Вечные хлопоты. Книга вторая - Евгений Васильевич Кутузов
Узнав об этом, Ираида Александровна искренне возмутилась.
— Ты понимаешь, что такое жить на частной квартире?! — взявшись за голову, говорила она. — Туда не ходи, здесь не садись, поздно не возвращайся, гостей не приглашай!..
— Моя хозяйка не такая, — сказала Наталья.
— Ха! — сказала Ираида Александровна, окутываясь дымом. — Все домовладельцы, Наташенька, одинаковые.
— Ты тоже?
— Мы комнат не сдаем. Зато сами, пока строились, намучились по частным углам. Не понимаю я тебя! Чем тебе плохо в гостинице? Редакция оплачивает... И комнату тебе обещают в новом доме...
— Надоело в гостинице, — призналась Наталья. — Живешь, как на вокзале. И шумно. Иногда поработать хочется вечером, так обязательно кто-нибудь из жильцов в очередном загуле.
— Вот в этом есть своя сермяжная истина... — проговорила Ираида Александровна. — Слушай, перебирайся тогда к нам! — предложила она и, похоже, обрадовалась.
— Спасибо, поживу там.
— Смотри. Кстати, ты серьезно решила писать о Белове?
— Серьезно.
Ираида Александровна пожала плечами и воткнула в пепельницу окурок.
— Он интересный человек, — продолжала Наталья, — делает полезное дело...
— Да я ничего. ЗЕТ одобрил?
— В общем, одобрил.
Желание написать об Аркадии Петровиче возникло у Натальи тотчас после встречи с ним. Даже не столько о нем лично, сколько о привязанности человека к земле, на которой жили и трудились его предки, к Родине, о чувстве долга перед нею и перед ушедшими, о бережном и любовном отношении к оставленному предками наследию. И о ребятах, которые много помогают Аркадию Петровичу и, помогая, учатся уважению к истории своего народа, ибо история — это ведь биография твоей Родины, а не просто хронологическая таблица в конце учебника, не просто далекие победы и поражения, имена творцов и деспотов...
Очерк писался трудно, Наталья не имела опыта, но, кажется, получался. Когда он был почти готов, неожиданно заболел редактор, а вместо него — тоже неожиданно — остался Подлясов, хотя по должности положено было заменить редактора Христофоровой.
В первый же день Подлясов собрал сотрудников редакции.
Сидел он за столом Зиновия Евграфовича, и на столе не было ни бумаг, ни старых газетных полос — только телефон и чернильный прибор. Исчезла и табуретка с плиткой и чайником. Теперь это был именно рабочий, служебный кабинет, но — странное дело — не хватало как раз рабочей обстановки, которую создавал домашний беспорядок.
— Все вы знаете, что Зиновий Евграфович тяжело болен, — скорбно сказал Подлясов. — Факт весьма печальный, товарищи... Но будем надеяться, что все обойдется хорошо...
— А сам мечтает, сукин сын, чтобы ЗЕТ не поправился, — шепнула Наталье Ираида Александровна.
— Товарищ Колесникова, вы хотите что-то спросить? — Подлясов строго смотрел на нее.
— Нет, продолжайте.
— Благодарю. Замещать редактора на время его болезни поручено райкомом партии мне. Это решение согласовано с Марией Павловной. — Он повернулся к Христофоровой, и она согласно кивнула. — Теперь о наших делах и планах. Я изучил редакционный план... — Он достал из стола папку и положил перед собой. — Не буду скрывать: меня не все устраивает. Тем не менее, я не считаю себя вправе подвергать этот план ревизии. Но одно пожелание у меня есть, товарищи: побольше информации! Все это хорошо — фельетоны, очерки, репортажи, однако... — Подлясов обвел всех глазами, и Наталье показалось, что на нее он посмотрел особенно пристально. — Наша первоочередная задача — информировать читателей о жизни города и района. Это не исключает постановку в газете нравственных и морально-этических проблем, проблем воспитания и так далее, но, повторяю, информация прежде всего. — Он раскрыл папку. — Наталья Михайловна, у вас в работе очерк из цикла «Люби и знай свой край»...
— Да.
— Тема важная. Когда вы сможете сдать материал?
— Дня через два.
— Хорошо, — он что-то пометил в плане. — Ираида Александровна, я понимаю, что вам трудно управляться с хозяйством, поскольку ваш муж часто выезжает в район, тем не менее я убедительно прошу вас не злоупотреблять рабочим временем для личных нужд.
— Я учту вашу просьбу, — сказала Колесникова.
Наверное, с полчаса после совещания Ираида Александровна неистово и молча работала. Исписанные крупным, угловатым почерком листки вылетали у нее из-под руки, как из печатной машины. Заглянул Володя, чтобы обсудить создавшееся положение, — она жестом прогнала его. Заливался телефон — она снимала трубку и тут же клала ее. Наталья наблюдала за ней и ждала, когда же Ираида Александровна заговорит, потому что целых полчаса молчания слишком много для нее.
Очередной листок, исписанный наполовину, полетел в корзину.
— Факт весьма печальный!.. — выкрикнула она, передразнивая Подлясова. — Прохвост! Он знает, что ты пишешь очерк о Белове?
— Видимо, знает, — ответила Наталья.
— Впрочем, сие не имеет значения. Можешь бросить свой очерк в корзину.
— Ты так думаешь?
— Не думаю, а знаю. Думать и знать, Наташенька, не одно и то же. — Ираида Александровна посмотрела на часы. — Мне необходимо сбегать домой. Если что, я в «Сельхозтехнике».
— Не боишься?
— В гробу я его видела! Он считает, сколько я работаю дома по ночам?.. Вообще уйду из редакции. Не вернется ЗЕТ, немедленно уйду. Устроюсь дояркой. Я страшно люблю, как пахнут коровы и парное молоко.
В тот же вечер, просидев далеко за полночь, Наталья дописала очерк. Утром отдала машинистке, а к обеду отнесла Подлясову. Она не думала, что он прочтет сразу, однако Подлясов прочел и вызвал ее к себе.
Рукопись лежала на столе.
— Все это, Наталья Михайловна, очень любопытно. — Он улыбнулся, как бы подчеркивая свое расположение. — Но меня смущает одно обстоятельство... Поймут ли нас? Я вот читал очерк и думал: а тот ли Белов герой, о котором нужно рассказать?
— Наверное, он совсем не герой, — сказала Наталья. — Но его судьба...
— Именно судьба! — перебил ее Подлясов. — Человек сам кузнец своего счастья, верно?
— Отчасти.
— Простите, кто ваши родители?
— Меня воспитывал дедушка.
— Извините, я не знал. А он кто?
— Кузнец, — сказала
