Зайчики на стене - Аркадий Тимофеевич Аверченко
Нас (меня и Сандерса) ввели в большую круглую комнату, стены и потолок которой были покрыты зеркалами.
Вокруг стен диваны, посредине комнаты круглое бархатное возвышение — все это аляповатое, ужасающе грубое.
— Садитесь, господа, — загадочно ухмыляясь, сказал Габриэль, и сейчас же засуетился, обращаясь к тучной женщине, на лице которой была написана целая книга былых преступлений и порока. — Вот эти господа, мамарелла, очень желают видеть тарантеллу, им нужно показать тарантеллу… Ах, да покажите же этим добрым господам вашу тарантеллу. Это прекрасные и хорошие господа, и им надлежит посмотреть тарантеллу.
«Мамарелла» хлопнула в жирные ладони, и тотчас же шесть женщин выбежали из боковых дверей.
Были они в том, «в чем», по русской поговорке, «мать родила», и даже еще меньше, принимая во внимание, что какая — нибудь из них в свое время родилась в сорочке. Одним словом, были они абсолютно, безусловно и радикально голы.
С заученными жестами дефилировала эта армия перед нами, а мы сидели с Сандерсом, опечаленные этим обманом, оскорбленные в нашей скромности.
— Нравится? — спросила торжествующим тоном бесхитростная мамарелла.
Бедняге и в голову не могло прийти, что ее «тарантелла» могла в ком — нибудь не вызвать одушевления.
— Гм, да… — смущенно сказал Сандерс. — Вещь забавно— ватая. Недурно, как говорится, задумано. Женщины?
— Конечно. Вы же видите.
— Так, так… Гм… Не холодно?
Пансион мамареллы, привыкший к скотской разнузданности немцев и к шумному поведению галантных французов, был изумлен нашей сдержанностью; все поглядывали на нас с недоумением.
— Протанцуйте им, деточки, — скомандовала мамарелла. — Пусть посмотрят вашу тарантеллу.
Она взяла в руки бубен, и шесть женщин закружились, заплясали; откормленные торсы сотрясались от движений, и вообще, все это было крайне предосудительно.
— Помпейские позы! — скомандовала мамарелла, уловив на нашем лице определенное выражение холодности и осуждения.
Но и помпейские позы не развеселили нас. Женщины становились в неприличные сладострастные позы с таким деловым, небрежным от частых повторений видом, как утомленный приказчик мануфактурного магазина к концу вечера показывает надоевшим покупательницам куски товара.
На сцене вдруг появился дожидавшийся где — то неподалеку Габриэль.
— О!.. А почему господа так скромно сидят? Почему они не приласкают этих красавиц? Смотрите, какие красоточки. Вот эта или эта… Или вот эта! Настоящая богиня. А эта! Красавица, а? Не нравится? Пошла вон. Тогда, может, эта? Украшение Неаполя, знаменитая красав… Не надо? Ну ты, лошадь, отойди, не мешайся тут. А вот эта… Что вы о ней скажете, синьоры?..
Он с деланным восторгом хлопал женщину по плечам, трепал по щекам, отгонял равнодушно «первых красавиц» и «богинь», а красавицы и богини с таким же холодным видом шептались около нас, ожидая нашего одобрения и благосклонности.
— Пойдем! — сказал Сандерс.
— Что вы, синьоры! Куда? Неужели вам не нравится?!
— Не нравится? Мы в восторге! Это прямо что — то феерическое… Когда — нибудь после… гм… на днях… Мы уж, так сказать, к вам денька на три. А теперь — прощайте.
Мы, угрюмые, замкнутые, спускались по лестнице, а Габриэль вертелся около нас, юлил и заглядывал в наши лица, стараясь отгадать впечатление.
— Видишь вот эту улицу? — обратился к нему Сандерс. — И вот эту улицу?.. Ты иди по этой, а мы по этой… И если ты еще к нам пристанешь — мы дадим тебе по хорошей зуботычине.
Он захныкал, завертелся, заскакал, но мы были непреклонны. Отношения были прерваны навсегда.
Я уверен, что настоящим неаполитанцам никогда бы в голову не пришло пойти на тарантеллу и «помпейские позы». Все это создано для туристов и ими же поддерживается. Для них же весь Неаполь принял облик какого — то громадного дома разврата.
Пусть иностранец попробует пройтись в сумерки по Неаполю. Из — за каждого угла, из каждой подворотни, буквально на каждом шагу к нему подойдет гнусного вида незнакомец и тихо, но назойливо предложит «красивую синьору», «обольстительную синьору» или даже рогаццину (девочку).
Эти поставщики осаждали нас, как мухи варенье.
— Что такое?
— Синьоры… берусь показать вам одну прекрасную даму Познакомлю даже… тут сейчас за углом. Пойдем…
— К ней? К даме? Явиться одетому по — дорожному — что вы! Это неудобно.
— Ничего! Я ручаюсь вам — можно.
— Ну что вы… И потом неловко же являться в чужой дом, не будучи знакомыми.
— Пустяки! С ней нечего — хи — хи — церемониться.
— Ну вам — то нечего — вы, конечно, хорошо знакомы… По праву старой дружбы можете и без смокинга. А нам неудобно.
— Но я вам ручаюсь…
— Милостивый государь! Мы знаем правила хорошего тона и не хотим делать бестактности. Мы уверены, что дама будет шокирована нашим бесцеремонным вторжением. Она примет нас за сумасшедших.
…Итальянский кафе — концерт — зрелище, полное интереса и разных неожиданностей.
Действие происходит больше в публике, чем на сцене. Весь зал подпевает, притоптывает, вступает с певицей в разговоры, бешено аплодирует или бешено свищет.
Если певица не нравится — петь ей не дадут. Понравится — измучают повторениями.
У всех душа нараспашку. Подстерегают всякого удобного случая, чтобы выкинуть коленце, посмеяться или посмешить публику. Зал набит порохом, взрывающимся от малейшей искры.
Всякого вновь входящего зрителя сидящая публика приветствует единогласным доброжелательным:
— А — а — а!..
Приветствуемый, гордый всеобщим вниманием, пробирается на свое место и через минуту присоединяет уже свой голос к новому приветствию:
— А — а — а!
Выходит на сцену толстая немка… берет несколько хриплых нот.
Музыкальная публика этого не переносит:
— Баста. Баста!!
— Баста!!!
Немка, не смущаясь, тянет дальше.
И тогда гром невероятных по шуму и длительности аплодисментов обрушивается сверху, перекатывается и растет, как весенний гром.
Петь невозможно. Виден только раскрытый рот, растерянные глаза. Забракованная певица исчезает под гомерический свист.
Когда мы покупали билеты, перед нами вынырнул Габриэль.
— А — а, синьоры идут сюда! Сейчас, сейчас! Кассир! Выдайте этим хорошим господам билеты… Они желают иметь билеты. Это мои знакомые господа — дайте им лучшие билеты. Вот сдача. Вот билеты. Красивые красные билетики. Я вас тут подожду. Когда выйдете, поедем в одно местечко.
— Отстаньте, — сурово сказали мы. — Не смейте нас дожидаться — мы все равно не поедем с вами. Напрасно только потеряете время. И ни чентезима не получите и потеряете время.
— О, добрые господа! Зачем вы обижаете Габриэля? Он бедный человек и подождет вас.
Конечно, когда мы через три часа вышли, бедный человек ждал нас.
— Пройдемся, господа, — сказал Крысаков. — Прелестная ночь.
— Пожалуйте! — подкатил
