Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин
Марта не хотела расставаться с мечтой, выношенной годами: стать женой известного художника. Она не хотела, подобно многим женщинам, сдаваться без боя. Она боролась до последнего. Год, а то и больше боролась…
И только спустя год, после ссоры, в которой было все: крики, слезы, взаимные упреки и обвинения, Игорь окончательно порвал с ней. Вернее, она порвала с ним, так как при его характере м я м л и, как определила характер Игоря Марта, он тянул бы эту канитель еще многие годы. Но она, убедившись в бесплодности своих усилий, первой решила порвать.
Случилось это в мастерской. Они повздорили, и Кудинов обронил какое-то несдержанное, бранное слово в ее адрес. Она в ответ молча швырнула на стол ключи от церквушки и Арбата, бывшие в одном кожаном кошелечке; сказала, что не может больше видеть его, такого мямлю, который столько времени пользовался ее добротой; хлопнула дверью и ушла.
Марта ушла, а Игорь свалился на диван и лежал, подавленный разрывом и в общем-то справедливыми упреками, которые только что услыхал. Он знал, что Марта не сможет простить ему своей ошибки, что она станет мстить ему. Пусть! Он готов ко всему — готов мерзнуть в этой церквушке вместе с мышами, есть черный хлеб всухомятку, — лишь бы быть самим собой.
Кудинов лежал и думал.
А куда, собственно, он потратил эти годы с Мартой? Чем он занимался? Что писал? Он ведь не сидел сложа руки — работал. Где все эти этюды, холсты, полотна? Их нет. Он рисовал исключительно для комбината, по договорам. Писал портреты; аляповатые полотна, славящие изобилие хлопковых полей и призванные украсить чайханы узбекских колхозов. Он потерял вкус к краскам, ибо работал только желтой и черной: желтое лицо, черные или серые волосы. А ей все было мало. Ночью она горячо нашептывала ему: «Кудиныч, есть еще один выгодный заказ!» — и он брался, делал и этот заказ, и другой, и третий… Кудинов уверял всех друзей, что он работает, чтобы набить, натренировать руку. Но на самом деле — он заколачивал деньгу, а Марта ездила по магазинам — покупала отрезы дорогих тканей, бывших в моде, шила себе ш и к а р н ы е платья. Каждую неделю, под разными предлогами, она устраивала в мастерской приемы: то ей казалось, что необходимо отметить заключение договора на очень выгодный заказ, то самому ему хотелось собрать у себя ребят, работавших под его руководством в узбекском колхозе…
У Кудинова объявилось множество друзей, участников этих веселых пирушек. Один приносил вино, другой — кусок свежей баранины с рынка, третий — ничего не приносил, кроме сплетен.
Тосты. Песни. Споры до полуночи. В полночь все пьянели, тяжелели, кто хотел — уезжал домой; кто не мог двигаться — оставался в церквушке. Спали кто где, вповалку.
Утром подымались с головной болью; допивали остатки вина, доедали закуску — и расходились. До следующей недели. До нового сборища.
И такая карусель продолжалась не один год. Уж очень незаметно пролетело время.
«Вот поэтому-то она и точит — проклятая изжога!» — зло думал Кудинов.
На память о Марте у него остался лишь один этюд. Как-то, еще в самом начале их л ю б в и, Игорь усмехнулся этому слову, он писал ее дня два — субботу и воскресенье. Это было небольшого размера полотно — и не холст даже, а картон.
Кудинов взглядом отыскал теперь этот этюд среди сумбурной в общем-то экспозиции. Картон висел в маленьком зале, но выделялся среди других работ.
Полотно называлось «Марта с кошкой». Взглянув на него, Игорь подумал с горечью, что этюд надо было бы выставить не здесь, в большом зале, а в закутке, что налево от входа, который теперь пустует. Повесить бы в этой комнате одну-единственную Марту. Пусть висела бы там, и все посетители ходили бы и смотрели на красивую женщину с холодными глазами и тонкими чертами лица, которой он столько в жизни отдал!
Игорь задержал свой взгляд на этом этюде. Он пытался вспомнить: почему картон завалялся у него в мастерской, на стеллаже, среди всякого барахла? Почему Марта не взяла его? Однако в воспоминаниях он не мог восстановить всего. Кудинов помнил только, что в первые годы, как только он завладел церквушкой, там было много мышей. Мыши пищали, бегали, отвлекая от работы. Тогда Игорь завел котенка. Котенок был серый — жалкий и беспомощный. Мышей он почти не ловил, но Игорь свыкся с ним — плескал в блюдце кефир со своего холостяцкого стола, бросал кусок мяса.
Как-то пришла Марта. Устало села в кресло. Увидела котенка, взяла к себе на колени, пригрела.
— Марта, замечательно! — воскликнул Игорь. — Сиди-сиди! Я напишу тебя с котенком.
Он снял с мольберта какую-то начатую работу, поставил первый подвернувшийся под руку картон и стал писать.
Марта была в черном платье. На шее, подчеркивая скромность и изящество, висело янтарное ожерелье. Высокая прическа; волосы тщательно уложены; как всегда — ярко накрашенные губы, подведенные брови.
Она была очаровательна.
Игорь написал ее на темно-красном фоне, получилось очень хорошо. Но что-то помешало ему закончить этюд. Наверное, сама же Марта и помешала, принеся весть об очередном выгодном заказе, и он, не завершив этюда, уехал в Сталинград писать портрет знатного сталевара Улесова для нового Дворца культуры.
А скорее всего, сразу же после ухода Марты он поставил на мольберт новый холст и начал по заказу комбината писать очередной портрет Мичурина.
Не помнит Игорь всего.
Готовясь к этой выставке, он разбирал стеллажи в мастерской и среди других этюдов увидел и эту картонку, где Марта с котенком на коленях. Котенок — не выписан; Марта, сплетя руки, цепко держала его на коленях.
«А что — неплохо!» — решил Игорь.
Он прописал котенка, а заодно проработал лицо Марты, подчеркнув ее аскетичность.
Котенок был несчастный, видимо, ему очень хотелось освободиться, выскочить из рук на волю. Игорь решил, что котенок этот чем-то похож на него. Да, да, похож!
Стоя посреди зала, Кудинов вдруг похолодел при этой мысли. У котенка были такие же печальные глаза, как и у него: видимо, несчастный, как и он, Игорь, — тяготился своим беспомощным положением.
Кудинов решил, что Марта вся в этом этюде.
Подумалось недоброе — о теперь уже немолодой женщине, сохранившей властную осанку и высокую прическу: вот так же она держит в своих руках и мужа своего, Матвея Цвигуна,
