпана», разъезжают по округе в «Мерседесах S-Classe» и «Ягуарах Х-Туре», не считая еще полутора десятков коллекционных кабриолетов. Мы с Рафаэлем понимали, что это чушь собачья: подобные типы сокрытием доходов не занимаются. Но, поскольку ежегодные премии инспекторов напрямую зависят от количества накрученных километров, у нас не было причин ограничивать себя в передвижениях, пусть даже из-за такой ерунды.

Жизнь налогового инспектора в провинции Берри — далеко не сахар. «Твоя кукла уже готова», — сказал мне Рафаэль через неделю после моего переезда из Аннеси, когда я поступил в его бригаду. И объяснил — таким будничным тоном, словно речь шла об игре в петанк[5] или регби, — что колдовство в здешних краях является местным видом спорта: стоит появиться новому инспектору, как аборигены сейчас же — так, на всякий случай, — изготовляют восковую фигурку, его подобие.

— Смотри, не оставляй где попало остриженные волосы и ногти. Они их напихают в эту куклу и тем самым уподобят ее тебе, а потом будут колоть иголками. Я-то давно принял меры: каждый вторник хожу к иглоукалывателю, — вышибаю, так сказать, клин клином. Это нейтрализует их заклинания, и вместе с тем избавляет от «эффекта каскада», который грозит обрушиться на тебя, если ты попросишь кого-то снять порчу.