Тяжелый песок - Анатолий Наумович Рыбаков
На могиле был установлен большой камень из черного гранита, на нем — вверху на русском языке было высечено: «Вечная память жертвам немецко-фашистских захватчиков». Внизу — надпись на еврейском.
Рядом со мной стоял Сидоров, бывший шахтер, потом директор обувной фабрики, потом партизанский командир, теперь пенсионер. Он родился в Донбассе, но давно жил здесь, знал и понимал все насквозь.
Он показал на надписи на камне, высеченные по-русски и по-еврейски, и тихо спросил меня:
— Слушай, Борис, а правильно они перевели русский текст?
Ребенком, лет, наверное, до восьми или девяти, я учился в хедере, потом перешел в русскую школу и, конечно, давно забыл еврейские буквы.
И все же почти через шестьдесят лет из неведомых и вечных глубин памяти передо мною встали эти буквы, эти слова, я вспомнил их и прочитал:
«Веникойси, домом лой никойси».
Смысл этих слов был такой:
«Все прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда»…
Сидоров, видя, что я медлю с ответом, скосился на меня, все понимал, умница, и снова спросил:
— Ну, точно перевели, правильно?
— Да, — ответил я, — все правильно, все точно.
Ялта — Переделкино,
1975–1977
