Иэн Бэнкс - «Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

Иэн Бэнкс

«Империя!», или Крутые подступы к Гарбадейлу

С благодарностью — Ивонне Фрейтер,

Патрику Гринафу, Адель Хартли,

Лоре Хэир, Саймону Кавано, Гэри Ллойду,

Эйлид и Лесу Макфарлейнам

и Кэрол Симпсон

1

Зовут его Филдинг Уопулд. Из семьи тех самых Уопулдов, фабрикантов игр, чья фамилия, многократно размноженная надпечатками, украшает собой доску «Империи!» (на британском рынке эта игра по-прежнему лидирует, и с изрядным отрывом). Они, конечно, выпустили массу всего другого, но эту игру еще никто не переплюнул, ее всякий знает, хотя бы понаслышке: первая-то версия, конечно, была тормозная, из картона, бумаги и пластика, зато вторая, компьютерная, — то, что надо: упаковка яркая, исполнение завлекательное, срубила уйму наград, в игровых чартах не слезает с верхних строчек.

Вице-президент по маркетингу. Такую должность он занимает в семейном бизнесе, причем ворочает миллионами фунтов, обеспечивая сбыт по всему миру, — убалтывает оптовиков, ищет ходы в интернет-магазины, торговые сети и крупнейшие универмаги, чтобы те закупали и реализовывали продукцию фирмы. Кстати, неплохо справляется, за что и отхватил в прошлом году солидную премию.

А прадедом ему приходится Генри Уопулд — тот самый, кто еще в Викторианскую эпоху придумал «Империю!»; вот и получается: он вроде как наследник по прямой. Филдингу недавно стукнуло тридцать; держит себя в отличной форме, потому что занимается разными видами спорта. У него «мерседес» S-класса, широкий круг знакомств, сногсшибательная, сексапильная подружка — короче, для большинства людей такой уровень остается пределом мечтаний.

Стоит ли удивляться, что на подъезде к весьма сомнительному району Перта у Филдинга возникает вопрос: «За каким чертом меня сюда принесло?» Перт — это не в Австралии, у нас сейчас речь о Шотландии. Австралийский Перт — великолепный, яркий, солнечный город, простирающийся между пустыней и океаном: волны прибоя, скворчанье барбекю, лоснящиеся загорелые тела. Шотландский Перт и размахом поскромнее, и небоскребами пониже; примостился среди пологих холмов, лесов и пастбищ. Нет, там, конечно, есть и внушительные многоэтажные здания, и привлекательные частные дома с видом на реку, но обилия загорелых тел явно не наблюдается. Филдинг, в принципе, знаком с Шотландией — многие из его родных по причинам, известным только им самим, избрали ее местом проживания, и Уопулды до сих пор владеют обширными угодьями на севере, где можно вволю поохотиться, пострелять и порыбачить, но в Перт судьба его не заносила, это точно. «Прекрасный город»1 — надо же было так прозвать это место. Конечно, думает он, если кто западает на всякие там древности, на историю, то можно и так сказать. Он себе представлял, что городок этот довольно пафосный и народ тут ходит в вельветовых брюках, твидовых пиджаках и куртках «Барбур», но этот окраинный микрорайон — настоящий бомжатник, помойка на свалке, ниже падать некуда.

Он едет по Скай-Кресент — весь район поделен на островки — между длинными трех- и четырехэтажками с облезлой штукатуркой и похабными надписями на стенах. Чахлые садики перед домами поражают своей запущенностью. А он привык к ухоженности.

По ветру летает мусор, который взмывает к ослепительным сентябрьским облакам, а потом, кружась, падает вниз и, прямо как смерч, ввинчивается в мостовую. Правда, ни пивные бутылки, ни алкаши на обочинах не валяются, да и тачки припаркованы у дороги вполне пристойные, а не какие-нибудь колымаги, но все же… что-то…

Ага, вот показались какие-то магазины: двери настежь, а на окнах железные решетки — и это средь бела дня! Под вывеской «Косткаттер»2 (или как-то так) топчутся двое тщедушных прыщавых юнцов: тянут по очереди из одной бутылки и таращатся на его автомобиль. «Да, перцы, это S-класс, АМГ-500. Смотрите и рыдайте. Чтобы это иметь, нужно хорошо учиться и работать над собой. Да что с вами говорить. Не вздумайте руками своими лапать». Тонкое искусство смотреть исподволь, не встречаться глазами, но выглядеть крутым и абсолютно уверенным в себе.

А вот и бутылка, вон там, на обочине. Маленькая такая, зеленая пивная бутылочка. «Бекс», что ли. Ну, это еще ничего, бывает хуже.

Дом номер пятьдесят восемь удается найти методом исключения. Навигатор забарахлил еще в начале улицы, а там, где должна висеть табличка — у решетки, рядом с дверью, — пусто; однако у предыдущего подъезда виднеется номер пятьдесят шесть, а у следующего — шестьдесят, так что голову ломать не приходится. Проверить, нет ли битого стекла, и осторожно припарковаться, аккуратненько, вплотную к бордюру. Боковые зеркала — в парковочную позицию, просто так, на всякий случай. Глубокий вдох — и можно выбираться наружу. Но прежде надо залезть в бардачок и пару раз сбрызнуться «Версаче» — на каждый рукав и за воротник. Чтобы окончательно не провонять здешним дерьмом.

Ступая на выщербленный тротуар, он краем глаза проверяет, мигнула ли сигнализация. Судя по запаху, кто-то разогревает себе ирландское рагу из банки — то ли припозднились с завтраком, то ли спешат с обедом. Ну, каково здесь очутиться? Задыхаешься, словно акула на песке, честное слово.

Он знает, что так вот прозябают многие, и уверен, что не все они обдолбыши и психи, но, господи прости, что за дыра, из таких мест надо поскорее уносить ноги.

Черт, кейс забыл. Как последний придурок: вылез из машины, поставил на сигнализацию, выпрямился — и давай снова отпирать, кейс вытаскивать. Хотя в нем только корреспонденция. Пачка конвертов, счетов и прочего хлама, о котором его братец, скорее всего, и слышать не захочет. Бумажки, на которые этот парень забил болт давным-давно — при своей-то работе, да еще в здешних краях.

Нет уж, кейс в машине оставлять нельзя, тем более на заднем сиденье, на самом виду. Алюминиевый кейс «Зиро Халлибертон», как в кино показывают, в таком квартале (да что греха таить, в любом квартале) прямо-таки взывает с громкостью в миллион децибел: «Укради!» Вроде посторонних глаз нет, но ощущение такое, что вся улица глазеет. Он отключает сигнализацию, открывает машину, берет кейс, как бы ненароком снова включает сигнализацию (но все же удостоверяется, что огоньки мигнули) и целеустремленно шагает по короткой дорожке к подъезду, на ходу пнув раскуроченный игрушечный пистолетик, валяющийся под ногами.

Дверь из стекла и металла выглядит так, будто на нее блеванули и тут же помочились, чтобы смыть это безобразие. Но следы уничтожить не удалось, и после этого дверь, по всей видимости, пытались поджечь. Кнопка под исцарапанной пластиковой табличкой «Е» провалилась в стену. Звонка не слышно.

От толчка ногой дверь со скрипом отворяется. Внутри виднеются стертые бетонные ступеньки, в нос ударяет подозрительный запах дезинфекции.

«Не тормози, Филдинг, — подгоняет он себя, — двигай наверх, отступать некуда».

— Эй, Ол! Ол! Ол, кому говорю, сонная скотина! Проснись, чтоб тебя! Хорош дрыхнуть, Громила! Просыпайся, мать твою, просыпайся!

Он открыл глаза: сначала правый, потом — во избежание неожиданностей — левый. Окружающий мир вошел в фокус, как будто по доброй юле. Сверху нависала худощавая, остроконечная, словно небрежно вытесанная физиономия мистера Дэниела Гоу, которого в обиходе называли Танго, за исключением тех случаев, когда он обряжался в костюм и делал честное лицо, пока некто более преуспевающий защищал его в суде.

— Танго, — сипло выдавил он, потер лицо и заворочался в спальном мешке, чувствуя, как нейлон цепляется за гвоздики от ковра, оставшиеся на голом полу; сквозь ветхую простыню, прибитую к оконной раме, проникал свет. — Что, уже день?

— Еще и одиннадцати нет, парень. Но к тебе уже пришли.

Ол моргнул, протер глаза, прокашлялся, выгибая спину, а потом сел и привалился спиной к голой, выкрашенной в розовый цвет стене. Почесал подбородок сквозь густую темную бороду.

— Чиновник? — спросил он, с трудом ворочая языком. — Хочет вручить желтый конверт или пригрозить ответственностью за неисполнение или за срыв официальной встречи в верхах?

— Не, просто чувак какой-то. Но на понтах, что ты. «Костюмчик».

— Костюмчик?

— Ага, «костюмчик». Сам-то не в костюме, но весь из себя «костюмчик». Зубы как у этого, епты, Тома Круза. Пахнет от него, как от дорогой лошади. Собаки нюхнули его ботинки — и расчихались. Умотали на кухню. Странно, как ты сам-то запашка не учуял. Стоит щас у окна в гостиной: следит, чтоб никто у его тачки не ошивался. А кейс типа того, в каком деньги носят или наркоту, ну, в фильмах там. Говорит, брат твой, двоюродный.

— Ага.

Олбан Макгилл потер лицо, пригладил, как мог, бороду и запустил пальцы в густую кудрявую темно-русую шевелюру. Лицо и руки у него были багрового цвета, что свойственно людям со светлой кожей, которые много времени проводят на солнце, хотя накачанные плечи и торс оставались бледными. На мизинце левой руки не хватало фаланги.