Станислав Миронов - Virtuality

Станислав Миронов

Virtuality

Посвящения и отмазки

В этой книге употребляется буква Ё.

Все упомянутые торговые марки, рекламные фразы и объекты интеллектуальной собственности принадлежат их правообладателям. И очень жаль, что не мне. Все события вымышлены, любое сходство с реальными лицами случайно. Хотя…

Посвящаю:

Марии Мироновой, моей маме, благодаря которой я увидел этот мир и нашёл в нём себя.

Алексею Миронову, моему брату-близнецу, внешне являющемуся моим отражением, а внутренне — полной моей противоположностью, который оказал мне неоценимую поддержку.

Виктории Кузнецовой, моему самому любимому другу, которая терпела меня во время написания этой книги и, надеюсь, будет терпеть и впредь.

Ольге Сурко, моему самому ярому критику, за всё сказанное ею, что помогло мне превзойти себя, дойти до сути и завершить задуманное.

Денису Веселову, который сказал: это нужно сократить.

Все фразы, являющиеся частями зарегистрированной интеллектуальной собственности, являются собственностью их правообладателей и употреблены автором с целью отражения собирательности мировоззрения героев.

Based on false story.

На всякий случай: мнение автора может не совпадать с мнением героев.

Пролог

Это так здорово, начинать с конца. А кто вообще сказал, что история должна начинаться сначала? Это всё правила, придуманные кем-то. И все, как бараны, тупо следуют этим принципам. Действуют так, как их учили. Просто потому, что они боятся сделать что-то по-своему.

Всем нам с детства говорят: делай так-то и так-то. И не делай так-то и так-то. А мне никто не говорил. Я всё постигала сама. Да, часто ошибалась, многое сделала неправильно. И сейчас, зная всю мою жизнь, всё, что происходило, я многое хочу поправить. Но я понимаю, что мой опыт — это и есть я сама, моё сознание. Поэтому лучше приму всё это как есть. Вы можете сколько угодно меня осуждать, но это ничего не изменит. Это лишь добавит вам хлопот. Если вам не о чем больше думать, кроме как обо мне, что же, я вам разрешаю.

Итак, когда же всё началось? Сложно сказать. С одной стороны, всё началось с моего рождения. С другой стороны, всё начиналось несколько раз. Настолько много раз, что я сама уже запуталась. Поэтому я начну с кульминации. Просто потому, что мне так хочется. Просто потому, что мне так удобно. Просто потому, что я здесь и сейчас. Как и вы.

Сейчас я у себя в офисе. У меня в голове картинки. Картинки из прошлого, которые меня постоянно преследуют. Кто-то скажет, что я больная; я не стану их осуждать. Ведь это их право, думать так, как они хотят.

И вот, у меня в голове последний запомнившийся кадр. Как будто кто-то остановил запись. Нажал на паузу. Я смотрю этот кадр. Смотрите и вы.

— Твою мать, — говорит Дмитрий Валентинович.

Вообще-то, он никогда раньше не ругался. Ну, там, у себя, в кабинете. В клинике. А сейчас, кажется, он настолько удивлён, что потерял дар речи. Слова застыли у него на губах. Как и кусок лазаньи, который выпал из его открытого от удивления рта и уже свалился на подбородок, оставив на нём след томатного соуса. Он так и сидит с открытым ртом. Он говорит:

— Твою мать.

Пока он говорит, пережёванные кусочки лазаньи вытесняются из его ротовой полости. Зрелище не из самых приятных.

Небольшая пауза. Он пытается осмыслить происходящее. Пытается это переварить. Его подбородок — тоже.

— Нет, этого не может быть, — чавкая, произносит Дмитрий Валентинович.

Дмитрий Валентинович — мой психотерапевт. Один из самых лучших в городе. Он работает в собственной частной клинике. Надо же так сильно любить своё дело, чтобы, имея собственную клинику, работать в ней самому.

Кажется, он не может поверить в услышанное.

Кусок лазаньи уже сполз ему на грудь. Прямо на белую рубашку. Часть даже попала в нагрудный карман. Похоже, немного еды он унесёт сегодня домой. Пожелаем ему приятного аппетита.

— Как так?! — сказал он. Уже настолько громко, что даже люди за соседними столиками начали на нас оглядываться. Оглядываться и смотреть как на дебилов. А что они ещё могут подумать, видя молодую девушку и шокированного сорокалетнего мужика? Ясное дело, что он мой отец, а я — его дочь, и я только что сообщила ему нечто вроде «Папа, я беременна от Васи». Или от Пети. Или от какого-нибудь Абдуллы, что ещё хуже. Да, точно, наверняка они подумали что-то в этом роде.

Он снова повторяет:

— Твою мать! — он уже почти сорвался на крик. Он со всей дури бьёт кулаком по столу. Мне становится неудобно. Мы сидим в дорогом ресторане в центре Москвы, на Тверском бульваре. Публика здесь водится соответствующая ценам заведения — пафоснее и аристократичнее некуда. И тут — такой оазис простолюдия среди королевского величия. Окружающие возмущены, а мне стыдно. А Дмитрию Валентиновичу, кажется, всё равно. Ему плохо. Я вывела из себя психотерапевта. Надеюсь, кто-нибудь поставит мне за это памятник. Или даст награду. Например, «самому неизлечимому пациенту».

Или: «самому заразному шизофренику».

Или: «укротительнице психотерапевтов».

В общем, что-то в этом роде.

Додумайте сами.

С дальнего угла ресторана к нам уже потянулся официант. Такой красивый парень, лет под тридцать, высокий, темноволосый, в белой рубашке и чёрных хорошо отглаженных брюках. У него большие красивые глаза, волевой подбородок, широкие плечи. Мой типаж, как говорят. Я бы с ним переспала. Прямо сейчас. Если бы не мужик, который сидит напротив меня, кормит свой подбородок и шмотки лазаньей, орёт и стучит кулаком по столу. Официант подходит и спрашивает:

— Позвольте поинтересоваться, у вас всё в порядке?

Я говорю:

— Да-да, всё хорошо. Мы позовём, если понадобитесь.

А Дмитрий Валентинович говорит:

— Принесите счёт.

Как, уже? Ненадолго же его хватило.

— А как же наш сеанс? — спрашиваю я.

— На хер сеанс! Сеанс окончен. И этот сеанс был последним. Больше не звони и не приходи. Считай, что ты здорова. Потому что таких, как ты, лечить бесполезно.

Вот какой ответ я получила. От своего лечащего врача. Вы только представьте.

Он резко встаёт из-за стола. Скидывает полотенце, лежавшее у него на коленях, на стол. Прямо в тарелку с лазаньей, часть которой как раз сейчас у него на подбородке, на рубашке и в нагрудном кармане. Он достаёт из внутреннего кармана своего белого пиджака бумажник, вытаскивает и кладёт на стол несколько тысячерублёвых купюр. Разворачивается и собирается уйти.

Я — гениальный провокатор. Надо этим воспользоваться. Надо это ему показать. Наглым тоном говорю:

— А за вас, думаю, и браться не стоит. Безнадёга. Тоже мне, врачеватель душ человеческих.

Вы когда-нибудь были на корриде? Там, где безбашенные парни дразнят бешеных быков? Я не была. Но как-то видела по телевизору. Так вот, сейчас, кажется, я попала в шкуру матадора. Зря я это ему сказала. Рожа психа-терапевта из нервно-возмущённо-недоумевающей вдруг превращается в свирепую. Он весь покраснел. Я бы даже сказала, побагровел. Я не шучу, он действительно очень похож сейчас на быка. Такого бешеного, готового порвать меня на куски. Только дай ему до меня добраться. До моего лица. До моего тела.

Да поможет мне официант.

Дмитрий Валентинович хватает со стола сахарницу. Сахарница полная, а значит, это дурной знак. Её острый конец и вес с полкило могут изрядно попортить мне лицо.

Да поможет мне официант.

Я словно в замедленной съёмке наблюдаю, как мой лечащий врач порывается испортить моё лицо. Я вижу, как он заносит руку. Вижу, как задирается плечо на его пиджаке. Вижу, как рот кривится в зверином оскале. Охотник. Зверь. Животное. Вот она, истинная человеческая сущность.

Да поможет мне официант.

Аминь.

Так. Стоп.

Нажмём на паузу.

Ничего не понимаю. Кажется, стоит это заново прокрутить. Столько всего свалилось на меня за последнее время… Минуточку. Когда же это всё началось? Дайте вспомнить.

Всё. Готовьтесь. Это — моя история. Такого вам не расскажут по телевизору. Этого вы не найдёте в Интернете. Об этом не говорят бабульки на лавочках. Не пишут в газетах. Сконцентрируйтесь и приготовьтесь ловить каждую деталь. Каждую мелочь.

Каждая мелочь может стать решающей.

А когда всё это закончится, когда вас, наконец, отпустит, можете расслабиться. Конечно, если сможете продержаться до конца.

Всего лишь несколько дней, а будто пролетела целая жизнь. Буквально. Что же, стоит начать заново. Вспомнить всё. На всякий случай. Да.

1.0. All is got to begin[1]

Глава 1.1

Ничего не понимаю. Где я? Кто я? Что происходит? Какой сегодня день? Как меня зовут? Ничего не помню. Вообще ничего. Надо разобраться. Понять. Осмыслить.