Марк Леви - Между небом и землёй

Марк Леви

Между небом и землёй

Посвящается Куй

ГЛАВА 1

ЛЕТО 1996 ГОДА

Маленький будильник на ночном столике светлого дерева прозвонил только что. Было полшестого, и комнату заливало золотистое сияние, по которому в Сан-Франциско безошибочно узнают о рассвете.

Обитатели квартиры спали — собака Кали в изножье постели на большом ковре, Лорэн — зарывшись в пуховое одеяло на большой кровати. Здесь, на последнем этаже викторианского дома по Грин-стрит, парила удивительная нега.

Жилище Лорэн состояло из столовой, как это принято в Америке, объединённой с кухней, спальни, гостиной и просторной ванной с окном. Светлый паркет устилал пол везде, кроме ванной, — там он был расчерчен по трафарету краской на чёрные и белые квадраты. Белые стены украшали старинные рисунки, раздобытые у антикваров на Юнион-стрит, потолок окаймляла деревянная резьба, искусно сработанная мастером начала века и оттенённая Лорэн краской цвета карамели.

Несколько джутовых ковров, обшитых шнуром, намечали островки в столовой и в гостиной, у камина. Напротив очага — огромный диван, обитый суровым полотном, так и манил устроиться поуютнее. Мебель терялась в свете на редкость красивых ламп с плиссированными абажурами; их Лорэн подбирала одну за другой последние три года.

Лорэн сопровождаемая безнадёжными взглядами коллег, незамедлительно занялась распределением поступивших.

С отточенной до виртуозности сноровкой она, тратя на обследование каждого пациента не более нескольких минут, прикрепляла бирку, цвет которой говорил о степени серьёзности положения, назначала первые анализы и направляла санитаров с носилками в соответствующую палату. Распределение шестнадцати человек, доставленных между полуночью и четвертью первого, закончилось ровно в двенадцать тридцать, и хирурги смогли приступить к операциям уже без четверти час.

Лорэн ассистировала профессору Фернштейну на двух операциях подряд и ушла домой только после приказания врача, давшего понять, что, когда усталость берет верх над бдительностью, здоровье пациентов может оказаться в опасности.

Выехав на своём «триумфе» с больничной стоянки, Лорэн на приличной скорости отправилась по пустынным улицам домой. «Я слишком устала и слишком быстро еду», — повторяла она каждую минуту, чтобы побороть сон. Впрочем, одной мысли о возвращении в отделение неотложной помощи, но уже не за кулисы, а прямо на сцену, не в качестве врача, а в роли пациента, хватало, чтобы поддерживать себя в состоянии бодрствования.

Она открыла автоматическую дверь гаража и закатила свою старушку внутрь. Пройдя по коридору, поднялась по лестнице, перескакивая через ступеньки, и с облегчением вошла в квартиру.

Стрелки каминных часов показывали половину третьего. В спальне Лорэн сбросила одежду на пол. Обнажённая, подошла к стойке бара, чтобы приготовить травяной чай. Выставленных на полке стеклянных бутылей с разными сборами было так много, что казалось, они хранили травяные запахи для каждого мгновения суток.

Лорэн поставила чашку на столик у изголовья, завернулась в одеяло и мгновенно уснула. Закончившийся день был слишком, слишком длинным, а тот, который скоро начнётся, требовал встать пораньше. Лорэн решила воспользоваться тем, что два её свободных дня наконец-то совпали с уикендом, и согласилась приехать к друзьям в Кармел. Оправдываясь накопившейся усталостью, можно было бы, конечно, поспать подольше, но Лорэн ни за что не хотела отказываться от раннего подъёма. Она обожала встречать рассвет на дороге вдоль океана, которая связывала Сан-Франциско с бухтой Монтеррей.

Ещё наполовину сонная, Лорэн нащупала кнопку будильника и прервала трезвон. Протёрла глаза сжатыми кулаками и первым делом обратилась к Кали, лежащей на ковре:

— Не смотри так, меня здесь уже нет.

При звуке её голоса собака поспешно обошла вокруг кровати и пристроила голову на живот хозяйки.

— Я тебя покидаю на два дня, девочка моя. Мама заедет за тобой часов в одиннадцать. Подвинься, я встану и покормлю тебя.

Лорэн распрямила ноги, протяжно зевнула, вытянув руки к потолку, и вскочила.

Запустив обе руки в волосы, обошла стойку, открыла холодильник, снова зевнула, достала масло, джем, тосты, банку с кормом для собаки, начатую упаковку пармской ветчины, кусок сыра «гауда», две баночки молока, банку яблочного пюре, два натуральных йогурта, хлопья, половинку грейпфрута; вторая половинка осталась на нижней полке. Кали наблюдала за Лорэн, раз за разом кивая головой. Лорэн состроила собаке страшные глаза и закричала:

— Есть хочу!

Как всегда, она начала с приготовления завтрака в тяжёлой глиняной миске для своей питомицы. Потом приготовила завтрак для себя и с подносом устроилась за письменным столом в гостиной.

Лорэн стоило чуть повернуть голову, чтобы увидеть Соссалито с его домами, рассыпанными по склонам холмов, мост Голден-Гейт, вытянувшийся соединительной линией между двумя берегами бухты, рыбный порт Тайборн и прямо под собой — крыши, уступами сбегавшие к заливу. Она распахнула окно; город был тих. Только томные гудки грузовых судов, отплывающих куда-то на восток, смешивались с криками чаек и задавали ритм утру.

Лорэн снова потянулась и с аппетитом здорового человека приступила к лёгкому гигантскому завтраку.

Накануне вечером она в больнице не ужинала, не хватило времени. Три раза пыталась проглотить бутерброд, но каждая попытка кончалась тем, что начинал дребезжать пейджер, призывая к очередному неотложному больному. Когда кто-нибудь сталкивался с Лорэн и заговаривал, она неизменно отвечала: «Спешу».

Поглотив большую часть еды, Лорэн поставила посуду в мойку и отправилась в ванную.

Скользнула пальцами по деревянным планкам жалюзи, заставив их повернуться, перешагнула через сползшую к ногам белую хлопковую рубашку и встала под душ. Под сильной струёй горячей воды Лорэн проснулась окончательно.

Выйдя из-под душа, она обернула полотенце вокруг бёдер. Перед зеркалом скорчила гримасу, слегка подкрасилась; натянула джинсы, свитер, стянула джинсы, надела юбку, сняла юбку и снова влезла в джинсы. Достала из шкафа гобеленовую сумку, бросила туда несколько вещей, несессер и почувствовала себя почти готовой к уикенду. Оценила масштаб беспорядка — одежда на полу, разбросанные полотенца, посуда в мойке, незастеленная кровать, — напустила на себя решительный вид и громко заявила, обращаясь ко всему, что находилось в квартире:

— Всем молчать, не ворчать! Вернусь завтра по раньше и устрою уборку за всю неделю!

Потом схватила карандаш, листок бумаги и написала записку, которую прикрепила к дверце холодильника большим магнитом в форме лягушки:

Мама!

Спасибо за собаку, главное — ничего не убирай, я всё сделаю, когда вернусь.

Заеду к тебе за Кали в воскресенье около 5 часов. Я тебя люблю. Твой любимый Доктор.

Надела пальто, ласково погладила собаку по голове, поцеловала её в лоб и захлопнула за собой дверь.

— Уехала, уехала, — повторяла Лорэн, садясь в машину. — Поверить не могу, настоящее чудо, вот если б ты ещё завелась. Можешь чихнуть разок для собственного удовольствия. Я залью твой мотор сиропом, прежде чем выбросить на свалку, заменю тебя машиной, напичканной электроникой, у неё не будет ни стартера, ни капризов в холод по утрам, ты меня хорошо поняла, надеюсь?

Следует полагать, что престарелую четырехколесную англичанку потрясли доводы хозяйки, потому что мотор заработал. День обещал быть прекрасным.

ГЛАВА 2

Лорэн тронулась с места медленно, чтобы не разбудить соседей. Грин-стрит — красивая улица, обрамлённая деревьями и домами, здесь люди знали друг друга, как в деревне.

За шесть перекрёстков АО Ван-Несс, одной из крупных артерий, пересекающих город, Лорэн переключилась на максимальную скорость.

В бледном свете, с каждой минутой наполняющемся цветовыми переливами, постепенно раскрывалась ослепительная перспектива города. Машина неслась по пустынным улицам. Будто пьянея, Лорэн наслаждалась каждым мигом.

Крутой поворот на Саттер-стрит. Шум и позвякивание в рулевом управлении. Крутой спуск к Юнион-сквер. Шесть часов тридцать минут, из динамиков кассетного магнитофона гремит музыка, Лорэн счастлива впервые за долгое время. Ко всем чертям стресс, госпиталь, обязанности. Начинается уикенд, принадлежащий только ей, и ни минуты не должно пропасть.

Юнион-сквер безмолвна. Огни витрин уже потушены, кое-где на скамейках ещё спят бродяги. Сторож стоянки дремлет в будке. Через несколько часов на тротуары хлынут толпы туристов и горожан. Они стекутся за покупками в большие магазины вокруг площади. Трамваи пойдут один за другим, длинная вереница машин выстроится у въезда на подземную автостоянку, а в раскинувшемся над ней сквере уличные музыканты начнут обменивать мелодии на центы и доллары.