При опознании - задержать (сборник) - Василий Фёдорович Хомченко
Ворон-Крюковский тоже снял кубанку:
— Пусть… будет пухом.
В Захаричах в этот же день хоронили убитых: Парфена, гармониста Юрку их убили в лесу во время погони — и двоих крестьян, застреленных за то, что вступились за своих дочерей. Убитых сперва отпевал отец Ипполит, потом прощальное слово сказал командир красного отряда Пилипенко. Это был красивый двадцатилетний хлопец в гимнастерке из красного сукна с «разговорами», в красных галифе, в шлеме с нашитой красной звездой.
— Дорогие граждане и гражданки! — сказал он. — А также дорогие товарищи бойцы. Разная бандитская нечисть еще творит свое кровавое дело, убивает наших лучших людей. Вот и сегодня мы хороним тех, кто пал от руки бандитов… Товарищи, а вы знаете, что в бандах и те, кто скрывается от мобилизации в Красную Армию? Они думают, что после окончания войны будут спокойно жить. Как бы не так! Они ответят за все… Товарищи, банду эту мы хорошо знаем. И не раз уже громили. Ее атаман — бывший офицер штаб-ротмистр Шилин, он же Сивак. Он не только грабит и убивает наших людей и активистов — он еще и провокатор. Переодевает бандитов в красноармейскую форму и грабит селян, насилует женщин, чтобы вызвать ненависть к советской власти… Память о погибших товарищах будет вечно жить в наших сердцах.
После его речи дали залпы из винтовок и спели «Интернационал».
А что произошло с Булыгой и Сорокиным, так никто в Захаричах и не знал. Считали, что их увели бандиты с собою.
Докладная
командира сводного отряда Пилипенко губкому
…Банду Сивака-Шилина мы в Захаричах не застали. Должно быть, кто-то предупредил ее о нашем приходе, и она рассеялась в лесах. В ходе преследования одной ее группы взяли в плен двенадцать бандитов. Они показали, что цель всей банды — пробиться к польской границе и там соединиться с войсками Булак-Балаховича.
Бандиты учинили в Захаричах следующие злодеяния: убили четырех человек, изнасиловали трех женщин, побили шомполами восьмерых мужчин. Отняли у многих хозяев свиней, подсвинков, овец, а также четыре лошади…
Исчезли председатель сельсовета Булыга и уполномоченный из Москвы Сорокин М. О. Есть предположения, что банда увела их с собою с целью или казнить публично перед народом, или в качестве заложников.
…В отряд добровольно вступили для прохождения службы пять бойцов. Я принял от них присягу, выдал винтовки.
Прилагаю также объяснительное письмо местного попа, которое должно заинтересовать чека. В правдивость написанного попом я верю.
Отец Ипполит писал:
«Я, священнослужитель Захаричского прихода церкви Воздвиженья Ипполит Нифонтов Субботин, по своей доброй воле, руководствуясь своею совестью, по поводу, который меня тревожит, докладываю. Ко мне на постой был прислан Сорокин Максим Осипович. Его интересовало имущество храма, представляющее историческую и культурную ценность… Храм М. О. Сорокиным был осмотрен, имущество сверено по учетной ведомости. На некоторые предметы им были выданы мне на руки охранные грамоты, на иные — сводная ведомость…
Вчерашнего дня ко мне в дом зашел вооруженный человек, назвавший себя штаб-ротмистром, командиром отряда повстанцев, и потребовал отвести его в церковь, не говоря, по какой надобности. В церкви он показал мне копию охранной грамоты на крест (видимо, изъята у Сорокина) и приказал показать ему оный крест. Офицер сказал, будто о кресте ему известно давно и якобы тот принадлежит ему по праву наследования, как одному из потомков князя Потемкина-Таврического. Я не имел никакой возможности отказать офицеру, вынужден был достать крест из тайника и передать ему. Расписку в получении от меня креста офицер выдал, каковую я храню у себя. Поясняю, что крест золотой, с тремя бриллиантами».
9
На какое-то время потрепанные красноармейскими отрядами банды в Горецком, Мстиславльском, Быховском, Чаусском уездах притихли, забились в лесную глушь. Часть бандитов отсеялась, создав малочисленные группы, — так легче было уцелеть и прокормиться. Сотни дезертиров пришли с повинной и сдали оружие. Несколько человек, в основном это были офицеры, подалось на юг с намерением пробиться к армии Врангеля. А некоторые банды двинулись к западной границе. Однако в лесных чащобах бандитов еще хватало, и в сельской местности было неспокойно по-прежнему.
…Поредел и отряд Шилина-Сивака. В результате двух стычек с отрядом Пилипенко большинство дезертиров разбежалось, человек двадцать сдалось в плен, исчезла группа земляков-климовчан. Они сбежали ночью, прихватив две подводы с награбленным добром, в том числе с тремя чемоданами Шилина. И осталось в отряде человек сорок. Вот эти остатки и встали как-то вечером на привал в лесной сторожке. Дом был новый, целехонький, только что окна заколочены досками. Новенькие стояли рядом хлев и сарайчики, колодец со слегка затхлой водой — им давно не пользовались. Сорвали с двери замок, отбили на двух окнах доски, и первым в дом вошел Шилин. Пахнуло нежилым, каким-то кислым духом, сыростью, плесенью.
Всё было в этом доме: кровати с сенниками и подушками, скамьи, лавки, стол, разная посуда, у припечка — ухваты, чепела, кочерга и помело. В красном углу висели образа Николая-чудотворца и матери божьей. Повсюду лежала толстым слоем пыль, изукрашенная следами мышей. Не было только никакой одежды, да пустым оказался незамкнутый сундук. Почему люди оставили этот добротный дом, было неизвестно.
Шилин приказал Ворону-Крюковскому прибрать в комнате и вышел во двор, присел на лавочке у колодца. Раненая рука уже почти зажила и лишь изредка напоминала о себе тупыми толчками боли.
День с самого утра хмурился и сулил дождь. Небо, затянутое тучами, было серо, как шинельное сукно. Оттуда, из этих туч, шел неприятный, промозглый холод. У Шилина разнылась нога, раненная еще в четырнадцатом. Сидит проклятый осколочек, которого во время операции в госпитале не нашли, а во второй раз лечь под нож, когда он дал о себе знать, Шилин не захотел.
Ворон-Крюковский привел в дом двух хлопцев с наломанными в лесу вениками — наводить порядок, а сам подошел к Шилину и присел на бревнышке напротив.
— Что? — неприязненно спросил у него Шилин.
— Так, — ответил тот с усмешечкой. — Удобное бревнышко, вот и потянуло, ваша благородь.
«Какие у него страшные глаза. Пустые, как у рыбы, — подумал Шилин с брезгливостью и с чувством невольного страха, чего прежде за собою не замечал. — И усмешечка жуткая. Он и убивает с этой усмешечкой».
— Иди помоги прибрать, — сказал
