Константин Арбенин - Дон Гуан, как зеркало мировой революции

Константин Арбенин

Дон Гуан, как зеркало мировой революции

Я не Диего. Я Гуан…

1. Эта книга – прощание с собой, со своими жизненными принципами и амбициями. Одна из её невыдуманных героинь сказала: «В некоторых случаях надо бы засунуть свои амбиции в задницу, но они что-то не засовываются, они вылезают обратно». Взяв эти слова в качестве невидимого лейтмотива, я добавляю: эта книга – те самые амбиции, которые уже побывали в заднице и очень скоро снова окажутся там.

2. Итак, господа заседатели, главное, в чем меня обвиняют, – это серьезность. Я не собираюсь это отрицать. Я намерен защищаться, но защищаться, не оправдываясь, а отстаивая свою позицию, единственную верную – по моему мнению. Я буду защищать не себя, а свою точку зрения. Даже если она перевернет ваш мир.

3. Да, я серьезен, возможно, я чрезмерно серьезен – в своем отношении ко всему, даже к шуткам. Но у меня слишком мало времени, что бы я мог позволить себе быть несерьезным. Должно быть, именно это так смешит вас, собравшиеся жить вечно.

4. Вхожу в историю голый. Вываливаюсь с балкона в стриженые кусты. Нога вывихнута, щека поцарапана – какие мелочи! Зато на безымянном (мы с ним тезки) пальце у меня великолепный перстень с бриллиантом – подарок княгини Бет. Если жить экономно, этого перстня мне хватит лет на двадцать, а то и на все двадцать пять. – Роман окупился! Прощайте, княгиня!

5. Царапины и драгоценные камни красят юношу – мужчину же украшают шрамы и богатство. Но у меня еще все впереди. Чтобы ненароком нет распознал меня вспыльчивый нерасторопный князь, захожу в первую попавшуюся парикмахерскую и стригусь налысо – под те самые кусты. Расплачиваюсь блеском обретенного сокровища – отныне мне открыт бессрочный кредит.

6. Для меня не существует понятия «жить по чести», вместо этого – «жить начисто». Мое честолюбие сродни чистописанию – я не люблю черновиков, мои запасы чернил не бездонны, поэтому я ничего не зачеркиваю и не исправляю, не возвращаюсь к уже написанному и не выбрасываю целые страницы. Ничего не вымарывать – вот моя мораль.

7. К своим двадцати девяти я достиг практически всего, чего намеревался достичь к тридцати. Отличный возраст: много еще впереди, но уже есть. О чем вспомнить. Сейчас раннее-раннее утро, после парикмахерской процедуры я собираюсь отправиться домой, где ждут меня чашка черного кофе (любимый цвет), полуторная койка (любимый размер), свежая рукопись и два преданных животных: собаки-близнецы Лепорель и Сганарелло. Плюс год сэкономленного времени.

8. Лысый, свежевыбритый и надушенный предстаю перед судом… Здесь на небесах, я тщетно пытался выяснить, почему и за что этот парикмахер перерезал мне горло: питал ли он ко мне личную неприязнь или позарился на перстень? Обидно, черт побери, на Небе не знать того, что на Земле уже стало известным.

9. Я удивлен несовершенством мира – он, мир, несовершеннее меня.

10. По неназванным мне причинам заседание суда было отложено. Меня препроводили в некое стеклянное здание. Оно было сферической формы и висело в звездной пустоте подобно огромному мыльному пузырю, разделенному на два полушария по горизонтали. В одном из полушарий находился гигантских размеров телескоп. Заглянув в него, я увидел землю и людей во всем их величии.

11. Действительность божественна, только перед Ней я склоняю голову и опускаю руки. Именно так, опустив руки и не чем не занимаясь, можно иметь с Нею дело на прямую, без посредников. Ведь все, чего достигло человечество, – лишь способы не смотреть в глаза Действительности. Поэтому человеческие жизни пусты. И сами люди пусты. Нет ничего прожорливее пустоты, вот и приходиться заполнять её – путешествиями, марками, ремонтом, кинофильмами, бутербродами, религией, диснейлендами, онанизмом, философией… пустая жизнь длинна, в ней есть место для миллиона глупостей.

12. От любви – все безумства на свете. От отсутствия любви – все глупости.

13. В лакее, что встретил меня внутри, не без удивления узнал я Мартина Лютера. Я принялся расспрашивать, почему он здесь и в такой должности? И услышал в ответ, что такова учесть каждого, кто может сделать все, а делает лишь половину. «Но если дело в половинчатости, -предложил я, – то у богов должно быть очень много лакеев. Я же наблюдаю только одного -?» – «Дело в том, – ответил Мартин Лютер, – что у меня одного хватило смелости в этом сознаться.»

14. Один мой товарищ утверждал, что нельзя написать две автобиографии. Я же считаю, что все зависит от количества материала… А к переселению душ это не имеет ни какого отношения.

15. Человек – интерпретатор своей судьбы. В сущности, он только тем и занимается, что интерпретирует собственные поступки и действует в соответствии со своей нынешней точкой зрения и дополняет их для пущей убедительности всякими выигрышными мелочами и описательными подробностями, всякими вспышками человечности.

16. Но пришлось мне оторваться от созерцания, ибо повел меня лакей в другое полушарие. Мы спустились в люк и зашагали по странной неустойчивой лестнице, на которой резвились два котенка, разматывая пестрый шерстенной клубок и запутывая наши ноги острыми нитями. Звали котят Эшер и Мёбиус.

17. Смерть и Любовь – два лица богини Действительности и одновременно два её доказательства – от противного до приятного. Люди не любят глядеть в глаза ни одной, ни другой, предпочитают не думать о них и не иметь с ними дела, тем самым уравнивая их. Но такое равенство ложно.

18. В другом полушарии располагался круглый стол с тремя креслами, а на столе стоял микроскоп. Разрешено мне было заглянуть в него – и увидел я мелочные стайки людишек и жалкую их планету со всеми её язвами и прыщами.

19. Однажды я заметил, что женщины, делая выбор между мужчиной порядочным и мужчиной порочным, всегда выбирают второго! Заметив это, я сделал выводы и скрепя сердце сменил амплуа. Я притворился порочным – и тут же добился успеха у дам. А в предосудительном занятии всегда легче достичь совершенства, нежели в занятии достойном. И я стал совершенствоваться.

20. У нас разная эстетическая ориентация. Как правило, мужчина развернут душой на красоту, женщина – на уродство. Поэтому мы и смотрим друг на друга. (Влюбиться в исключение – значит искалечить свою любовь.)

21. Скромность, господа заседатели, – это друг таланта, но враг гения. Я давно заметил, что если долго и настойчиво портить какую-нибудь вещь, то однажды она перестанет становиться всё хуже и хуже и, перейдя в иное качество, сделается-таки хорошей, но уже все-таки другой вещью. Именно так я поступил со своей скромностью.

22. Едва оторвал я взгляд от микроскопа, как явился передо мной сам Саваоф, бог из богов, сел в кресло, а мне указал сесть в другое. Третье кресло осталось свободным. И стал он обвинять меня во всех смертных грехах.

23. «Нечестивый! – возопил Саваоф. – Скольких несчастных убил ты!» – «О Добрейший из Добрых, – отвечал я богу, – по Твоей воле прожил я полсотни жизней и еще одну. И были все они коротки, но переполнены: опасностями, подвигами и приключениями кишели они. Если сложить их вместе – получится полная чаша времени. Так как же, по-Твоему, мог я пережить столько – и никого не убить?!»

24. Многое смог я простить миру. Только не смог простить его занудства.

25. Вы говорите, что жизнь – игра! Дудки! Боюсь, это самое гибельное ваше заблуждение. – Здесь все по настоящему!

26. Если долго делать комплименты одной и той же даме, в какой-то момент начинаешь в них верить – и подвергаешься опасности влюбиться в эту даму. Даже опытный мужчина может запросто стать жертвой собственного словотворчества.

27. Но я готов полюбить женщину, которой окажутся в пору все мои комплименты.

28. Мне мало было дюжины примет, мне надо было низменных гарантий. Когда я сказал, что всякая революция всемирна и всякая революция сексуальна, мне стало ясно, что как космополит и мужчина я тяготею именно к революционной деятельности. В судьбоносном сновидении я отчетливо увидел нашу общую цель: это была персонифицированная мечта женского пола. Позже мы с товарищами дали ей имя – Женщина с человеческим лицом.

29. Женщина – вот единственная философия мужчины.

30. Мне не важно, богата моя любимая или бедна, умна или жеманна, красива или просто обаятельна; самое главное, что бы у нее не было родственников (или хотя бы, чтобы они были далеко-далеко.). Присутствие в моей жизни чужих родителей, дядь, теть, сестер, братьев, собак и племянников раздражает меня больше, чем беспорядок и косметика. Я могу любить и уважать всю эту братию только на приличном расстоянии, только в качестве мифологических героев семейного эпоса. Делать вид, что я испытываю к ним, живым, хоть какой-то интерес, – выше моих сил. Что они мне? Кто они мне? При чем, собственно!? Я не хочу их.