Владимир Успенский - Неизвестные солдаты
Наталья Алексеевна ничком лежала поперек топчана, подогнув колени. Тонкие руки свисали до земли, будто она опиралась на них, пытаясь встать. Ольга обняла ее за плечи. Тело было мягким и тяжелым, глаза полузакрыты.
— Что с тобой? Ну, что с тобой? Тебе плохо?.. За доктором пошлите скорее, — громко, будто глухая, говорила Ольга. — Нашатырного спирта! Это от солнца у нее. Мамочка! Очнись, мамочка, — бормотала она, пытаясь нащупать пульс на руке Натальи Алексеевны и пугаясь оттого, что не может найти его. — Доктора! Доктора!
— Послали, — ответила ей соседка. — Только ни к чему. Не дышит она. Померла ведь Наталья Алексеевна.
— Врете! — вскрикнула Ольга.
— Истинный бог, — перекрестилась соседка. — Уж я знаю…
Ольга приподняла веки мамы, и только тут до сознания ее дошло, что это — конец. Пустыми, холодными были глаза; в тех местах, которые не были раньше прикрыты веками, протянулись по роговице продольные желто-серые полоски, будто присыпанные мелкой цветочной пыльцой.
Это была уже не мама, а что-то лишь внешне похожее на нее, что-то очень далекое, не родное. Ольга плохо соображала. Ей показалось, что ее просто обманывают: настоящая мама дома, в своей комнате. Ольга знала, что это не так, но непонятная сила погнала ее в дом, посмотреть, убедиться. В комнате она постояла возле кровати, вышла в коридор, на кухню — мамы нигде не было. Но этого нельзя было допустить, жить без мамы — невозможно. Надо было что-то сделать, кого-то позвать… Григорий Дмитриевич поможет ей. Ведь он отец Игоря! И он такой уверенный, он все знает…
Соседи пытались задержать Ольгу, но она, растолкав их, вырвалась на улицу. Удивленные прохожие шарахались от нее. Часто-часто мелькали ее ноги, бился по коленям подол юбки, развевались за спиной волосы.
Задыхаясь, почти валясь от изнеможения, подбежала она к дому Булгаковых, но тут, возле калитки, за которой не бывала ни разу, догнало ее сомнение: а может, ничего страшного не произошло? Может, у мамы просто обморок, и она уже очнулась?
Думая так, Ольга открывала калитку.
Григорий Дмитриевич, вышедший на лай собак, ахнул, увидев ее, подхватил под локти, посадил на крыльцо.
— Да вы что? Да на тебе лица нет!
— Помогите маме… Маме плохо, — в два приема выговорила она, хватая широко открытым ртом воздух.
Булгаков не расспрашивал. Приказал Марфе Ивановне не отпускать Ольгу, вывел из амбара свой и Славкин велосипеды. Коротко бросил сыну:
— За мной!
Когда они приехали к дому Дьяконских, соседи уже перенесли Наталью Алексеевну в комнату и положили на кровать. Врач, встретивший Булгакова в коридоре, молча развел руками.
Заботу о похоронах Григорий Дмитриевич взял на себя. Славка весь день гонял на велосипеде с записками отца то в один, то в другой конец города. Гроб был готов в тот же вечер. Двое рабочих подрядились вырыть могилу.
Григорий Дмитриевич, Марфа Ивановна и Славка провели ночь в доме умершей: боялись оставить Ольгу одну. Григорий Дмитриевич как лег, сняв сапоги, на диван, так и проспал до утра, негромко похрапывая. Бабка сидела у гроба до третьих петухов, пока забрезжил за окном ранний рассвет. А когда сморил ее сон, разбудила Славку, уснувшего над книжкой в соседней комнате.
Славка устроился в кресле подальше от стола, на котором стоял гроб. Он не испытывал страха, спокойно смотрел на бледное, обескровленное лицо Натальи Алексеевны. Оно казалось даже красивым. Неестественной и пугающей была только его неподвижность.
Ольга, уронив голову на грудь матери, не двигалась, не шевелилась. Славка видел ее растрепанные волосы, кусочек лба и левое ухо. Он подумал, что Ольга останется теперь совсем одна, ей будет страшно в этом пустом доме. Он на цыпочках подошел к ней сзади и тихо-тихо погладил волосы. Ольга выпрямилась, посмотрела на него огромными, как у сумасшедшей, глазами. Губы кривились: то ли она пыталась улыбнуться, то ли хотела сказать что-то и не могла. Мягкой, холодной рукой взяла его руку, прижала к сухим и шершавым губам. Ошарашенный, Славка отдернул руку и отошел поскорей к окну.
В эту ночь завязалась их дружба, молчаливая и незаметная для посторонних.
На кладбище Наталью Алексеевну провожало несколько человек — Булгаковы и двое сослуживцев из больницы. Да собралась еще стайка любопытных ребят.
Ольга не плакала, не кричала. Стояла безучастная, как-то скособочившись. Некрасиво выпирал у нее живот. С кладбища ее повела Антонина Николаевна. Григорий Дмитриевич шагал рядом, вытирая платком капли пота с обритой головы, говорил резко, будто командовал:
— Перейдешь к нам… Места хватит.
— Верно, верно, голубушка, — поддакивала Марфа Ивановна. — Чай, ты родня нам. Чего же на две семьи-то жить… А там, глядишь, Игорь приедет.
Антонина Николаевна помалкивала, хмурилась, но не возражала.
На ту же телегу, на которой отвезли гроб, сложила Ольга свои пожитки: одежду, безделушки, швейную машинку. Григорий Дмитриевич закрыл ставнями окна, навесил на дверь замок.
Неодинаково восприняли Булгаковы появление в их семье нового человека. Антонина Николаевна, привыкшая распоряжаться и все делать по-своему, испытывала неловкость. Сдерживалась, убеждая себя, что у человека горе. Порывы раздражения сменялись у нее порывами нежности, когда думала о том, что женщина эта носит в себе ребенка Игоря.
Людмилка, избалованная Марфой Ивановной, дичилась, сторонилась Ольги, неосознанно ревновала, видя, как заботится бабушка о чужой тете. А жалостливая Марфа Ивановна обхаживала Ольгу пуще, чем когда-то своих детей, откладывала ей кусок повкусней, по утрам не разрешала шуметь в комнатах, давая ей поспать. Крепче всех любила бабка своего первого внука и теперь любовь свою перенесла на его избранницу.
Оставаясь наедине с Антониной Николаевной, говорила восторженно:
— Какую хорошую девку-то Игорь сыскал. Королевна! Грамотная опять же. И руки у нее золотые: что пошить, что сварить — на все мастерица. Не успела я оглянуться, а Людмилке платьишко — на тебе — уже готово! Из лоскутиков бросовых, а получилось, как магазинное. Ты, Антонина, поласковей с ней. Она подарок готовит.
Григорий Дмитриевич с Ольгой держался просто, будто жила она у них уже давно и было это делом привычным. Но особенно внимателен к ней был Славка. Его пугал неживой, отсутствующий взгляд Ольги, он боялся, как бы она не сделала что-нибудь страшное. Это опасение особенно укрепилось после того, как, зайдя следом за ней в сарай, увидел: при его появлении она быстро отложила острую пилу-ножовку, обычно висевшую на гвозде под самой крышей.
Первое время у Ольги действительно было желание покончить с собой. Она так и сделала бы, но ее останавливала мысль о живом существе, которое носила под сердцем. Она умрет, а маленький, беспомощный ребенок будет еще, наверное, жить некоторое время. Ему будет больно. И никто-никто не узнает о страданиях неродившегося человека…
Через неделю после похорон Ольга пошла на кладбище. С ней увязался и Славка. Он, несмотря на жару, надел черную рубашку и длинные Игоревы брюки. Захватил лопату. Шел рядом с Ольгой, немного смущаясь, особенно когда встречал знакомых ребят. Ольга смущения не замечала. Ей было приятно, что идет не одна: хоть не муж с ней, так брат мужа.
И на кладбище ей было не очень тяжело, потому что Славка не позволил сидеть без дела. Он принялся вырубать куски дерна у края оврага, а ее заставил носить дерн к могиле и обкладывать земляной холмик.
Вернувшись домой, Ольга взяла одеяло и отправилась в сад. Легла отдохнуть под кустом смородины, в пятнистую тень. Было очень тихо. Неподвижно застыли кроны деревьев. Лазурное небо затянуто знойной дымкой. Густо пахло липой и свежим сеном.
Ольга лежала, как в полусне. Давно не покидавшая ее щемящая боль в сердце ушла куда-то внутрь, растворилась, исчезла…
Подумала, что так легко и бездумно бывает, наверное, в раю.
Она невольно поморщилась, заслышав быстрый топот ног, одернула подол платья. Подошел Славка. Сел рядом, на краешек одеяла. Лицо красное, черными каплями выделяются на нем веснушки. Выпалил быстро:
— Слушай, Оль, ты только спокойно… Ты не волнуйся…
— Ну?! — сурово сказала она, веря, что хуже того, что есть, быть не может.
— Виктор ваш живой и здоровый!
Ольга села рывком, сильно стиснула его плечи.
— Кто сказал?
— А я на почту заходил. Письмо для тебя.
Ольга выхватила у него конверт. От нетерпения не могла читать подряд, пробегала глазами по строчкам то в одном, то в другом месте. «Дорогие!.. Нетрудно… Отдых… Купите дрова…»
Слезы брызнули у нее, закапали на письмо.
Славка сдерживал торжествующую улыбку, ожидая, пока Ольга успокоится. Ему было отчего торжествовать. За пазухой лежали еще два письма, оба от Игоря, посланные Ольге на ее прежний адрес.
