При опознании - задержать (сборник) - Василий Фёдорович Хомченко
Увидел Сорокин и пулемет «максим». Один бандит нес его тело, второй станок, третий — коробки с лентами. Взял на прицел того, что нес тело.
Парфен первым и выстрелил. За ним открыли огонь другие. Сорокин малость замешкался: пулеметчик, в которого он целился, еще за какие-то секунды до того, как бабахнуть Парфену, вдруг остановился, переложил тело пулемета с одного плеча на другое и почему-то повернулся в сторону ельника, скользнул по нему глазами и задержал взгляд, как показалось Сорокину, на том месте, где он лежал. Сорокин невольно пригнул голову. Потому он и выстрелил последним и попал: пулеметчик тут же осел на землю, отшвырнув от себя тело пулемета. Стрельба была, разумеется, не густая и не очень меткая. Но бандиты в панике бросились бежать от леса в поле, оставив на дороге пятерых убитых или раненых, в том числе и пулеметчика. Те, что шли в хвосте колонны — кто послабее и у кого мешки потяжелее, не сразу поняли, кто и откуда стреляет, остановились, сгрудились толпой. Вот туда Булыга и бросил гранату. Ее разрыв заглушил и выстрелы, и крики, а что там наделала граната, Сорокин не видел. Он продолжал стрелять, и от его выстрелов падали, может быть, и убитые. Стреляла рядом и Анюта, вся содрагаясь после каждого выстрела — так отдавала ей в плечо винтовка. Залегли, начали в ответ стрелять по ельнику и бандиты. Затенькали пули над головой, засвистали, срезая лапки елочек. Одна пуля сухо шпокнула в комель сосны!
— У меня всего два патрона! — крикнула Анюта и выстрелила. — Один остался, — показала она патрон Сорокину.
Он схватил с ее ладони этот патрон, сказал:
— Беги отсюда, скорей! В лес беги!
— Мне страшно.
— Кому говорят! — вспылил он. — Что тебе тут делать без патронов. Ну!
Она встала сперва на колени, потом, пятясь на корточках, подалась назад в ельник, вскочила и побежала.
Патроны кончались и у Сорокина. А на дороге лежали убитые, и у них были патроны. Вот бы вскочить да отвязать подсумок!
Выстрелы самооборонцев совсем поредели. Стреляло лишь несколько человек. У Сорокина оставалось последних три патрона. Выглядывая из-за комля сосны, он искал среди залегших бандитов того, кто у них руководит боем. Не может быть, чтобы никто не командовал. Не этот ли, что лежит в борозде, в офицерской фуражке? Тот что-то кричал, показывая рукой на дорогу. В него Сорокин и выстрелил.
Булыга крикнул:
— В лес отползайте! Отходим! Не вставать!
Кто-то не послушался — вскочил, похоже, гармонист, вскрикнул, как кричат раненые, но не упал, побежал, завилял между деревьями.
Бандиты, конечно, сообразили, что в засаде людей мало, осмелели. Две группы пересекли дорогу справа и слева, углубились в лес с явным намерением окружить самооборонцев, не дать им отойти, скрыться в лесу.
Бойцы бежали теперь почти не отстреливаясь — у кого кончились патроны, а кто их берег. И еще не хотели обнаруживать себя выстрелами, показывать, где они бегут.
Бежал и Сорокин. У него оставался всего один патрон, и Сорокин хотел сохранить его на самый крайний случай.
Бандиты не отставали, гнались по пятам. Лес был не очень густой сосна с мелким подростком. Они кричали, гикали, и была эта погоня сродни травле зверя, которого стараются направить в загон, где его поджидают стрелки… Сорокин из своих видел только Парфена. Видел и бандитов — как они мелькали меж деревьев. Он задыхался, непривычный к столь длительному и быстрому бегу, и все ждал, что пойдет наконец густой лес и можно будет оторваться от бандитов, спрятаться, в самую же глушь они не полезут. Парфен бежал впереди, его и держался Сорокин в надежде, что он знает лес и бежит не наобум. Поднажал, чтобы нагнать Парфена, но почувствовал удар в левое плечо, удар тупой, болезненный — рука сразу ослабла, выпустила винтовку. Он присел, чтобы поднять ее, но боль скрутила, пронзила насквозь, обожгла каждую клеточку тела. Схватился за плечо — руку обдало горячим и липким. Только теперь понял, что ранен…
Ни бежать, ни даже идти не мог. И Парфена не увидел, чтобы крикнуть, позвать на помощь. Заполз под елочку и лег. Его заметили, пнули сапогом, заставили встать и повели из лесу в село.
Вот ведь как может распорядиться судьба: возьмет и столкнет людей лоб в лоб, да еще при самых драматических обстоятельствах.
Сорокин сидел на скамье в сельсоветской комнате председателя Булыги. Все там было, как и утром, когда заходил, чтобы отдать Булыге экземпляр охранной ведомости. Те же плакаты и тот, самый большой, что призывал экспроприировать экспроприаторов. Но за председательским столом сидел не Булыга, а… Ларик, Илларион, штаб-ротмистр Шилин, вожак этого бандитского отряда. Только фамилия у него теперь была иная — Сивак. Это его банда держала в страхе окрестные уезды, и это с нею вступили в бой захаричские самооборонцы.
Плечо Сорокину перевязали, даже йодом помазали (так распорядился Шилин). Была перевязана кисть левой руки и у Шилина. На нем был тот же кавалерийский мундир, в котором он приходил к Сорокину домой. Та же фуражка, но уже с кокардой, лежала на столе. Сорокин, глядя на раненую руку Шилина, отчего-то поверил, что это его пуля: стрелял же в человека, который, лежа в борозде, кричал что-то своим и показывал рукой на дорогу.
Сидели напротив друг друга, молчали. Их разделял стол с синими чернильными пятнами и черными отметинами от цигарок — о него сельсоветчики гасили окурки. Раны обоим причиняли боль. Несколько раз с тех пор, как привели сюда Сорокина и посадили на скамью, они встречались взглядами, схлестывались, но никто первым так и не обмолвился словом. Шилин время от времени ухмылялся с каким-то горьким злорадством. В комнате, кроме них, никого не было.
— Вот и опять встретились, — не выдержал наконец Шилин.
— Встретились, — тихо и словно бы виновато эхом повторил Сорокин.
— И чего же вас сюда занесло?
— Спасаю церкви и церковные ценности.
— Вот как… Церковные золото и серебро?
— Старинные иконы, книги.
— Спасаете? Это после того, как столько уничтожили храмов? А с иконами что делали? Тротуары мостили, причем ликами богов вверх — топчите, товарищи, ваша воля и ваша власть.
— Это варварство. Мы боремся с такими варварами.
— Мы… — Брезгливо-злобная усмешка скривила Шилину рот. — Это значит
