Павел Федоров - Генерал Доватор
— Ну, как думаешь, Кондрат Христофорович? — спросил Рябинин.
— Пока ни як... — уклончиво пожал плечами Шевчук.
Решение у него созрело еще дорогой, но он, глядя на карту, продолжал что-то обдумывать. Зину возмущала эта медлительность.
— Быстрей нужно. Там же человек... — проговорила она отрывисто.
— Там один человек, а у меня сто. Вы не волнувайтеся, барышня. Все будет у порядке, — ответил Шевчук, сипя потухшей трубкой.
— Имеет сто человек и медлит. Мы, трое... — не унималась Зина.
На ее реплику комэска не обратил ни малейшего внимания.
— По-моему, надо разбить эскадрон на несколько групп, — предложил Рябинин.
— Совершенно верно. Я тоже так думаю, — подтвердил Шевчук. — Малую группу направим по этому следу. Три группы по десять человек пойдут вот здесь, — комэска показал на нарисованные красным карандашом стрелки. — Большая группа с пулеметами останется здесь для прикрытия, а зараз можно отдохнуть и перекусить.
Шевчук полез в карман за кисетом и начал спокойно набивать трубку.
— Да когда же мы пойдем? — с сердцем спросила Зина.
Ей казалось, что командир эскадрона нарочно тянет, чтобы вывести ее из терпения.
— Еще успеем... — нехотя отозвался Шевчук и, обернувшись к Рябинину, продолжал: — Тебе, Костя, придется остаться с пулеметами. Я пойду с первой группой.
— Зачем тебе итти с первой группой, можно послать командира взвода, — возразил Рябинин.
— Мне надо быть там самому, чтобы побыстрей ликвидировать этот домишко. Когда я это сделаю, дам сигнальную ракету. Ты поднимешь вторую половину и двинешься.
— А если у тебя не выйдет?
— Должно выйти. Они здесь не ждут нападения. Они полагают, что в болото никакой дурак не полезет.
— Полезли ночью да еще пленного провели, — заметила Зина.
— Це, барышня, другое дило. Когда из тыла идут, согласны в игольное ушко лезть, — немцы это знают.
Не дожидаясь окончания артподготовки, Шевчук, выделив группы, двинул их к дому лесника в четырех направлениях; одну из них он возглавил сам.
Зина только теперь поняла, как умно и осторожно действовал Шевчук. Пока он обдумывал решение, бойцы связали из ржаных снопов маты. Когда вошли в болота, их клали на топкое место и бесшумно переползали по ним.
Посреди болота нашли мертвого Стакопу; неподалеку лежала застреленная немецкая собака. Зина видела, как Шевчук, приблизившись к Стакопе, закрыл ему лицо вязаным подшлемником и, не оглядываясь, пополз дальше.
Первым достигнув края болота, он залег в кустах. Артиллерийская подготовка закончилась. Немецкий часовой, настороженно прислушиваясь к грохоту пулеметной стрельбы, медленно ходил вдоль стены. Здесь находилась специальная немецкая застава, охранявшая проложенный через заболоченную речушку мост в направлении Данилково, через который немецкое командование переправляло войска на Морозове.
Выстрелом из автомата Шевчук убил часового и поднял тревогу. Находившиеся в избе немцы стали выбегать во двор, но тут же были перебиты.
Быстро переправив через болото весь эскадрон, Шевчук овладел мостом и сжег его. Немцы, теснимые полком Бойкова и панфиловцами, были прижаты к речке и почти полностью уничтожены. Южнее Морозова и северо-западнее Петропавловского «катюши» накрыли до трех батальонов вражеской пехоты.
Полк Осипова контратаками с тыла нанес гитлеровцам страшные потери.
Немцы оставили на поле боя сотни убитых. К исходу дня положение на всем участке было восстановлено.
Бой кончился. Эскадрон Шевчука занял оборону по западной окраине села Петропавловское. Тут же батарейцы Ченцова расположили свои пушки. Криворотько, очистив старый окоп, установив свой пулемет, принимал гостей. По старой дружбе пришли Буслов и Павлюк. Явился и Савелий Голенищев, тянувший на артиллерийские позиции связь.
— Будущей гвардии километровый привет! — влезая в просторный, застеленный соломой окоп, проговорил Голенищев.
— Здорово, герой! — крикнул Буслов, освобождая место рядом с собой.
— Да какой же я герой!
— А кто бронетранспортер захватил?
— Пропади она пропадом, эта чортова коробка! — Савелий презрительно сплюнул. — Из-за нее чуть на тот свет не зашифровали. Пришлось бы родичам на мою физиономию черную каемку наводить. А все за глупость мою. Если батьке рассказать, он, наверное, меня выстегал бы.
— Что так? — хохоча, спрашивал Криворотько.
— Да понимаешь, уселся я в этот дурацкий вездеход, завладел этой машиной, думал, буду на ней телефонные катушки возить. Штука весьма удобная, А тут немцы — раз, и причесали. Если бы не разведчики вот с моим, землячком... — Савелий толкнул Буслова локтем в бок. — Если бы не землячок, быть бы мне на стенке в черной окаемочке... Слушайте, землячки, а из какого это вы грохала немца колошматили?
— .Да, да, в самом деле? — поддержал Буслов. — Летит какая-то огненная туча.
— Да не туча, — возбужденно продолжал Голенищев. — Мне показалось, будто черти всю адскую механику наизнанку вывернули. Пошел чинить повреждение, ка-ак загугулили!.. Я носом в землю. Головы не чую. Снесло, думаю, вместе с каской, шут дери...
— Слушайте, землячки, дружка моего, Васю Громова, не встречали?
— Встречали. Ранен Громов, — ответил Сидоренко.
— А Захар Торба? — спросил Криворотько.
— Захар жив. Чего ему делается! Десятка три гитлеровцев ухлопал.
— А Костя Уваров? А Стакопа?
— Убили Костю сегодня, а Стакопу вчера...
На минуту как будто солнце нырнуло за тучу. На лица бойцов легла хмурая тень. Это было короткое, но великое молчание, полное печали и гнева.
— Сухарика, хлопчики, нет ли у кого? — спросил Голенищев. — У меня есть бутылочка. Поминки справили бы.
— Нет ничего, — ответил Криворотько. — Я свой «НЗ» на патроны променял. Сухари выйдут, можно обойтись, а вот если патроны кончатся...
Вдруг кто-то, быстрый и ловкий, прыгнул в окоп, накрыв Буслова и Голенищева полами бурки.
— Вот леший! — ворчливо крикнул Савелий. — Что мы тебе, цыплаки, что ли?
— Не цыплаки, а орлы!
Голенищев поднял голову и ахнул: в окопе стоял Доватор.
— Смирно! — исступленно гаркнул Голенищев, вскакивая.
— Вольно, вольно! — усаживая его на место, проговорил Лев Михайлович. — Ну, где твоя бутылка? Давай чокнемся!
— На узле связи, товарищ генерал. Я мигом.
— Когда привезли? Порционная? — спросил Доватор.
— Никак нет. Трофейная, — смущенно ответил. Савелий.
— Трофейную гадость не пью и тебе не советую. Ну, как, ребята, — значит, кухни нет и горилки нет? Плохо дело! Дрались вы отлично, а вот старшины вас голодом морят. Это никуда не годится. Ну, да ничего, мы это дело поправим. Председатель колхоза Никита Дмитриевич Фролов жертвует нам корову. Закатим пир. А сейчас вот что, орлы, окопы надо превратить в надежные укрытия. Побольше навалить бревен, углубить ходы сообщений. Сегодня мы прогнали фашистов, завтра они снова полезут. Надо их по-настоящему встретить. Знаете кавалерийскую поговорку: пока не кончилось сражение, коней не расседлывают...
— Скажу я вам, землячки, от чистого сердца, — промолвил после ухода Доватора Савелий, — генерал у нас свойский.
— А ты что думал? — сказал Буслов, поднимаясь с земли. — Будем, хлопцы, крепкую оборону строить.
Через несколько минут застучали топоры, зазвенели пилы, на снег полетела белая смолистая щепа.
Заняв Петропавловское, подполковник Осипов остановился в доме Никиты Дмитриевича Фролова. Вскоре туда приехали Доватор и Абашев. Увидев шагнувшего через порог Доватора, Антон Петрович, соскочив с кровати, пошел к нему навстречу.
— Здоров? — с неожиданной мягкостью в голосе спросил Лев Михайлович.
На почерневшем, изнуренном лице Антона Петровича засияла радостная улыбка.
— Вполне здоров, товарищ генерал, — ответил он негромко.
— Это хорошо, Антон, хорошо, что дело сделал и себя сберег. Знаете, что мне сейчас хочется, товарищи? — обратился Доватор ко всем находившимся в горнице. — Сказать вам, что вы молодцы и отличные командиры. Нет, мало. Вы не только командиры; а настоящие люди. Мне хочется сегодня вас чем-нибудь особенным порадовать. Вы знаете, что товарищ Сталин приказал быть нам на московском параде? Радует вас это?
— Лев Михайлович, — тихо, с дрожью в голосе проговорил Осипов, — неужели правда?
— Точно. А ты рад?
— Как же иначе...
— Ну, раз так, готовьте сводный эскадрон.
Доватор взглянул на Абашева и с усмешкой сказал:
— А ты, комиссар, не забудь проследить, чтобы командир полка надел на парад сапоги, а то и в Москву ускачет в одних носках.
— Простите, товарищ генерал! Честное слово, опомниться не могу.
— Нет, голубчик, это непростительно! Внеочередной наряд за плохую встречу генерала, я тебе все-таки влеплю.
