Петр Проскурин - Полуденные сны

Проскурин Петр

Полуденные сны

1

В уединенном загородном доме, окруженном запущенным старым садом, что-то случилось. Первым почувствовал начало перемен Тимошка - и усиленно втянул воздух черным влажным носом, в его пристально-внимательные грустных глазах появилась настороженность. Тимошка свободно расхаживал везде, утром и вечером он проверял, все ли в пооядке, заглядывая в каждую комнату, в любой потаённый уголок дома, двери, если они не были на запоре, Тимошка привычно открывал ударом лапы или носом. Сегодня же новость, возбудившая Тимошкино беспокойство, была действительно из рук вон выходящая, и поэтому, открыв дверь комнаты, чаще всего предназначавшейся для приезжапших из города гостей, Тимошка даже слегка попятился. Он был совершенно сконфужен своей оплошностью: в доме случилось столь важное событие, а он ничего не знал, все прокараулил, украдкой забравшись на удобный мягкий диван у Даши и проспав там всю ночь. Но делать было нечего, и Тимошка виновато протиснулся в комнату, где на широкой деревянной кровати спала смутившая Тимошку гостья, тетка хозяина дома Семеновна, приехавшая вчера уже поздно ночью. Подойдя ближе, Тимошка приветливо повилял хвостом, сел, не упуская из виду маленького, с расправившимися ото сна морщинами лица Семеновны, и стал терпеливо ждать ее пробуждения.

Тимошка хорошо знал Семеновну и по-своему был привязан к ней, хотя в этой своей любви никогда бы не поставил ее рядом с Васей или Татьяной Романовной, маленькой Дашей или ее старшим братишкой Олегом, самолюбивым темноглазым, отличавшимся особенно выраженным чувством справедливости мальчуганом, который, даже играя с Тимошкой в футбол, старался честно соблюдать правила игры. Тимошка уже хорошо знал, что приезд Семеновны всегда вносит беспокойство, с каждым ее появлением чтото случалось: то надолго пропадали куда-то Вася с Татьяной Романовной и оставались лишь Семеновна, Даша да Олег, а то и Даша с Олегом исчезали, и приходилось целое лето проводить с Семеновной, и поэтому теперь Тимошка, как ему ни хотелось проверить, на месте ли Вася с Татьяной Романовной, решил не выпускать Семеновну из виду и ждать. Откинув заднюю лапу, вытянув морду, он лег, распластав на полу длинные шелковистые уши, гордость всякого родовитого пуделя. Несколько раз он приподнимал голову, всматриваясь в лицо Семеновны, и опять терпеливо затихал, дождавшись своего, он порывисто вскочил, весь напружинился и несколько раз вильнул хвостом. Как он уловил этот момент, Тимошка и сам не знал, но Семеновна действительно приоткрыла еще пустые после пробуждения глаза, Тимошка потянулся к ней и, слегка высунув кончик розового языка, приветливо улыбнулся. Глаза у Семеновны радостно округлились.

- Тимоша! - обрадовалась она. - Хороший ты мой! Не забыл?

Тимошка немедленно положил передние лапы на край кровати и ткнулся прохладным носом в руки Семеновны и что-то невнятно проворчал, узнавая старые запахи добра, уюта и сытости. Тотчас достав из-под подушки конфету, Семеновна развернула ее и, предостерегающе оглянувшись га дверь (сладкое Тимошке есть не разрешалось), как бы в нечаянной рассеянности уронила конфету на пол, Тимошка, помедлив, с некоторым удивлением глянул на Семеновну, затем с достоинством, осторожно взял конфету и забрался с нею под кровать, тотчас оттуда послышался аппетитный хруст и чавканье.

- Ешь, ешь, Тимоша, - одобрила Семеновна, нарочито шумно зевая и показывая, что она всю ночь была в дороге и совершенно не выспалась. Почему хорошей собаке нельзя попробовать сладкого, раз хочется? Нынешние-то умники напридумают, - Семеновна с вызовом покосилась на дверь, адресуя свои слова прямо по назначению. - Сами-то все подряд лопают, чего только душа попросит, а вот другим и нельзя... ишь! И то! Вася сам (услышав имя дорогого человека, Тимошка тотчас высунулся из-под кровати, вопросительно шевельнул длинными ушами, и на морде у него появилось внимательное выражение), как только глаза протрет, сразу же за кофе, а другому, значит, сладенького и нельзя. Да он уже и встал, Вася, мимо прошлепал...

- Ешь, Тимоша, ешь! Как вставать-то не хочется! - чему-то внезапно опечалилась Семеновна, словно именно у Тимошки собиралась отыскать защиту, которой ей так сейчас недоставало. - И то, куда уж нынче совестливому человеку?

Времена... Нынче хорошо горластым да клыкастым, они тебе-жи-ик! - горло и пронзили. Жизнь такая стала, Тимоша... А нашему-то соколу с легкостью ничего не дается, жалостливый да совестливый...

Внимательно выслушав столь долгое рассуждение Семеновны и полиостью соглашаясь с ее словами, Тимошка широко облизнулся, ожидая добавки, повернув голову к двери, он настороженно замер.

- Съел, и ладно, чего уж тут сожалеть? - спросила Семеновна. - Не терзайся, Тимоша. Ты не скажешь, я не скажу, никто и не узнает. А не узнает, - значит, ничего и не было. В жизни разные замочки, Тимоша.

Не сомневаясь больше ни в чем, Тимошка быстро, с удовольствием еще несколько раз облизнулся, его беспокойство, связанное с появлением Семеновны, растаяло. Теперь можно было заняться своим обычным утренним обходом. Он было подошел к двери в комнату Даши, но неожиданное появление Семеновны сделало свое-тотчас у Тимошки опять зашевелилось непопятное беспокойство. Он повернулся, потянул воздух и сразу же понял, что его и тут опередили. Вася уже встал и вышел в сад. Тимошка протиснулся на большую застекленную веранду, сейчас заполценную легкими, шевелящимися тенями узорчатой листвы старых рябин, росших вокруг нее. Белая сильная бабочка с глухим шорохом билась о стекла. Тимошка застыл, приподняв правую переднюю лапу, чутко сторожа каждое ее движение. Бабочка металась высоко, и, хотя это был явный непорядок в доме, Тимошка вышел в сад и повел влажным носом, определяя, в какой стороне Вася, струйка запаха, единственная во всем свете, сочившаяся к озеру, тотчас указала Тимошке направление. Вася сидел на скамейке у озера, в дальнем конце сада, и беспокоиться было не о чем, но сначала нужно выяснить, что нового в мире, не появилось ли каких-либо неприятных неожиданностей, требующих немедленного вмешательства. Тимошка сразу же многое узнал: на крыльце у его миски с едой недавно побывал соседский кот, наглое и трусливое существо, у Тимошки с ним шла давняя и непрерывная война. Слегка поводя носом, Тимошка недовольно приподнял верхнюю губу, словно бы хотел зарычать, и лишь в последнюю минуту сдержался. Ночью к самому крыльцу наведывался еще один давний Тимошкин знакомый, старый еж Мишка, живший в глухом, диком малиннике за озером, там росли колючие и густые кусты, и Тимошка, однажды порядков исцарапавшись, уже больше не рвался туда и научился не замечать этого дикого уголка, кстати облюбованного иЧапой, тоже входившей в круг Тимошкиных недругов, всегда державших его настороже. Семеновна иначе не называла Чану, как только крысой, и это было очень обидно, так как Чапа считала себя самой настоящей аристократкой,благородной ондатрой, имевшей разветвленную родню в далеких, заокеанских странах. Но так уж устроено в жизни, дать обидное название легко, а переменить его уже невоз можно, и даже Олег в конце концов смирился, хотя внача ле, как истинный поборник справедливости, протестовал.

Впрочем, Чапа не подозревала о бурных дискуссиях, происходивших в доме по поводу нее, и жила себе поживала в чистом и тихом и, главное, безопасном озере.

Солнце едва-едва взошло, все вокруг купалось в густой, прохладной росе, над озером сгустилось облако сырого тумана, но все было обильно напоено множеством самых различных запахов, неприятно и резко пахли лиловые цветы, плотно подступавшие к дому с трех сторон.

Прилетели и бесцеремонно уселись на рябину воробьи, жившие под карнизом крыши, Тимошка равнодушно отмахнулся от них, к этим беспокойным жильцам, всегда ожесточенно и без толку переругивающимся друг с другом, он относился как к неизбежному злу. В общем-то в Тимошкином хозяйстве все шло своим ходом, ничто не требовало незамедлительного вмешательства, поводив еще носом, усиленно принюхиваясь и ни на секунду не забывая о главной необходимости поздороваться с Васей, Тимошка весело сбежал с крыльца и, заглушая чужой раздражающий запах ночных пришельцев, соседского кота и ежа Мишки, на уголке хозяйски-привычно поднял ногу. Здесь запах цветов был совсем уж невыносим, Тимошка даже страдальчески оскалился. Чтобы спрямить путь к хозяину, он хотел перескочить через клумбу розовых, отяжелевших от обильной росы гвоздик, но, тотчас вспомнив, сколько неприятностей пришлось перенести из-за этих цветов от Татьяны Романовны, он обогнул веранду и по свежему следу Васи, по гравийной дорожке ринулся к озеру, мотая ушами, плавно и мягко срезая углы, как вкопанный остановился он перед скамейкой. Вася сидел в пижаме, закинув ногу за ногу, и не отрываясь смотрел на молодые розоватые стволы берез, поднимаишнеся из тумана на противоположном берегу.