Константин Коничев - За Родину
Ребята подсели к Коробицыным.
– В часть? – спросил Андрея один из призывников.
– Да, завтра из Тотьмы в отправку, – живо отозвался Андрей.
– Мы тоже туда.
Ребята закурили и, чтоб не мешать Степаниде разговаривать с сыном, начали между собой тихонько балагурить.
Александр, уже переговорив обо всем, лежал на бугре около канавы и следил за облаками. Они клочьями плыли в поднебесье.
– Пиши, Андрюшенька, письма-то, – медленно выговаривала мать, – пиши про всё да служи, родной, по-хорошему, верно и правильно служи.
– Ладно, мама, буду помнить твои слова. Живи счастливо, за меня краснеть тебе не придётся. Идите с братом домой, хватит, далеко меня проводили. Теперь я с попутчиками пойду…
Андрей поднялся и закинул мешок за спину. Матери он помог встать с бугорка; обнял её, поцеловал. Потом обнял брата, потом ещё раз обнял и поцеловал мать.
– Ну, до свиданья, родные!.. Идите…
Андрей и трое призывников тронулись дальше. Пройдя шагов двести, он обернулся. Мать стояла на бугорке, где они только что отдыхали, махала головным платком. Брат не спеша удалялся в сторону Куракина…
В Тотьме призывников скопилось несколько сотен. Отсюда их увозили на пароходе. Ехать было весело. Песни и пляски на нижней палубе не прекращались до ночи. Андрей познакомился со многими из ребят. Играл на чьей-то гармошке, под его игру пели и плясали.
На утро пароход медленно пробирался сквозь нависший над рекою туман. А когда выглянуло солнце, на горизонте показалась Вологда.
Андрей вышел на верхнюю палубу и долго любовался городом, множеством белеющих домов. Город казался невероятно большим, привлекательным, хотя до него ещё прямо было добрых километров пять, а по извилистой реке и того больше…
7. ИЗ ЛЕНИНГРАДА НА ГРАНИЦУ…
От Вологды к Ленинграду вместе с призывниками ехал Андрей в воинском вагоне. Их сопровождал командир взвода.
На вокзале в Ленинграде призывников временно поместили в агитпункт. Комвзвод куда-то позвонил по телефону и сказал, что они будут здесь ждать еще группу товарищей, запоздавших с сибирским поездом, и что желающие могут свободное время использовать по своему усмотрению.
Андрей, оставив в куче «кашавок» свой мешочек, подошел к комвзводу и, показывая тому клочок бумажки с адресом, спросил:
– Есть тут в Ленинграде знакомый, сосед наш куракинский. Живет на Васильевском острове, линия пятая, дом шестой. Успею ли попасть туда и вернуться?
– Конечно, успеете; в вашем распоряжении часа четыре, – командир посмотрел на Андрея, на его затасканный ватный пиджак, на штаны, нависшие на голенища непромазанных сапог, спросил: – А вы Ленинград знаете?
– Не приходилось бывать.
– Впрочем, Ленинград такой, что в нём ориентироваться не трудно. Садитесь около вокзала на трамвай – двадцать четыре, – проедете весь бывший Невский, затем мимо Исаакиевского собора, вправо, дальше по мосту и попадете на Васильевский остров…
Вышел Андрей на привокзальную площадь. Взад-вперед сновали трамваи, автомобили, извозчики. Народ шел густо. Казалось, что пешеходы лезли под трамваи. И хотя было утро и светло, в домах, высоких, каменных, горело электричество.
– Ну и город, – не чета Вологде.
Андрей даже раздумал ехать к соседу на Васильевский остров и решил просто посмотреть на город. Пользуясь тем, что трамваи столпились в конце улицы, он выбежал на середину площади.
«Пугало» – прочел Андрей на мраморной глыбе, а с глыбы, раздирая удилами челюсть неуклюжей лошади, озирал невидящими глазами площадь грузный, бородатый предпоследний царь.
Андрей обошел вокруг монумента прочел надпись, высеченную на мраморе, подумал:
– Видать, был здоровеннее нашего старшины, а лошадь под ним не из быстрых, на такой бы камни с поля возить…
На остановке он простоял минут десять, пропустив несколько трамваев. Народ спешил, толкался. А он все ждал трамвая номер двадцать четыре. Но как ни посмотрит с боку на стенку трамвая, номера все четырехзначные, то тысяча с лишним, то за две перевалило, а двадцать четвертого все нет и нет… Не вытерпел Андрей, стал приглядываться к публике, выбрал простоватую на вид старушку, у которой из саквояжа торчала морковь и хвост какой-то рыбы, подошел к ней и вежливо спросил:
– Бабушка, а бабушка…
– Какая я тебе бабушка! – грубо оборвала она его.
– Ну, мамаша…
– И не мамаша, а гражданка…
Андрей не успел ее спросить, как «гражданка», зацепившись за поручни, толкая какого-то гражданина головой в спину, влезла в туго набитый трамвай. И тут он нечаянно заметил не с боку, не внизу на стенке трамвая, а спереди вверху более крупный номер – 24.
– Ах, мать честная, столько времени не там номер глядел…
Но трамвай был полон и поспешно отходил, заворачиваясь на широкий и длинный проспект. Ждать следующего трамвая пришлось не долго.
Проезжали шумный проспект. Трамвай свернул к Исаакиевскому собору, затем вправо, к Неве.
Все вышли; вышел и Андрей. Две-три минуты он постоял в раздумье, хотел было сесть на один из встречных вагонов и ехать обратно на вокзал к своим товарищам. Однако решил дойти до Невы, посмотреть на реку, на мост, на Васильевский остров, хотя бы издали. Около моста, закинув руки назад, ходил милиционер. Андрей поглядел на мост и от удивления замер, ему совсем было непонятно: как могли поставить на дыбы две громадины, две половины моста. Как же они сойдутся? Вот, поди-ка, грохнут! И ему захотелось посмотреть, как будут сводить мост. Но когда – разве спросить об этом вон того милиционера…
Андрей спустился по каменной лестнице к Неве, плещущей о гранитные берега, умылся. Вытер лицо верхом своей фуражки; отряхнул ее и снова надел на голову. Почувствовав свежесть, он облегченно вздохнул и смело подошел к милиционеру. Милиционер ему вежливо сделал рукой под козырек.
– Скажи, товарищ милиционер, где тут Васильевский остров.
– Вот он, итти прямо. Через полчаса по мосту движение откроется.
Ждать полчаса не так много. А главное – интересно посмотреть, как сойдутся две огромные мостовины с рельсами, с чугунными перилами и даже с фонарями.
Андрей стоял на берегу Невы, с любопытством озирался по сторонам на сплошь каменные дома, на шпиль Петропавловки, на суда, стоявшие у берегов; он даже припомнил старинную лубочную картину. На ней было изображено в лицах содержание песни:
«Как на матушке, на Неве-реке,На Васильевском славном острове,Молодой матрос корабли снастилО двенадцати тонких парусах,Тонких, белых да полотняных»…
Картина эта была наклеена на стенке в избе у сапожника Шадрины рядом с другой веселой картиной «Как мыши кота хоронили»… Загляделся Андрей на Неву и не заметил, как мост был сведен. «Фу-ты, чорт, как устроено, будто по маслу спустили», – удивился Андрей. А через минуту по мосту двинулись автомобили, трамваи.
Обратно Андрей ехал на том же двадцать четвертом номере и явился в агитпункт на два часа раньше срока.
– Ну, как, понравился город? – спросил Андрея сопровождавший призывников из Вологды командир.
– Да как сказать, город-то хорош, да с непривычки, глядя на него, в голове будто шумит, и народ какой-то, толком не хотят поговорить, все бегут, никому до тебя нет дела. А в деревне, знаешь, товарищ командир, хоть свой, хоть чужой попал навстречу, с кажинным надо поздороваться.
Командир рассмеялся.
– Здесь, товарищ, раскланиваться некогда, да и незачем. В случае что узнать надо – ступай к милиционеру, тот не ответит, – ищи справочное бюро, там всё знают.
Пришел сибирский поезд. На нем ещё приехали призывники из других уездов. Около вокзала построились по четыре в ряд. С мешками, сундуками, с берестяными кашавками колонна выглядела пестро и непривлекательно. Одежонка на многих была будничная, деревенская. Кое-кто выделялся в лаптях.
До казармы шли тяжело, сбивчиво – не научились ещё ходить по мостовым.
* * *Вскоре после присяги Андрея из Ленинграда отправили на одну из пограничных застав. Местность, окружающая заставу, показалась ему обычной, похожей на свои куракинские окрестности. Густые хвойные леса. Зима здесь такая же, с глубокими снегами, с крепкими морозами. Только туманы между Балтикой и студеной Ладогой бывают чаще и гуще, нежели в Тотемском уезде.
В свободные часы пограничники с интересом слушали рассказы старших товарищей о боевых эпизодах на границе, и каждый новичок мечтал о той, как бы самому отличиться на деле.
С пограничных постов в темные длинные зимние ночи видно, как заревом огней маячит Ленинград. А здесь, рядом, за колючей проволокой, враждебное буржуазное государство. Оттуда переходят на советскую землю нарушители – шпионы, диверсанты и спекулянты контрабандой. Они иногда ускользают от преследования к себе за границу. Но чаще их удается задерживать, если не на самой границе, то неподалеку – в деревнях пограничной местности. Здесь каждый честный труженик – помощник советских пограничников.
