Наташа Нечаева - Куршевель. Dounhill. Записки тусовщицы

Наташа Нечаева

Куршевель. Записки тусовщицы

DOUNHILL

SKIP-PASS (ДЕНЬ ПРИЛЕТА)

– Слушай, отстань от нас, а? Ну, чего прилип? Тебе куда? На автобус? Вот и иди!

Я уже почти орала. Шепотом, но все равно орала, потому что этот белобрысый урод шоркался рядом, заглядывая в глаза, и очень мешал.

Мне было видно, как Юлька стоит у багажной ленты, равнодушно пожирая глазами пеструю гомонящую массу, из которой трудно вычленить хоть одно нормальное человеческое лицо. Но это – для меня. Для Юльки же сей бомондный кипеж был привычным, как пузырьки в навороченной джакузи. Пусть стоит. В конце концов, это ее дорогущий чемодан едет там, среди родственничков, светло-кожаный, зубастый от многочисленных молний, набитый до отказа дизайнерским тряпьем. А моя скромная сумочка, скорее всего, вынырнет последней, если грузчики вообще не забудут кинуть ее в багажную прорву на эти вот черные, расползающиеся, как громадные змеи, транспортеры. – Даш, ну мы на склоне увидимся? – снова он.

– Максик, – я вложила в голос всю дарованную природой нежную язвительность, – а не пошел бы ты… на склон… прямо сейчас?

Он приклеился к нам еще в Шереметьеве. Даже не к нам – ко мне. Юлька-то поначалу решила, что именно к нам, то бишь к ней, потому что парень по возрасту мне никак не подходил. Дура! Она, конечно, знала, сколько мне лет, но он-то – ни сном ни духом! Стала строить ему глазки, кокетничать, типа: «Ах, ах, вы тоже в Куршевель? И мы туда же! Говорят, в этом сезоне там ужасно ветрено, просто сдувает. Вот в прошлом году погода была изумительная, солнце, тишина…»

Юлька, кстати, вполне могла говорить об этом со знанием дела. Она уже бывала тут с предками. Потом жаловалась, что время прошло впустую. В одиннадцать папаша загонял ее спать. Племяшка вообще за свои шестнадцать успела исколесить все приличные и модные курорты. И что же? Как говорится, не в коня корм. Хотя. ей-то как раз корм ни к чему. Дома такая кормушка, что на полк голодных солдат пожизненно хватит.

– Даш, ну я пошел?

– Давно пора, – вежливо ответила я. – Иди, Максик. Лыжи смазать не забудь. Или что там у тебя? Сноуборд? Для скорости.

– Язва, – засмеялся он. – Ладно, Куршевель – маленькая деревня. Все на одном пятачке пересекаются.

– Ты же говорил, что в первый раз?

– А Интернет на что?

Еще в самолете, где этот Максик умудрился поменяться местами и оказаться рядом, он радостно доложил, что заканчивает универ, тащится от горных лыж, исколесил во время каникул все горы бывшего СССР, переквалифицировался в сноубордисты и вот теперь, ощущая себя крутым райдером, едет покорять самые модные горы. Типа папашка дал денег, сказал: «Гуляй, сынок, на всю катушку!»

Я, честно говоря, сразу поняла, что этот светловолосый и сероглазый красавчик не тот, за кого себя выдает. Вроде и прикид достойный, и пахнет от него чем-то суперским, а все равно – не то. Глаза, что ли?.. Вон, весь самолет – полный расслабон. Кто винишко потягивает, кто вискарик кушает… Лица сытые, довольные, как у нормальных людей, которые после трудов праведных позволили себе отдохнуть. В глазах такая тишь, будто на кладбище. Вечный покой. Картина Левитана. А у этого – рот не закрывается, реснички хлопают, глазенки стреляют. Небось года три деньги копил, чтобы на этом рейсе оказаться.

Кстати, как он на нем оказался? Ну ладно, в Париж нам по пути было, а в Женеву? Тоже, что ли, курьером служит? Интересно. Думаю, что из всей его болтовни правда только то, что он – студент. Да и то вряд ли московский. Развязности маловато, а любопытства – наоборот. Скорее всего, мальчонка откуда-то из провинции. Может, даже сын какого-нибудь ларечника. Приодет-то все-таки вполне. Хотя… Может, его Armani с местного толчка китайского разлива? Разовый аксессуар?

Мне-то это сразу видно – глаз-алмаз, а Юлька тут же сомлела, говорить стала тягуче, как ее мамаша, при этом беспрестанно высовывая язык, чтобы сексуально облизать верхнюю губу. Кстати, я научила. При умелом использовании этого приема – эффект сногсшибательный. Мужчины неотрывно впяливаются в твой рот, немедленно начинают облизываться сами, глаза тут же наполняются влагой, словно в них капнули «Визионом», а руки непроизвольно тянутся к предмету нечаянного вожделения, то есть к тебе. Так я объясняла Юльке. И на тренировочных занятиях она все это исправно повторяла. А сейчас. Махнула язычищем пару раз, блеск с губ слизала да еще умудрилась розовым перламутром верхний зуб раскрасить. Пришлось ей шепнуть горькую правду. И про зуб, и про белобрысого красавчика.

Уяснив, что новый знакомый всего лишь малообеспеченный студент-провинциал, Юлька к нему тут же потеряла интерес: не ее поля ягода. Стала жеманно зевать, намекая на скуку, исходящую от соседа. А потом устало (она это умела) пожаловалась:

– Даш, ну скажи, почему ко мне всегда липнут провинциалы?

Макс услышал это и, нисколько не обидевшись, разулыбался:

– Девчонки, вы такие блестящие, такие гламурные, такие – из другой жизни, что хочется рядом постоять…

– А чего тогда расселся? – поинтересовалась я.

– Так стюардесса велела, – удивился моему вопросу Макс. – Иначе бы всю дорогу перед вами на коленях провел.

Услышав про колени и, видимо, живо представив, как она потом рассказывала бы подругам о безнадежно влюбленном дурачке, простоявшем всю дорогу от Парижа до Женевы в самолетном проходе, Юлька снова оживилась, а я в этот же момент его возненавидела. Да нет, что я говорю, не возненавидела. Он для меня просто исчез. Растворился, как сахар в чае. Распылился, как освежитель воздуха в ванной. Я про него окончательно все поняла.

Провинциальный умненький мальчик изо всех сил заработал себе копеечку, возможно, даже занял, хотя вряд ли, такие в долг не живут, чтобы вот тут, на французском курорте, подцепить какую-нибудь девочку элитных кровей. С папой, квартирой, машиной и приданым в виде маленькой нефтяной вышки. В Москве у него на это шансов нет, закрытые тусовки не для него, да и чужой он в столице, а тут. Наверное, катается в самом деле хорошо. Может, язык знает. На горнолыжный костюм накопил, снаряжение возьмет напрокат, чем не денди? Задурит голову какой-нибудь Юльке, влюбит в себя, трахнет с удовольствием, причем без презерватива, а потом «прошу руки и сердца вашей дочери, потому что у нас будет ребенок». Молодец. Вот гад!

А я, между прочим, к Юльке приставлена, чтобы именно этого с девчонкой и не случилось. Вот так! Поэтому врагов будем уничтожать на дальних подступах к объекту. Ишь ты, какой шустрый! Просто электровеник! Еще и до Куршевеля не добрался, а уже в поиске. Хотя. В самом деле – молодец. Чего время терять? Это я уже оценила как профессионал и на минуточку увидела в нем себя. Поэтому еще больше разозлилась.

Я – женщина, и мне уже почти тридцать. Через два года. И время мое, я это чувствую, бежит сквозь пальцы, как белый песок в Тунисе. Кстати, Тунис был большой моей ошибкой. Только зря деньги потратила. Потому что в отеле были одни соотечественники и ни одного – с деньгами. Ну, написала репортаж. Дальше что? В Куршевеле уж точно так не лопухнусь.

Я сделала вид, что мне надо в туалет, а по возвращении попросила племяшку передвинуться к окну и заняла место между отчаянно кокетничающими голубками. Во избежание. Вот, зуб даю: Максик мой маневр понял! Что ж, тем лучше. Быстрее отвяжется. Нам с Юлькой сопровождающие не нужны, тем более такие бесперспективные. Юльке – родители не велели, а для меня он, тем более, просто опасен. С какой стати создавать у порядочных и перспективных мужчин ложное впечатление, что я несвободна? Мы едем в Куршевель как одинокие самостоятельные девушки, уставшие от столичной суеты.

Хотя с Юлькой так оно и есть.

– Даш, может, вас подвезти? Меня встречают.

Снова он. На плече спортивная сумка, за плечом – серебристый чехол с бордом. Смотри-ка, и на снаряжение разорился. Ну, денди!

– Спасибо, добрый человек, – выгнула я шею в поклоне. – У нас трансфер до отеля.

– А отель какой?

– Дом колхозника.

– Даш, ну что ты такая колючая? – смеется.

Достал.

– Максик, – не выдержала я, – ты на Юльку глазки не клади, а то обратно собрать не сможешь. Понял? – И я улыбнулась со всем присущим мне очарованием.

– Вы – сестры?

– А тебе-то что?

– Да нет, ничего, просто очень похожи.

– Мы – лесбиянки.

– Оп… – Он подавился! Чем там, не знаю, удивлением или восторгом. Сглотнул. Шмыгнул носом. – Да ладно тебе!

– Не веришь?

– Не-а! Лесбиянок мужики не интересуют. А вас – очень.

– Да пошел ты.

– Даш, ну не злись! Смотри, тут нашего возраста и людей почти нет. Одни папики. Компания-то все равно нужна.

Его слова про «наш возраст» меня смягчили. Уж в чем-чем, а признаваться в том, что мне давно не двадцать, я не собиралась. К тому же, если он не видит серьезной разницы между мной и Юлькой, то он – нормальный пацан! Хотя в данное время все равно – лишний.