Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли
«Железно!» — услышал он возглас Валерки и ощутил неловкость: зачем влез в компанию молодых людей, которые живут за счет родителей, а может быть, и темных делишек, поэтому не работают и на работу смотрят как на обузу. Валерка до сих пор числится студентом: поступил в Грозненский нефтяной институт, показалось трудно, неинтересно, перешел в строительный, тоже не понравилось, теперь определился в художественный. Почему? Звание художника нравится? А как насчет таланта? О живописи он сказал: «Реализм свое отжил. Я имею полное право на любую фантазию. Пренебрежение к деталям, которые только отвлекают от главного, дает возможность каждому увидеть в моих картинах то, что ему хочется».
Сидит этот «художник» на мешке с сетями, разбросив длинные ноги, обтянутые узкими брючками, с самодовольной ухмылкой изъясняется обрывками фраз:
— Были в заграничной поездке. Сногсшибательно. Пиккадилли… Трафальгарская площадь. Вечерами — море огней. И девочки стоят на перекрестках, как статуи. К мужчинам сами не пристают: запрещено. Стоят по ранжиру: в центре красотки-шик, подальше — обноски, а на окраинах — шваль дешевая.
«Только это ты и высмотрел там!» — брезгливо подумал Ахмадша.
— А в кабаре «Ночная мельница»… — продолжал Валерка, захлебываясь от удовольствия. — Еще в Театре принца Уэльского представления. Называются «шоу». Какая натура! Железно!
«Будет тебе! — хочется крикнуть комсомольцу Низамову. — Кто тебя выпустил за границу? И кто тебя водил по этим „шоу“?»
— Студентам там лафа — на лекции ходить не обязательно, — продолжает свои воспоминания Валерка. — Везде газоны столетней давности. И, пожалуйста, ходи, где хочешь, ложись, где хочешь. В парках по ночам такое творится!..
Ахмадша вздыхает с облегчением, когда снова заводят патефон. Валерка, подрагивая бедрами, танцует, шаркая ногами по палубе, тесно и грубо обняв свою даму.
Голубая равнина моря, созданного советскими людьми, величаво расстилается вокруг, сливаясь вдали с небом, и только похожее на черный поплавок судно, затерянное на водном просторе, подчеркивает линию горизонта. Чайки кричат, и ветер дышит влагой и запахом рыбы.
7— Ты все хандришь, друг любезный? Вот еще Печорин нашелся! — Валерка без церемонии оттолкнул ноги Ахмадши и присел рядом. — Смотри, какую стерлядку капитан раздобыл. Рыбаки тут у острова сети забросили… За сутки, помимо всего прочего, ловят килограммов по пятьдесят красной рыбы. На нее сейчас запрет, они и сбывают по дешевке нашему брату. Так что мы решили рыбалкой себя не утруждать. Смысла нет возиться: капитан из готовой рыбки нам уху сварганит. Смотри, килограмма по два будут.
Валерка легко перегнулся и выбросил из ведра на палубу трех больших стерлядей. Зеленовато-серые, остромордые, похожие на акул со своими угловатыми, стремительно скошенными плавниками, они еще бились, блестя светлыми щитками, которыми были усажены грани их боков и хребтины.
— А это для навара! — хвастался Валерка, вываливая судака, хищно растопырившего широкие плавники.
Ахмадша снова посмотрел изучающим взглядом на долговязого, плечистого парня в клетчатой кофте. Видно, очень сильный, но рыбку предпочитает готовую. Отдыхать приехал… От чего отдыхать? На весенней сессии провалился и сейчас еще не приступил к занятиям. Видно, до старости в студентах ходить будет.
Собирая стерлядей обратно в ведро, Валерка сказал:
— Сразу видно: скоростная рыбка — на реактивный самолет смахивает! Капитан говорит: осетр и стерлядь ходят по стрежню, по самому дну.
Бабетта, Валеркина «постоянная», брезгливо скривила накрашенный кукольный ротик:
— Вся рыба теперь нефтью пахнет!
— Что вы знаете о нефти? — возмутился Ахмадша. — Может, химзаводы и суда загрязняют реку… При чем тут нефть?
— При том, что всю природу волжскую погубили! Даже в Жигулях нефтяные вышки. Да еще моря устраивают. Все пляжи затопили.
Низамов сам жалел, что исчезла под водой красавица пойма с ее богатейшими сенокосами и зелеными островами (и Надя о том сокрушалась); с трудом подавив раздражение, сказал:
— Зато какие гидростанции построили, сколько предприятий будет работать на их энергии! Да и для колхозов… Люди создают чудеса, а вы только брюзжите. — Он ощутил холодок в груди от своей непривычной резкости и оттого еще с большим вызовом посмотрел на случайных спутников.
Как не похожи они на его друзей — нефтяников!
Обратно в Казань катер шел рано утром. Измотавшиеся стиляги (на необитаемом островке они совсем распоясались и голые прыгали и горланили как сумасшедшие) спали в кубрике. Ахмадша коротал время на палубе опять один. Утро было солнечное, но прохладное, казалось, даже Волга озябла и ежилась, покрытая мелкой синей рябью.
Катер бежал по главному фарватеру навстречу теплоходам, высоко вздымавшимся над водой. Вчерашний берег тонул в сероватой дымке, и леса на нем стояли черной, неровно зубчатой стеной, за которой вставало солнце.
На палубе снова завыл патефон, появились бутылки и закуски.
— Слушай, Иосиф Прекрасный! — заговорил Валерка, подсаживаясь к Ахмадше. — Ты что, обет целомудрия дал? Хочешь, я уступлю тебе свою Бабетту? Будь другом, поухаживай. Ты все равно уедешь, а у меня будет предлог развязаться с ней. Социальный уровень, понимаешь, не тот.
Ахмадша сжал кулаки:
— Ну и подлец ты!
— Подлец… — равнодушно согласился Валерка, щуря бесстыдные глаза на проплывшие белые стены Казанского кремля. — Вот бы где ресторанчик-то открыть! — с ухмылкой промолвил он, однако настороженно покосился на Ахмадшу.
— Какие же вы мерзавцы! — сказал тот, задыхаясь от нахлынувшего гнева. — Вы самые настоящие бандиты!
— Бандиты… — по-прежнему миролюбиво подтвердил Валерка. — Но мы аккуратно, так кое-где… Когда на выпивку не хватает… Папахен мой не резиновый. Только по части проповедей неиссякаемый кладезь, к чему я отношусь снисходительно: у всякого свои недостатки!
Валерка придвинулся к Ахмадше и, дохнув на него винным перегаром, продолжал с почти простодушным цинизмом, уверенный в своей неотразимости:
— Не вздумай жаловаться. Отрекусь. Где надо, я пай-мальчик, подающий надежды. На многих произвожу впечатление. А ты мне всегда нравился. Такие в хорошей компании дорого стоят: для девочек приманка и вообще. Оставайся в Казани. Папахен по моей просьбе определит тебя на хорошее местечко. Отшлифуешься и будешь такой же столичный лев, как я. За чертом ехать в какую-то дыру…
Больше Валерка ничего не мог сказать: буровой мастер сунул руку в стоявший рядом пожарный ящик и влепил в рот столичного «льва» целую пригоршню песка. Не успел тот отплеваться, как Ахмадша поднял его, потряс и с силой, дав разрядку накопившейся ярости, бросил о палубу.
— Убью! — пригрозил он обезумевшему от стыда и злобы Валерке и, не обращая внимания на его всполошенных, растерявшихся собутыльников, пошел к трапу.
8На битумной установке появилось еще несколько громадных «кубов», замурованных в кожухи из огнеупорного кирпича. В шутку их называли «самоварами», и это было действительно похоже, когда они глухо клокотали, сбрасывая клубы белого пара по отводным трубам.
Надя стояла рядом с Пучковой возле карты, напоминавшей пересохший мелкий пруд, и следила за тем, как из «самовара» шел готовый битум. Он лился из широкого горла в канаву, а из канавы — в две смежные карты, и все, что встречалось на его пути — осенние листья, щепки, соломинки, — мгновенно вспыхивало, а лужи дождевой воды закипали и испарялись, усиливая клокотание черной массы. Сероватый, с кислинкой дым поднимался над нею, постепенно окутывая окрестность.
— По-своему красивое зрелище этот кипящий битум! — заметила Надя, очень тоненькая в плотно облегающем ее свитере.
— И адский труд колоть его, когда он застынет, — напомнила Полина Пучкова. Все говорят, что открытые битумные карты — позор для завода, но мы пока не может избавиться от них.
— Вот бы окунуться здесь! — совсем как в прошлый раз Федченко, сказал Юрий Тризна, подходя к подругам. — Сварился бы сразу, точно царь из сказки про Конька-Горбунка. А может, стал бы красавцем…
— Зачем тебе быть красавцем. Ты и так хорош, — сказала Полина.
Юрий, непроизвольно повернувшись, посмотрел на Надю.
— Хочешь понравиться царевне? — Полина усмехнулась. — Заколдована наша царевна Несмеяна.
— Не надо так шутить! — попросила Надя, продолжая грустно и зачарованно глядеть на бурлящее черное озеро.
Юрка смутился, вынул из нагрудного кармана красивую голубую расческу, протянул Полине.
— Из своего полипропилена. Но это проба, баловство, а вот сделали из него детали для турбобуров вместо стальных — тут перспектива бо-ольшая! Уже получили отличные отзывы от буровиков. — Юрка умолчал только, что испытания проводились в бригаде Ахмадши Низамова, хотя Надя и без него знала о том.
