Семен Бабаевский - Семен Бабаевский. Собрание сочинений в 5 томах. Том 2
— Почему ночью? — удивился Ленька. — С документами — и ночью! Есть решение, а мы будем прятаться? От кого?
— Оно-то так, — рассудительно ответил Олег, — и документы есть, а все ж таки тайно лучше. Красивее получается. Ты только подумай! Были мы в Грушовке, и нет нас в Грушовке — исчезли. А куда? Один Егорлык знает! — Олег обнял Леньку, понизил голос: — Смотри, дома не проболтайся! Скажешь, что уедем машинами недели через две. Будут машины через неделю или через две — это еще неизвестно. А мы уплывем сегодня ночью и дня через три заявимся в Сухую Буйволу.
— Это что ж, — спросил Ленька, — опять врать родителям?
— Зачем же? Скажи им правду, как есть. Скажи, что нас вызвал к себе Ярошенко.
— Не вызвал, а сами пришли!
— Ну, пусть сами. Какой ты, Лень, во всем точный! И сказал Ярошенко, что правление и комсомол доверяют. «Слушали». «Постановили». И все! А когда и на чем мы отправимся в Сухую Буйволу, это наше личное дело.
Так они, обнявшись, подошли к навесу. И сразу же начали переносить в «Нырок» продукты и одежду.
Крадучись, ходили через огороды, по балке. В середине дня Олег сбегал в правление и получил документ.
В нем говорилось:
«Заведующему Сухобуйволинской овцеводческой фермой Г. А. Корчнову. Правление и комсомольская организация колхоза «Власть Советов» направляют в ваше распоряжение школьников Олега Гребенкова и Алексея Завьялова. Правление и комсомольская организация выражают уверенность, что тт. Гребенков и Завьялов с порученной им работой справятся и наше доверие оправдают.
Председатель К. Ярошенко».
К вечеру «Нырок» полностью был снаряжен в дорогу. Олег и Ленька пришли в Грушовку, когда начинало смеркаться. Олег поджидал мать с фермы. Ему было грустно. Все же как-то странно и непривычно было уезжать из дому. Когда мать вошла в хату и сняла халат, Олег подошел к ней, насупив брови. Он показался Анастасии и подросшим и повзрослевшим.
— Ты чего такой хмурый? — спросила она. — Или рыбы не поймал?
— С рыбой, мамо, все покончено. Есть, мамо, новость.
— Что еще?
— Меня и Леньку сегодня утром вызвал Ярошенко.
— И что? Отругал?
— Не-е… Наоборот! — Олег мялся, не зная, что сказать. — Меня и Леньку, как самых надежных, правление и комсомол посылают в Сухую Буйволу в распоряжение дяди Гриши. Все документы готовы.
— И ты согласился?
Голос у Анастасии дрогнул. Олег понял, что мать не одобряет его поездку. Будут слезы. Он посмотрел матери в глаза и сказал:
— Как же я мог не согласиться? Дисциплина, мамо, тут ничего не поделаешь.
— Кто тебя этому научил? — сквозь слезы говорила Анастасия. — Ты еще дите, какая в тебе дисциплина? — Она обняла сына, прижала к себе. — Не поедешь! Ни за что не отпущу! Пропадешь в той степи. А ты у меня один-единственный. Это я знаю, чьи тут хитрости! Не правление и не комсомол тебя туда командируют, а братушка мой, твой дядя. Это его затея. Захотел-таки забрать тебя, вот и дисциплину придумал. А я не отпущу, и все! Тебя, Олежка, не отдам! Зараз же побегу к Ярошенке. Почему тебя? Разве нету в Грушовке других мальчуганов?
— Есть, конечно! — согласился Олег, тихонько освобождаясь из материнских объятий. — Но не всем можно доверять. — Тут Олег пошел на хитрость: — Мамо, ты не волнуйся и не ходи сегодня к Ярошенке, Его нет в Грушовке. Уехал в шестую бригаду. Да и сказал он нам, что отправит в Сухую Буйволу недели через две, когда машины придут с лесозаготовок.
И Анастасия согласилась пойти к Ярошенке не сегодня, а завтра.
В доме Завьяловых разговор был короче. Ленька сказал, что его и Олега колхоз посылает к чабанам в Сухую Буйволу. Мать улыбнулась.
— Молодец! Давно пора! — сказала она. — Нечего бить баклуши в Грушовке. В комсомол записался, а бездельничаешь!
Трифон привлек к себе сына, спросил:
— Плакать там не будешь, орел?
— Сын я ваш, а плохо, батя, вы меня знаете.
— Это как же так: плохо знаю?
— А так. Я терпеливый и выносливый.
— Ну, тогда поезжай. Да смотри, будь во всем примерным, послушным.
И Ленька ушел, сказав, что и сегодня будет спать с Олегом под навесом. Олега там еще не было. Ленька сел на рядно и задумался. Вот и пришел конец жизни в Грушовке. И как-то странно было сознавать, что скоро они с Олегом покинут родное село. Тут родились, тут выросли, дальше Егорлыка не бывали — и уедут.
Не заметил Ленька, как к нему подошел Черныш. Потерся возле коленки.
— Что пожаловал? — спросил Ленька, подсаживая Черныша на колени. — Ну, садись так, посиди в последний раз. Скоро мы попрощаемся.
— Лень! С кем ты рассуждаешь? — Олег сел возле Леньки, погладил песика. — Что ты его уговариваешь? Смотри не вздумай брать с собой! — И уже по-деловому: — Ну, как там у тебя с родителями? Обошлось благополучно?
— Полный порядок! Мать говорит: езжай, дескать, давно пора. Молодцом назвала.
— Да, хорошая у тебя мать.
— А твоя?
— Слезливая, плакала. Собирается пойти к Ярошенке. Но она опоздает. А отец твой как?
— Он только спросил: «Плакать там не будешь?»
— А ты что?
— Говорю, не бойтесь, не заплачу.
— Правильно, — одобрил Олег. — Но удивительный народ, Леня, эти родители! Почему мы должны непременно плакать или погибать в степи? Да из нас и слезы не выжмешь. И вообще надо было сказать, что мы уже не дети. Да, Лень! Чуть не забыл! Ты свою красную рубашку взял?
— Нет… А может, и без нее?
— Вот чудак! На «Нырке» должен быть флаг? Обязательно! Как же так: плыть без флага? Так что беги и бери рубашку. Она у тебя как раз вместо флага: за десять километров видно!
Глава XI
Поплыли!
В Грушовке тишина. Даже не лаяли собаки. Ребята шли по пустой улице. Волновались, торопились. Вблизи пещеры не шли, а бежали. Запыхались, дышали тяжело. В пещере, как в норе, было темно и страшно. Посидели, отдышались и осмотрелись. Зажгли спичку. «Нырок» стоял тут же рядом. Взяли его, чуть приподняли и толкнули. «Нырок», шурша, сполз и лег на воду. Ленька уселся у «Нырка» на носу. Олег, стоя одной ногой в лодке, а другой упираясь в берег, оттолкнул «Нырок», и он, покачиваясь, поплыл.
Черный козырек пещеры отодвинулся назад. Впереди под покровом ночи плескалась река.
— Поплыли!
— Видишь, Лень, как все просто, — говорил Олег, наклоняясь и опуская деревянную лопату глубоко в воду. — Плывем, и еще как! Красота!
— Мне даже как-то не верится, — сознался Ленька. — Чудно!
— Эх ты, Фома неверующий! — Олег взмахнул лопатой, и брызги полетели Леньке в лицо. — А теперь веришь?
— Чего брызгаешься? — Ленька вытер полой рубашки лицо. — А еще капитан!
— Теперь-то веришь, что мы плывем?
— Верю!
— Плохо, Лень, что темно. Действительно, трудно поверить. Ни воды, ни берегов как следует не видно. Ночь какая черная!
Олегу тоже не верилось, что они плывут по Егорлыку и что мечта их наконец сбылась. Но Олег — не Ленька, он не сознавался в этом даже самому себе. Да и зачем сознаваться? Олег умолчал и о том, что ему было немного страшно. Нет, он не трус, но и у него по телу нет-нет да и пробежит неприятная дрожь. И река в степи, и ее низкие голые берега, и тишина, и темная ночь, и «Нырок» качается под высокими звездами — все это ново и странно. «Я малость замерз, — решил Олег, работая лопатой. — Кругом же вода, прохладно. Надо согреться».
Небо над головой такое безбрежное, как степь. На нем столько звезд, что от них темнело в глазах. Ленька не смотрел вверх: нельзя, кружилась голова. Лучше глядеть на реку. Темная полоса воды, как полотно, тянулась без конца и края, и на этом полотне подплясывал «Нырок». Вода, мутная, под цвет мазута, плескалась и плескалась за бортом, и Егорлык то кружил лодку, то заворачивал, делал петли или выписывал букву «Г».
На берегу не было видно ни кустика, ни деревца, изредка темнели камыши. Вдруг промелькнуло что-то живое. У Леньки екнуло сердце. Может, это волк? Тощий, злой, бежит по берегу и не сводит своих горящих глаз с «Нырка». Страшно! Ленька вспомнил: отец как-то говорил ему, что волки боятся огня. А воды? Умеют ли они плавать!
— Олег, как ты думаешь, — заговорил Ленька, поглядывая на берег, — волк в воду может сигануть?
— Вполне! — беспечно ответил Олег. — А почему ты об этом спрашиваешь?
— Да так. Спросил. Пришло в голову. А если расстояние от берега широкое?
— Еще как сиганет! У него лапищи и сила. — Олег рассмеялся. — Боишься, как бы нас волк на воде не сцапал?
— Что ты! — обиделся Ленька и ухарски присвистнул. — Нашел чего бояться! Просто подумал о волке. Ночь, вот и лезет всякое в голову.
— Все-таки медленно течет вода. — Олег гребнул лопатой, направляя лодку на середину реки.
— Хоть бы скорее день наступал!
— Леня! Это просто удивительно! — Олег шумно работал лопатой. — Веришь, я тоже про волков подумал. И чего, скажи, заполняют голову эти волчьи мысли?
