Дмитрий Фурманов - Том 4. За коммунизм
Мы заняли берег. Скоро подтянули туда пехоту, а эскадроны отвели обратно в станицу. Жителям приказано было за ночь построить мост на баркасах и байдах. Закипела работа. Стрелки переправились через реку. В это время черные тучи разразились проливным дождем. Усталые, измученные красноармейцы должны были оставаться в окопах под открытым небом, под ужасным дождем. Мы ушли в халупу, измочившись до последней нитки. Теперь сказываются плоды: Ковтюх уже слег, распух, температура 39? а у меня страшно ломит все тело — скоро слягу, вероятно, и я. Долго буду я помнить эту ужасную ночную атаку — такого ужаса, такого страшного эффекта я не видал никогда.
Слава героям, борцам за Советскую власть, красным защитникам трудовой России.
Ст. Славянская,
7 сентября 1920 г.
Наблюдательный пункт
Разбитый в целом ряде боев, десант Врангеля пятился задом к Азовскому морю. Наш отряд гнал те его части, которые отступали на Ачуев, спешно грузились там на суда и переправлялись в Крым.
За поселком Черноерковским, отстоящим от моря всего верст на двенадцать, наши части вынуждены были временно остановиться, так как здесь позиция у неприятеля была почти неприступной. Река Черный Ерек делает в этом месте извив и расходится в стороны, образуя таким образом фигуру в виде якоря. Тут же скрещивается другая речонка, не широкая, но страшно глубокая и вся затянутая осокой и камышами. Берега в густых камышах, подходу с флангов совершенно нет, а в лоб итти невозможно. По берегу забегали наши стрелки, а на противоположном берегу были расставлены неприятельские пулеметы, из которых начинали строчить при нашем малейшем движении. Наш наблюдательный пункт находился шагах в 450 от берега, — обыкновенный и высоченный стог сена, у которого в вершине торчали шесты. Мы забрались туда и в течение целого часа наблюдали шевеление и передвижение у неприятеля, видимое совершенно невооруженным глазом. Пули звенели над головами, проносились где-то по бокам, тыкались в сено, но нас пока не задевали. Потом я вдруг почувствовал, как что-то быстро-быстро шмыгнуло по левой ноге, под самой чашечкой. Посмотрел — крови не видно. Я спустился вниз и стал снимать сапог; оказалось, что пуля пробила голенище и слегка ударила по кости, оставив здоровеннейший синяк. Только теперь я почувствовал, как ныла и крутила нога, а там, на стогу — там совершенно ничего не чувствовал. Затем взобрался снова кверху, и, высмотрев окончательно местность, вместе с командиром мы решили устроить ночную атаку, перебравшись в темноте незаметно в лодках и баркасах. Днем, © открытую тут было совершенно невозможно что-либо сделать. Атака не удалась, но мы повторили ее на следующую ночь и выбили неприятеля из неприступного естественного укрепления. Дальше задержек не было до самого моря. Неприятель был сбит окончательно, погрузил срочно свое достояние и бросился наутек. Многое было отбито нашими частями, многое неприятель бросил и сам, не успев погрузить, теснимый нашими наступающими частями. Врангелевского десанта больше нет, его уцелевшие остатки спешно убрались обратно, в Крым.
10/VIII 1920 г.
Лбищенская драма
В открытой степи, на берегу стремительного мутного Урала, раскинулась казацкая станица Лбищенск, ныне переименованная в город.
Как все станицы уральских казаков, она разбросалась на огромном пространстве, протянулась длинными широкими улицами, обвилась густыми садами, ушла в поля бесконечными огородами. Урал здесь круто изгибается в дугу, и местами песчаный, местами скалистый берег далеко вклинивается в грязные волны реки, падая отвесными срывами. Кой-где кусты, перелесочки, а кругом, куда ни глянь, бесконечная степь, темно-зеленые и сизые дали, где опускается и пропадает горизонт. На север, до города Уральска, считают полторы-две сотни верст, а ниже, на юг — через Горячинский, Мергеневский, Каршинский и Сахарную — дорога идет на Гурьев, до самого Каспийского моря. Зауральские степи, где кочуют киргизы, называются Бухарской стороной; они уходят на восток. А на западе — Кушумская долина, Чижинские болота, и через станицу Сломихинскую — Александров-Гай.
Может быть, нигде не была более ожесточенной гражданская война, чем здесь, в уральских степях. По страдному пути от Уральска до Каспия не один раз наступали и отступали наши красные полки. Уральское казачество билось отчаянно за мнимую свободу, оно с величайшей жестокостью душило протесты трудовой массы, с неукротимой ненавистью встречало красных пришельцев. Сожженные станицы, разоренные хутора, высокие курганы над братскими могилами, сиротливые надгробные кресты — вот чем разукрашены просторные уральские степи. Не одна тысяча красных воинов покоится здесь на пшеничных и кукурузных полях, не одна тысяча уральских казаков на веки вечные оставила станицы.
* * *Одною из последних и наиболее драматических страниц в истории борьбы по уральским степям, несомненно, останется лбищенская драма, совершившаяся в ночь с 4 на 5 сентября 1919 года.
Гроза уральских казаков — красная Чапаевская дивизия — шла вперед. Август был месяцем отчаянных боев, когда мы шаг за шагом, часто без снарядов, без хлеба, с разбитым обозом двигались на юг, отбивая станицу за станицей, пока не заняли важнейшего центра — Лбищенска. Здесь остановились штаб дивизии, политический отдел, все дивизионные учреждения, школа курсантов, некоторые бригадные штабы, авиационный парк, обозы. Части ушли вперед, а 74-я бригада уже занимала Сахарную, верстах в семидесяти ниже Лбищенска. Казаки отступали на юг. Нашей задачей было — дойти до Гурьева, прижать их к Каспийскому морю, лишить опоры, принудить к сдаче.
* * *Поздним вечером 3 сентября из степи прискакали фуражиры и сообщили штабу дивизии, что на них наскочил казачий разъезд и в завязавшейся схватке перерубил часть обозников. Ну что ж, казаки рыщут по всей степи, и нет ничего удивительного, что шальной разъезд подобрался к самому Лбищенску. На эту схватку посмотрели, как на случайный эпизод, однако же во все стороны разослали конные разъезды, а наутро снарядили аэропланы и поручили им осмотреть окружную степь — нет ли где опасности, не движутся ли казаки. Воротились кавалеристы, прилетели аэропланы: тихо в степи, опасности нет ниоткуда. Весь день 4-го прошел в обыденной работе, штаб готовился двинуться дальше. Чапаев — начальник дивизии — и Батурин — военный комиссар — выезжали к частям и снова вернулись в Лбищенск.
Вечером на охрану западной окраины станицы направили школу курсантов, выставив всюду ночные дозоры.
В это время стоявшие под Сахарной казаки надумали осуществить свой дьявольский план. Они видели, что дальше к Каспию открываются голые степи, что удерживаться будет чем дальше, тем трудней — там мало хлеба, мало лугов, трудно добывать питьевую воду. Уж если действовать, так действовать только теперь. И они решились. Отобрали тысячи полторы смельчаков и с легкими орудиями и пулеметами, во главе с генералом Сладковым и полковником Бородиным, поручили им ударить в наш тыл — незаметно пробраться мимо Чижинских болот, по Кушумской долине и внезапным налетом ворваться в Лбищенск. Этот рискованный маневр был рассчитан совершенно правильно в том смысле, что он в случае удачи разбивал наш тыловой дивизионный центр и оставлял безо всякого руководства бригады, ушедшие под Сахарную и на Бухарскую сторону. Решение было принято. Казацкий отряд выступил в поход. Двигались только ночью; днем отдыхали и прятались по оврагам. На Лбищенск шла черная туча.
* * *До сих пор остается совершенно неизвестным и необъяснимым целый ряд случайностей, которые произошли в Лбищенске в роковую ночь с 4 на 5 сентября.
Во-первых, странным кажется, что летавшие 4-го числа летчики ничего не заметили в степи со стороны Кушумской долины. Казаки двигались в среднем верст по тридцать пять за сутки, и, следовательно, днем 4-го стояли где-нибудь от Лбищенска за три-четыре десятка верст.
Подобное же недоумение вызывает и ответ конной разведки, которая получила задачу как можно глубже обследовать степь.
Затем дальше. Когда казаки уже были под Лбищенском, дозоры, по-видимому, держали себя пассивно и подняли тревогу с большим опозданием. Наконец — и это особенно странно и невероятно — поздним вечером 4-го по чьему-то распоряжению была снята и уведена с охраны дивизионная школа курсантов.
Словом, все обстоятельства сложились таким образом, что дали возможность казакам подобраться к станице совершенно незамеченными и врасплох накрыть лбищенский гарнизон.
Когда на улицах показались передовые казацкие разъезды, — это было в 4–5 часов утра, — среди повскакавших сонных красноармейцев поднялась сумятица. Удара никак не ожидали, а быстро сорганизоваться и дать отпор не могли. Все кинулись сначала к центру, оттуда на берег, к реке. Отдельные группы задерживались на выгодных местах, вступали в перестрелку, но, теснимые превосходными силами казаков, вынуждены были отступать все дальше и дальше к крутому обрыву. Чапаев, выскочивший в одном белье, собрал вокруг себя человек шестьдесят красноармейцев и сам руководил этой группой. Но что же могли поделать шестьдесят человек, когда на них то и дело бросались в атаку казацкие лавины… В это время на другой улице комиссар дивизии товарищ Батурин и начальник штаба товарищ Новиков собрали другую группу человек в восемьдесят, восемьдесят пять и держались настолько активно, что даже сами неоднократно бросались в атаку. Одна из атак была особенно удачна: храбрецам удалось отбить у казаков два пулемета и обернуть их против врага. Но беда заключалась в том, что связи между разрозненно действовавшими группами совершенно не было, и успех одной из них парализовался неудачей другой. Вскоре Чапаева ранило. Окровавленный, сжимая в правой руке винтовку, а левою держа наготове револьвер, он медленно отступал со своими сорока бойцами к берегу. Надо сказать, что по обеим сторонам станицы, по набережной стороне, казаки наставили пулеметов и косили тех, что бросались в воду в надежде добраться до того берега. Однако ж делать было нечего. Раненого Чапаева, насколько было можно, спустили вниз. Он бросился в волны и поплыл… Но силы уже оставляли его, измученного, раненая рука онемела, он стал захлебываться и, когда был уже близко к берегу, пуля, видимо, угодила ему прямо в голову. Чапаев пошел ко дну.
