Минная гавань - Юрий Александрович Баранов
— Людей проверьте всех поименно! — потребовал Николай Петрович.
К счастью, жертв не оказалось и механизмы были в исправности. Лодка остановилась на жидком грунте.
Только теперь Юрков опомнился, заметив, что предстал перед подчиненными почти нагишом. И ему стало неловко за свою незагорелую волосатую грудь и за тонкие, по-женски аккуратные руки. Форма всегда скрашивала его низкорослую, невзрачную фигуру, придавая ему если не атлетический, то вполне внушительный, официальный вид. Пока вестовой не принес из каюты одежду, командир старался ко всем держаться боком. Лишь надев китель с погонами капитана второго ранга, Юрков вновь почувствовал себя уверенным и сильным.
— Говорите, сразу стал изменяться дифферент, а глубина — прежняя? — переспросил Юрков, дрожащей рукой смахивая пот со лба.
— В том-то и дело, — возбужденно говорил Владимир. — Можно подумать, что Нептун схватил нас за корму, тряхнул и держит…
— Держит, держит… — соображал Юрков, сцепляя и расцепляя растопыренные пальцы. — Вероятно, влипли в рыбачью сеть, — предположил он. — Всплывать рискованно, где-то рядом корабли поиска. Можем легко обнаружить себя. Прикажите готовить водолазов к выходу за борт.
— Разрешите мне, — попросил Владимир.
Юрков строго посмотрел на него и ничего не сказал.
Владимир понял, что командир не возражает.
— Возьму с собой Чеснокова? — предложил он.
— Берите, — согласился командир. — И прошу вас: будьте особенно осторожны. С глубиной шутки плохи…
Через десять минут Линьков и Чесноков стояли в гидрокомбинезонах и прилаживали на себе кислородно-дыхательные аппараты. Одеваться им помогал механик. Илья Фомич экономно смочил ватный тампончик спиртом из пузырька и протер — сначала Владимиру, потом старшине — загубники. Веселый Чесноков подмигнул стоявшим поблизости дружкам. Он вожделенно понюхал свой загубник, для большей убедительности лизнул его и страдальчески поморщился, точно опрокинул в рот рюмку водки. Механик предостерегающе крякнул и упрятал пузырек со спиртом в задний карман широченных брюк. Чесноков притворно хмыкнул. Матросы снисходительно улыбнулись.
Кивнув старшине, Линьков шагнул к темной дыре торпедного аппарата, дохнувшей на него замогильным холодом и сыростью.
— Володя, умоляю тебя, не потопи инструмент и не разбей фонарь, — увещевал механик, — ты за это отвечаешь материально.
Не дождавшись обещания, Илья Фомич страдальчески вздохнул.
Линьков первым втиснулся в трубу торпедного аппарата. За ним наглухо задраили крышку. Настала полная темень. Даже через водолазный костюм и плотный шерстяной свитер он ощущал всем телом леденящий металл трубы. Отчего-то представилось, как неприютно и тесно лежать в заколоченном гробу.
Владимир подал условный сигнал, стукнув по металлу гаечным ключом, и вслед за этим загудела, забулькала вода, врывавшаяся в трубу через клапан заполнения. Стало еще тесней и глуше. Ощущение скованности не проходило до тех пор, пока не отворилась передняя крышка аппарата. Приметив слабый свет, Владимир полез туда и скоро выбрался за борт.
Через стекло шлема он увидел огромную рыбацкую сеть. Подлодка увязла в ней горизонтальными рулями, словно запутавшаяся плавниками рыба. Линьков поплыл вдоль борта, взбрыкивая ногами, то и дело задевавшими за капроновые нити. Каждой клеткой своего тела он ощущал силу глубинного давления, чувствовал ее затаенное коварство, ее беспредельную власть. Эта сила противилась малейшему движению, и нужно было напрягать каждый нерв и каждый мускул, чтобы противостоять этой силе. Кислород упруго входил через загубник в легкие, освежал и холодил рот. В ушах стоял тончайший перезвон, будто играли, касаясь друг друга, подвески хрустальной люстры.
Шторм на глубине чувствовался лишь по тому, как медленно ходили из стороны в сторону свободные крылья сети. Было уже достаточно светло, чтобы в мутной воде различать предметы вокруг себя метров на десять.
Подобравшись к тому месту, где сеть зацепилась за корпус, Владимир вывинтил из чехла водолазный нож и принялся кромсать крепкую вязку капроновых нитей.
Вскоре из толщи воды стал проясняться силуэт подплывавшего Чеснокова. Владимир знаками показал, что надо освободить от сети рубку. Старшина кивнул. Вильнув ластами, он резко ушел вверх и скрылся.
Работали они минут двадцать, то сходясь вместе и помогая друг другу, то расходясь в разные стороны и ощупывая каждый метр покатых бортов лодки. Приятно думалось, что здесь вечный сумрак, холод, а совсем рядом, за прочной корпусной сталью, электрический свет и тепло жилых отсеков. Владимир представил, как он сейчас вернется в лодку, снимет влажный от пота свитер, примет горячий душ и… сто граммов спирта, потом наконец-то ляжет спать.
Работа была сделана. Линьков махнул старшине, чтобы тот возвращался в отсек. Старшина подплыл к нише торпедного аппарата, сделал нечто вроде сальто, плавно перевернувшись через голову, и лишь после этого полез в трубу. «Нашел тоже время, циркач…» — недовольно подумал Владимир и почувствовал, как нога его за что-то зацепилась. Изогнувшись, чтобы лучше было видно, он понял, в чем дело. Это был довольно большой обрывок сети, прицепившийся к днищу, который они с Чесноковым прежде не заметили.
«Вот привязалась, мотня проклятая…» — подумал Владимир, опять вывинчивая нож. И полосонул им по сети с такой яростью, словно дрался со смертельным врагом. Отскочив от чего-то упругого, нож выскользнул из руки и тут же пропал.
«Этого еще не хватало…» — совсем разозлился Владимир и увидел такое, что заставило его поначалу всего лишь удивиться. Подлодка стала медленно уходить от него, всплывая и постепенно растворяясь в мутной толще воды.
«Да что они там, обалдели совсем?» — подумал Владимир об электриках, решив, что кто-то из них по рассеянности дал задний ход. Но по тому, как сильнее стало давить на барабанные перепонки, он догадался, что лодка по-прежнему оставалась на месте. Его тащила за собой медленно отплывавшая в сторону и погружавшаяся на глубину сеть… Мотнув ногой, он сделал отчаянную попытку вырваться, но сеть крепко держала его. Изогнувшись, поймал зыбкий клубок нитей руками и стал тормошить их, пытаясь сбросить с ноги, но и это не помогло. Вскоре он выбился из сил и обмяк. И тогда как молнией полосонула догадка, что и ему настало время свести счеты с жизнью…
Страха не было — лишь полное оцепенение, безразличие к тому, что с ним сейчас произойдет. Владимир с каким-то облегчением подумал, что теперь все
