Семен Бабаевский - Кавалер Золотой Звезды
Вчера до полуночи Сергей просидел на собрании в станице Урюпинской, а затем часов пять ехал по тряской дороге. Ему мучительно хотелось поспать и отогреться, но он не поехал на квартиру, а велел Ванюше завернуть к дому, где жил Кондратьев. У ворот отпустил Ванюшу, встал на землю и с трудом, как больной, пошел в калитку.
«Ого! Здорово меня укачало! — думал он, подходя к коридору. — Даже после танкового марша — и то я, кажется, крепче держался на ногах…»
Кондратьев еще не спал. Услышав стук в дверь и голос Сергея, он встал, оделся и пошел открывать.
— Наконец-то явился! — Кондратьев пожал холодную руку Сергея. — А мы тебя заждались. Дней осталось мало, а из станиц все спрашивают, когда же ты к ним приедешь. Даже твой папаша приходил ко мне с выговором.
— Батя мой всегда лезет туда, куда его не просят.
— Проходи ко мне, а я скажу Наталье Павловне, чтобы она нам чай согрела.
Сергей снял шинель (бурку, мерзлую и негнущуюся, он оставил в коридоре), расчесал пальцами чуб и сел у стола.
— Ну, рассказывай, как там тебя встречали и провожали? — возвратясь, спросил Кондратьев.
— И встречали и провожали хорошо, пожаловаться не могу.
— Ты только рассказывай все по порядку, — предупредил Кондратьев, жмуря глаза. — А ты похудел и почернел… Устал? Озяб? Ну, мы сейчас погреемся.
— И устал, и спать хочу, и чай буду пить, а более всего хочу с тобой поговорить.
Выпили чаю, Сергей согрелся, закурил и начал рассказывать о поездке.
— А как там у них дела в районе? — спросил Кондратьев. — Лучше нас работают?
— Пожалуй, даже хуже.
— А! Вот как! «Даже хуже»? Значит, мы — плохо, а наши соседи — еще хуже?.. А как у них колхозы? Как урожай? Приметил какие-нибудь недостатки? Есть ли у них что перенять? Есть ли чему поучиться?
— «Царицу полей» повидал.
— Голубеву? — спросил Кондратьев. — У нас тоже есть свой «царь» — Стефан Петрович Рагулин. Урожай у него высокий, а у соседей так себе… Я думаю, надо у Рагулина семинар организовать. Пошлем к нему председателей на выучку… Ну, а еще что там у соседей?
Сергей вспомнил ночевку у чабанов и рассказал и о Ефиме Меркушеве, и о его плане механизации труда в полеводческих бригадах. Кондратьев слушал молча.
— У нас с механизацией дело пойдет быстрее, — сказал он. — Вот построим гидростанцию…
— А знаешь, о чем меня просил Кривцов? Хочет, чтобы мы подключили Марьяновский район к усть-невинской гидростанции.
— Что ж ты ему ответил? Обещал?
— Всю поездку он меня уговаривал, и можно было бы, конечно, согласиться, но тогда нужна вторая турбина. — Сергей встал, прошелся по комнате. — Николай Петрович, а что, если попросить уральцев, чтобы они, дали нам вторую турбину?
— Погоди, давай управимся с одной, — возразил Кондратьев. — Пока попробуем без соседей.
Говорили они еще долго. Кондратьев сообщил кое-какие новости, в частности о том, что по решению крайисполкома в четырех колхозах создаются племенные коневодческие фермы, что в район завозятся новые сорта кукурузы. Рассказывал и о ходе строительства усть-невинского канала, а затем стал излагать план поездки Сергея по району, показал список станиц, маршрут, расписанный по дням.
— К своим землякам ты приедешь в самый канун выборов, — сказал Кондратьев.
…В субботу 8 февраля утром Сергей приехал в Усть-Невинскую. У въезда в станицу его встретил конный разъезд из трех всадников. У среднего всадника было в руках знамя, высоко поднятое на древке, а у левого крайнего — на поводу конь под седлом.
Сергей вышел из машины. Всадники одеты в одинаковые черкески с наборами серебряных газырей, на головах кубанки из черной смушки, саженного размаху в плечах, бурки и красные, как пламя, башлыки за спиной. Это были Никита, Григорий и Иван Атаманов.
Всадники спешились, и Атаманов, отбив шаг, вытянулся и взял под козырек.
— От лица колхозников! — крикнул он. — От всех устьневинцев! Приветствуем тебя, Сергей Тимофеевич, как родного брата!
Эх, и до чего ж славный народ устьневинцы! Любят они встречать гостей! Казалось бы, чего проще: едет кандидат в депутаты — и встречай его попросту. Так нет же! За станицу скачет конный разъезд, да еще и не как-нибудь, а в казачьей форме и со знаменем! А на площади — вся станица, гремит музыка, здания в кумачовых полотнищах. К станичному совету стекается народ, всюду людно и шумно. У входа — стол под красной скатертью, а за столом стоит Тимофей Ильич, в старомодной черкеске, с рушниками и хлебом на руках…
К этому столу и подошел Сергей. Отец сурово смотрел на него. Наступила тишина. Тимофей Ильич передал хлеб с солью вместе с рушниками, свисавшими чуть ли не до земли.
— От всей станицы тебе, сынок, — сказал он дрогнувшим голосом. — Понимай и дорожи.
Сергей низко поклонился отцу, а потом станичникам и подошел к столу, держа на вытянутых руках высокую буханку хлеба с горсткой соли.
Савва открывал митинг. Выступали доверенные лица, агитаторы, передовые люди строительства. Сергей слушал, а глазами отыскивал в толпе своих знакомых. Их было много, но он прежде всего увидел отца и мать. Старики стояли почти у самой трибуны. Рядом с рослым и немного согнутым Тимофеем Ильичом Ниловна, в шали и в старомодной кофтенке, казалась совсем маленькой, как куст возле кряжистого дуба. Она не сводила глаз с сына, и во взгляде ее Сергей видел знакомый ему еще с детских лет луч материнской ласки… Тимофей Ильич смотрел на сына искоса и строго.
Сергей увидел Анфису. Ее окружали подруги, в числе их были Варя Мальцева и Ирина — обе в одинаковых белых шалях. Ирина старалась не смотреть на Сергея; щеки ее разрумянились, ей было жарко, и она сбила рукой шаль на плечи… Нарочно глядела куда-то в сторону, делая вид, что ее занимает чья-то колом торчащая папаха, а глаза сами так и косились на трибуну и видели одного только Сергея…
…После митинга Сергей с Семеном и Саввой уехали на канал. Они прошли всю трассу. Строителей уже не было, — всюду лежали утрамбованные дороги, ловко очищенные откосы, отлогие, как у корыта, берега готовой части канала, а вдали виднелся ровный срез скалы…
— Сережа, веришь, — говорил Семен, — если поднажать, то тут работы на какой-нибудь месяц.
Через час они возвращались домой и у въезда в станицу нагнали сани, запряженные одной лошадью. В санях сидел, кутаясь в тулуп, Стефан Петрович Рагулин.
— Стефан Петрович! — крикнул Сергей. — Далеко путь держите?
Машина остановилась возле саней.
— Хочу проведать озимые, — ответил Рагулин. — Боюсь, влаги к весне будет маловато… А тут еще, по всем признакам, весна ожидается сухая.
— Какие ж такие признаки?
— Снегу мало. — Рагулин помял в кулаке бородку. — У батька заночуешь?
— Была такая думка.
— Знаю, знаю, отчего ты у батька на ночь остаешься, — сказал Рагулин и погрозил Сергею кнутовищем. — Хочешь посмотреть, как тут за тебя земляки будут голоса отдавать?
— Это тоже важно, конечно, — ответил Сергей. — Стефан Петрович, заходите вечерком, поговорим. Я привез для вас одну важную новость.
— Говори зараз, а то я с поля заеду на ферму. — Рагулин нахмурил брови. — А что там у тебя за новость?
— Хочет познакомиться с вами один важный человек.
— Кто же он такой будет?
— Ефим Петрович Меркушев — бригадир из Марьяновского района.
— В чем же его важность? — сухо спросил Рагулин.
— Механизатор! Очень толковый человек. Скоро он приедет к вам в гости.
— Пущай приезжает, мы гостям завсегда рады.
Рагулин причмокнул на лошадь, взмахнул кнутом и поехал. А Сергей, проезжая по станице, все думал об Ирине, и так ему хотелось завернуть не к отцу, а на птичник!
«Нет, — думал он, — сегодня не поеду, а вот уж завтра не утерплю…»
Глава XXVII
Тимофей Ильич был доволен, видя Сергея у себя за столом, хотя внешне казался равнодушным и даже строгим. А Ниловна была так обрадована, что не знала, где посадить сына, чем его угощать. Когда Семен и Анфиса стали собираться в избирательный участок, Ниловна боялась, что Сергей тоже встанет из-за стола и уйдет, а она так и не успеет и насмотреться на него и поговорить с ним.
— Мамо, где вы мне постелите? — спросил Сергей.
— Никуда сегодня не поедешь?
— А куда ему ехать в ночь? — отозвался Тимофей Ильич. — Жинки, сколько нам известно, у него еще нету, а невеста подождет…
— Сережа, я постелю тебе у Анфисы, — сказала Ниловна. — Там теперь у нас диван стоит, с пружинами, Семен перед Новым годом купил.
— Ну, сыну, як там тебе живется? — спросил Тимофей Ильич, когда Ниловна пошла приготовить Сергею постель. — Вот и выбирать тебя завтра будут. Знать, и новое тебе доверие, стало быть и ответственность прибавляется. — Тимофей Ильич развернул на колене кисет.
