Виктория Токарева - Счастливый конец
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Виктория Токарева - Счастливый конец краткое содержание
Счастливый конец читать онлайн бесплатно
Виктория Токарева
Счастливый конец
* * *
Я умерла на рассвете, между четырьмя и пятью утра.
Сначала стало холодно рукам и ногам, будто натягивали мокрые чулки и перчатки. Потом холод пошёл выше и достал сердце. Сердце остановилось, и я будто погрузилась на дно глубокого колодца. Правда, я никогда не лёжала на дне колодца, но и мёртвой я тоже никогда раньше не была.
Моё лицо стянуло маской, и я уже не могла им управлять. Мне было не больно и ничего не жалко. Я лежала себе и лежала, и даже не думала, как я выгляжу.
В восемь часов в коридоре зашлёпали шаги. Это из детской комнаты вышёл мой сын Юраня.
«Босой», — подумала я. Он всегда ходил босиком, как лесной полудикий мальчик, и я всегда ему говорила: «Ноги».
Юраня прошлёпал по коридору и остановился возле комнаты отца. Муж кашлянул и перевернулся.
Дверь скрипнула, — должно быть, Юраня приотворил её и спросил заискивающим шёпотом:
— Ты уже встал?
— Ну, что тебе? — спросил муж оскорблённым голосом. Он не любил, когда его беспокоили в выходной день.
— Мне надо в кино. У меня абонемент. В девять часов начало, — так же шёпотом просвистал Юраня.
Ему казалось, что если он шепчет, то почти не будит отца, и тот может беседовать с ним не просыпаясь.
— Буди маму, — распорядился муж.
Он не любил, когда на него перекладывали чужие обязанности. Свои, кстати, он тоже нёс с отвращением.
Дверь в мою комнату заскрипела.
Юраня помолчал, потом сказал:
— Она спит.
— Ничего. Встанет, — сказал муж.
— Она спит, — повторил Юраня. — И очень бледная.
В двенадцать часов меня забрали в больницу, а на другой день выдали обратно.
На меня надели платье макси. Это платье мне привезли год назад из Парижа, и у меня тогда появилась ещё одна проблема: проблема шикарного платья. Оно было совершенно неприменимо и висело в шкафу, шуршащее и сверкающее, как бесполезное напоминание о том, что человек создан для счастья.
Соседка с шестого этажа сказала:
— Её на том свете и не примут. Молодая совсем.
— Мальчишечку оставила, — вздохнула другая соседка. Она довела своего сына до пенсии, а я даже не довела до третьего класса. Соседка прочертила в уме всю не пройденную мною дорогу и покачала головой.
Юраня приходил и уходил, гордый. Все его ласкали, и ему льстило всеобщее поклонение. Настроение у него было неплохое. Накануне я его предупредила:
— Если меня не будет и все скажут, что я умерла, ты не верь.
— А где ты будешь?
— Я поселюсь на облачке и буду смотреть на тебя сверху.
— Ладно, — согласился Юраня.
Дворничиха Нюра удивлялась с претензией: ещё вчера она меня видела на улице с авоськой и даже слышала, как я разговаривала с соседом. Я спросила:
— Ефим, на кого ты похож?
— А что? — удивился Ефим.
— Да уж больно нарядный. Как барышня.
— А я всегда так одеваюсь, — обиделся Ефим.
— Мужчина должен быть свиреп и неряшлив, — сказала я и побежала в подъезд.
Ещё вчера я была здесь, со всеми, а сегодня — неизвестно где. И если это перемещение произошло со мной, значит, оно существует вообще и может произойти с кем угодно, в частности, с ней, с Нюрой.
Мой муж никогда раньше не верил в мои болезни и сейчас не поверил в мою смерть. Ему в глубине души казалось, что это — мои штучки.
Квартира была полна народу. Я почему-то думала, что придёт меньше людей. Откровенно говоря, я подозревала, что меня и похоронить будет некому. Я привыкла всегда все делать сама и одна, привыкла ни на кого не рассчитывать. И если бы я могла сама себя похоронить, я именно так бы и поступила.
Но, как ни странно, все обошлось и без меня. И место на кладбище выбили, и документы оформили.
Работник загса, женщина в серой кофте, выдала моему мужу справку, а взамен потребовала мой паспорт. Муж протянул ей паспорт, она заглянула в него безо всякого интереса, а потом порвала на две части и бросила в плетёную корзину для бумаг.
Когда муж увидел, как рвут мой паспорт, он понял, что я действительно уволена из жизни и уже ничего нельзя переменить. Теперь он был свободен, но что делать со свободой — ещё не ясно. И нужна ли она ему. Как ни говори, а пользы от меня было гораздо больше, чем неудобств.
Когда муж вернулся из загса домой, вид у него был приторможённый, будто он тоже объелся снотворным.
В обеденный перерыв прибежали мои подруги Аля и Зля. Они обе были красивые, но красоту Али видела я одна, а красоту Зли — все без исключения.
Аля жила одна, без любви и без семьи. Она считала меня благополучной и не понимала — как можно было поменять то состояние на это. Что бы ни было в жизни, но разве лучше лежать такой… так…
Зля была так же благополучна, как я, у неё была та же проблема вечернего платья. И она так же устала от вариантов. Даже не устала, а была разграблена ими и пуста. Но сейчас она понимала, что никогда не уйдёт из жизни по собственному желанию и ей придётся испить всю чашу до дна.
Они глядели в моё лицо-маску и удручённо молчали. Моя смерть была поучительна для обеих.
Я дружила с каждой порознь, а они между собой нет У них были друг к другу какие-то нравственные претензии, но сейчас, возле моего гроба, эти претензии казались несущественными.
— Мы все перед ней виноваты, — сказала Аля. — Никто не хотел знать, что с ней происходит. Никто не хотел помочь.
— А как можно было помочь, когда ей никто не был нужен?
Телефон звонил довольно часто. Муж брал трубку и говорил, что я не могу подойти, потому что я умерла.
Там, видимо, наступала глубокая пауза. Люди ошеломлённо молчали и не знали, как себя вести: то ли расспрашивать, то ли не расспрашивать. Тот, кто звонил, — молчал. Муж тоже молчал, потом прощался и клал трубку.
А звонил ли Он? Скорее всего, нет. Ждал, когда я позвоню. В последний раз мы с ними решили: любовь — это ещё не повод, чтобы ломать жизнь своим детям, и стали искать варианты, при которых бы всем было хорошо.
Мы бились, как мухи о стекло, и даже слышали собственный стук, но ничего не могли придумать.
— Давай расстанемся, — предложила я.
— А как жить? — спросил он.
Этого я не знала. И он не знал.
— Ну, давай так, — сказала я.
— Это не жизнь.
— А какой выход.
— Если бы я разбился на самолёте, это был бы самый счастливый конец.
— А как же дети? — спросила я.
— Они будут любить мою память.
…Интересно, звонил ли Он? Или позвонит через два дня, как обычно.
— А она умерла, — скажет муж.
Он замолчит. И муж замолчит. А потом муж попрощается и положит трубку. Вот и все. Без вариантов.
Смерть скучна тем, что не предполагает вариантов.
К вечеру из другого города приехала моя мама.
Она сказала мужу, что не оставит ему ни одной тарелки и ни одной наволочки. Лучше все перебьёт и порвёт, чем ему оставит.
Он обиделся и сказал:
— Перестаньте городить чепуху.
Мама ответила, что это он виноват в моей смерти и лучше бы умер он, а не я.
Муж ответил, что это с её точки зрения. А с точки зрения его матери лучше так, как сейчас.
Часам к десяти все разошлись. Квартира опустела.
Надо мной где-то высоко и далеко тикали часы. Потом послышался гул, будто открутили кран с водой. Я догадалась, что муж смотрит по телевизору футбол.
Мать вошла и спросила:
— Ты что, смотришь футбол?
Он ответил:
— А что мне делать?
И в самом деле…
Хоронили меня через два дня.
Снег почти сошёл, бежали ручьи. Земля была влажная, тяжёлая, и это производило удручающее впечатление на живых.
Рядом было несколько свежих могил, украшенных искусственными венками, а сверху покрытых целлофаном.
Сойдут дожди и грязь, целлофан снимут, и могилы будут иметь нарядный вид.
Земля застучала о мой гроб.
Холмик получился маленький едва, заметный над землёй. Его засыпали живыми цветами, и это было лучше, чем венки, хотя венки практичнее.
А потом я увидела Бога.
Он был молодой и красивый.
Я подошла к Нему в длинном блестящем платье и посмотрела в Его глаза.
— Прости меня, — сказала я.
— Люди просят, чтобы я оставил их на земле подольше, а ты взяла и ушла сама. Зачем?
— Я не видела выхода.
— А это выход?
— Здесь нет вариантов. Я устала от вариантов.
— А потерпеть не могла?
— Я не могла смириться и не могла ничего изменить.
Что-то тревожащее достало меня из прежнего существования, и я заплакала.
Он погладил меня по волосам:
— Не плачь, я жалею тебя. Видишь, я тебя жалею.
— Я тебя звала. Я ждала, что ты нас рассудишь. Почему ты меня не слышал?
— Я тебя слышал. Я тебе отвечал: потерпи, все пройдёт.
— А прошло бы?
— Ну конечно. И все ещё было бы.
— Неужели было бы?
— И ещё лучше, чем прежде.
— Но почему же я тебя не слышала?
— Потому что Любовь в тебе была сильнее, чем Бог. Ты её слышала.
Бог провёл ладонью по моей щеке, стирая слезу. Он был высокий, длинноволосый, похожий на современных молодых людей. Только глаза другие.