Мэри Стюарт - Дерево, увитое плющом

Мэри Стюарт

Дерево, увитое плющом

Глава первая

«Come you not from Newcastle?

Come you not there away?

Oh met you not my true love?»

Я будто попала в нарисованный пейзаж. Спокойное голубое небо, на юге неподвижно висят облака, похожие на цветную капусту. Под ними почти такими же складками раскинулись голубые Пеннинские горы с туманно-зелеными лугами, на равнинах растут деревья, издалека напоминающие кустики петрушки, местами они сгущаются и, возможно, скрывают фермы и дома. В идиллическом пейзаже отсутствуют признаки деятельности человека, за исключением такой же древней, как горы, сухой каменной стены, великой Стены, которой римляне перегородили графство Нортумберленд почти две тысячи лет назад.

Блоки высеченного римлянами камня грели мне спину. Рядом Стена поднимается высоко по ущелью. Справа скала спускается к озеру Крег, отсвечивающему на солнце, как стеклянное. Слева горы — восхитительное зрелище. Впереди устремились на запад ущелье за ущельем, а Стена извивается с каждой складкой, как грива скакуна.

Прямо подо мной в лощине рос платан. Заблудившийся ветер шевельнул его листья, они зашумели как дождь. Два барашка спали, прижавшись, друг к другу под теплым майским солнцем, а их мать, наверняка, гуляла где-то неподалеку. Сначала барашки смотрели на меня, но я сидела без движения, только подносила сигарету ко рту, и скоро их головки опять опустились на теплую траву, и они заснули.

Я сидела на солнце и размышляла. Ничего определенного, но если бы меня попросили сказать, о чем я думаю, все можно было бы выразить одним словом. Англия. Трава, небо, анютины глазки, морщинистые горы, призраки римской дороги и Стены, красота северных болот… Это Англия. Второй Эдем, полурай, прекрасная земля.

Ни души. Все только для нас — для меня, барашков, кроншнепа в небе, цветов и бабочек. Я вполне могла бы ощущать себя первой и единственной в мире женщиной, Евой на солнцепеке в ожидании Адама…

«Аннабел!» — голос мужчины рядом. Я не слышала его приближения. Должно быть, он шел тихо по траве с юга от Стены, а интеллигентная собака держалась у его ног. Когда я обернулась, он был в четырех ярдах, сигарета выпала из моих пальцев в дикий чабрец и желтую лапчатку и спряталась между римских камней. Барашки проснулись и заплакали.

Мужчина, который нарушил наш заколдованный сон, остановился в двух ярдах от меня. Не Адам, просто молодой человек в удобном твидовом костюме. Высок, строен. Нахальный взгляд говорит о том, что спорить с ним опасно, да и вообще совершенно ясно, хотя и неизвестно почему, что он с удовольствием ввяжется в любую драку. Возможно, это генетически заложено во всех ирландцах, а сомневаться в происхождении мужчины не приходится. Ярко выраженный тип красивого ирландца — черные волосы, потрясающе-голубые глаза, крупные подвижные губы. Светлая от природы кожа покрыта загаром, какой возникает не от солнца, а от ветра. Лет через двадцать его лицо уподобится красивой резной дубовой маске. В руке он держал палку, у ног стоял внимательный колли, красивое создание, грациозное, как хозяин, и такое же самоуверенное. Да уж, Адамом не назовешь этого типа, вторгшегося в мой райский сад. Но, возможно, он — змей. Выглядит дружелюбным и безвредным, как черная мамба.(Мамба — род ядовитых змей семейства аспидовых. — Прим. пер.)

Он так громко вздохнул, что этот звук вполне можно назвать шипением. «Значит, это ты! Я так и думал, что не ошибаюсь! Это ты… Старик все время повторял, что ты не могла умереть и однажды вернешься… Но ради Бога, кто бы мог подумать, что он прав?» Что-то угрожающее скрывалось за мягкими интонациями приятного голоса. Собака это тоже почувствовала. Прижала уши, посмотрела на хозяина, показывая белки глаз, и напружинила загривок. Я не шевелилась, сидела немая и застывшая, будто камень, и смотрела на мужчину. Открыла рот, чтобы заговорить, но тихий голос не замолк, стал уже злобным и говорил об опасности, как ни странно это в такой красивый день. «И зачем ты вернулась? Скажи! Просто, что собираешься делать? Войти в дом и повесить шляпу? Потому что, если идея в этом, девочка, стоит подумать еще раз, и быстро! Теперь ты будешь иметь дело не с дедушкой, а со мной… Я всем этим владею, душечка, и так все и останется. Я предупредил».

Все же я сумела заговорить. На фоне таких сильных эмоций, что воздух между нами раскалился докрасна, любые слова наверняка прозвучали бы абсурдно. А к тому же я смогла произвести только что-то вроде слабого хрипа, парализованного страхом: «Извините, пожалуйста?»

«Я видел, как ты выходишь из автобуса в Чоллерфорде, — он тяжело дышал, и ноздри его побелели. — Не знаю, где ты была, полагаю, внизу в Вайтскаре, будь ты проклята. Села на Хаустедский автобус, и я поехал за тобой. Не хотел, чтобы ты меня заметила, поэтому дождался, пока ты сюда поднимешься. Хотел поговорить с тобой наедине». При последнем его слове, выделенном интонацией, очевидно, что-то выразилось на моем лице. Он явно был доволен. Мой страх ему понравился. Однако я собрала всю свою решительность и почти выкрикнула: «Послушайте, вы ошиблись. Я не…»

«Ошибся? Не пытайся морочить мне голову! — Он шевельнулся, и его тело, такое же выразительное, как лицо, говорило об угрозе, такой же удивительной, как его следующие слова. — У тебя крепкие нервы, да, ведьма? Через столько лет… Прийти совершенно спокойно и среди бела дня! Ну вот, я тоже здесь! — Он зло улыбнулся. — Ведь не обязательно должна быть полночь, чтобы мы с тобой шли у края скалы, а внизу шумела вода? Помнишь? Ты бы никогда не пришла сюда одна, дорогая, если бы знала, что я тоже сюда собираюсь, правда?»

После этих слов я уже по-настоящему испугалась. Больше нельзя было говорить себе, что я выдумываю опасности. Его красота усиливала впечатление. Он выглядел немного театрально, а это позволяло считать вполне естественными для него насилие и трагические сцены. Я неожиданно вспомнила, как крута скала, как резко она обрывается вниз в футе от меня. У ее подножия озеро Крег морщилось от слабого ветра, как нейлоновая простыня. Далеко падать… Мужчина шагнул в мою сторону. Я бы повернулась и побежала, но за мной был крутой спуск, справа — Стена, а слева — обрыв к воде. И у него собака.

Он говорил очень резко, и я понимала, что ответ для него важен. «Ты уже была на ферме? В Вайтскаре? Ну?»

Полная нелепость. Это необходимо остановить. Как-то я сумела унять панику, собраться и заговорить, хотя и слишком громко. «Не понимаю, о чем вы говорите! Я вас не знаю! Я вам сказала, что вы ошиблись, а вы ведете себя, как опасный сумасшедший! Не представляю, с кем вы, по-вашему, говорите, но я не видела вас никогда в жизни!»

Он не шевельнулся, но эффект мои слова произвели колоссальнейший. Как выстрел. Я сидела к нему боком, а когда встала — повернулась лицом и теперь стояла в двух шагах. Выражение его лица стало неуверенным, злость и угроза пропали.

Я воспользовалась своим преимуществом и сказала грубо, потому что испугалась и чувствовала себя идиоткой: «А теперь не могли бы вы, пожалуйста, удалиться и оставить меня одну?»

Он в недоумении, но все еще злобно произнес: «Пытаешься сделать вид, что не узнаешь меня? Я твой кузен Кон».

«Я уже сказала. Не видела вас ни разу. И у меня никогда не было кузена Кона. — Я глубоко вздохнула. — Похоже, мне повезло, что это так. Должно быть, вы член очень счастливой и дружной семьи. Надеюсь, вы понимаете, что у меня нет намерения узнать вас лучше. До свидания».

«Послушайте, минуточку… Нет, пожалуйста, не уходите! Очень жаль! Но действительно…» Он стоял посередине тропинки, ведущей на дорогу. Скала никуда не делась, и вода все так же стеклянно блестела далеко внизу. Но то, что раньше было угрожающим символом, превратилось в симпатичного молодого человека на солнцепеке, несомненно, пытающегося извиниться.

«Мне действительно очень жаль! Я, должно быть, напугал вас. Господи, вы, наверное, думаете, что я сумасшедший или что-то в этом роде. Не могу сказать, как мне неудобно. Я просто… Я подумал, что вы моя знакомая».

Я ответила очень сухо: «Поняла».

«Послушайте, только не сердитесь, понимаю, что вы имеете на это полное право, но в действительности… Это просто поразительно. Вы могли бы быть моею кузиной, правда. Даже теперь, вблизи… Может быть, и есть различия, если специально высматривать, но все равно можно поклясться…» Он замолчал. Дышал учащенно, явно пережил сильное потрясение. И хотя он и извинился, но все-таки еще смотрел на меня недоверчиво, трудно не верить свидетельству собственных глаз.

Я сказала: «А я могу поклясться, если это доставит вам удовольствие, что я вас не знаю. И никогда не знала. Меня зовут не Арабелла, а Мери, Мери Грей. И я ни разу раньше не была в этой части света».

«Вы американка, да? У вас акцент, очень слабый, но…»