Борис Бурлак - Смена караулов
Елизавета Михайловна была откровенно довольна тем, что сын наконец дома. Почти десять лет находилась она в разлуке с ним, пока он учился, потом работал на тюменской стройке. Ну, прилетал, бывало, на короткие зимние каникулы, а на лето уезжал в Сибирь со своим студенческим отрядом. Уже дипломированным инженером, он и в отпуск-то наведывался не каждый год, ссылаясь на занятость. Мать тревожилась: до каких же пор сыну жить бобылем-холостяком, как ему не надоели все эти общежития, столовые? Этот цыганский образ жизни?.. Елизавета Михайловна пыталась вразумлять его, когда они встречались накоротке, что самое время обзавестись семьей, что молодость уходит, как вешняя вода. Он неловко отмахивался и переводил разговор на другую тему. Максим не вмешивался, наблюдал со стороны. Если же Елизавета Михайловна начинала жаловаться на сына, Максим, посмеиваясь, отвечал: «Экая беда! Пока Юрий холостяк, я сам чувствую себя бравым молодцом». — «Вот и поговори с тобой», — обижалась она, втайне довольная тем, что сын работящий, энергичный, не заносится. Просыпаясь по ночам, она до рассвета не смыкала глаз, все думала о сыне. Кто долго выбирает, тот обязательно уж выберет на свою головушку. Именно такие и попадают впросак из-за собственного добродушия — им все кажется, что своекорыстных девушек вообще нет на свете. Никто, быть может, так и не легкомыслен в поздних увлечениях, как эти серьезные молодые люди, не переболевшие в ранней юности первой любовью… Тут Елизавета Михайловна спохватывалась: но ведь сам Максим женился на четвертом десятке лет, едва познакомившись с ней, молоденькой студенткой мединститута, которую ни за что не хотела выдавать за великовозрастного жениха ее щепетильная мама. Сейчас подумать страшно, если бы та наивная, увлекающаяся Лизонька вышла за кого-нибудь другого… Но то случилось вскоре после войны, когда отношения между людьми были намного чище, будто озонированные, как воздух, неслыханной грозой…
И вот теперь все эти ее тревоги за сына начали постепенно отодвигаться в прошлое. С недавнего времени Юрия стали посещать по воскресеньям инженер Злата Румянцева и приемный сын Платона Ефремовича Горского, журналист Владлен. Началось с того, что Юрий привел их на ужин в день своего рождения. Елизавета Михайловна с облегчением вздохнула: «Слава богу, в доме появилась девушка!» Конечно, Злата была для нее пока загадкой, симпатичной, даже милой, но все-таки загадкой, которую надо непременно разгадать, и чем скорее, тем лучше. Одета модно — брючный ансамбль, цветные туфли на платформе. Льняные тонкие волосы распущены и мягко текут, струятся по худеньким плечам. Глядя на такую, ни за что не скажешь, кто она: начинающая актриса местного театра или модельерша из ателье, диктор телестудии или просто мамина избалованная дочка. Потому-то Елизавета Михайловна несколько смутилась, когда Юрий объявил за ужином, что Злата Романовна инженер-экономист.
— Очень приятно, — отозвалась хозяйка дежурной фразой.
— А я подумал, что вы поете, — весело заметил Максим.
Злата непринужденно рассмеялась:
— Что вы! Моя партитура — сводки о выполнении плана.
— Поет, конечно, поет, если план выполняется, — сказал Юрий. — Но если не хватает какого-нибудь процента, то и не разговаривает!..
В дом Воеводиных вернулся вольный ветерок далекой, отшумевшей молодости. Хозяин дома приосанился, наблюдая шумное застолье. А Елизавета Михайловна совсем расцвела добрыми улыбками. Очень моложавая, стройная для своих пятидесяти лет, она с девичьей легкостью ухаживала за гостями, особо стараясь угодить Злате. Та вызвалась помочь хозяйке. Елизавета Михайловна запротестовала, но гостья немедленно отправилась с ней на кухню, чтобы подать на стол жаркое. Это и вовсе понравилось Елизавете Михайловне.
Ну, а после ужина танцевали. Сначала хозяйка с любопытством приглядывалась к тому, как танцует нынче молодежь, как Злата попеременно приглашает то Юрия, то Владлена, не желая никого обидеть. Потом сама решила тряхнуть стариной, когда ее учтиво, как истый кавалер, осмелился пригласить Владлен. Ради сына на все пойдешь, только бы он подольше побыл с этой Златой, которая, видно, кружит им головы обоим — и Юрию и Владлену. Максим сидел у окна на правах «заведующего музыкальной частью». Он менял пластинки на рижском стереофоническом проигрывателе, загодя подбирая вещи старинные, славные. Наконец дошла очередь до огневых таборных мелодий. «Тут уж у моей Лизы равных нет», — с удовольствием подумал он. Каково же было его удивление, когда Злата без всяких колебаний приняла вызов хозяйки на цыганский перепляс, дерзко вошла в круг, приостановилась, выжидая такт, и, раскинув руки, изящно поплыла по кругу. Максим невольно засмотрелся на эту беленькую цыганку из строительного треста: как она дробно, звонко отплясывала перед Лизой, ожидавшей своей очереди. Нечаянно возникшее соревнование раззадорило Елизавету Михайловну, и Максим хотел было повторить пластинку, да пощадил жену — все-таки она далеко не комсомолка и нелегко ей соперничать с самой молодостью в таком бесшабашном ритме. Музыка оборвалась. Хозяйка, тяжело дыша, расцеловала гостью.
С того вечера Злата и Владлен стали бывать у Воеводиных. «Но почему они всегда заявляются вдвоем? — ревниво тревожилась Елизавета Михайловна. — Могла бы Злата и одна зайти». Ее начинала не на шутку беспокоить мысль о том, что эта знающая себе цену девушка действительно водит за нос и Юрия, и Владлена. А Юрий по ничтожному своему опыту не придает значения этой кокетливой игре. Мог бы прямо объясниться с ней — ведь не школьник, не студент, вполне взрослый человек.
Соберется за столом эта троица и подолгу рассуждает о генплане города, о стройке, о Платоне Ефремовиче Горском, которого они боготворят. Да разве в их-то годы не о чем больше поговорить? Владлен выступает в роли берущего интервью у инженеров, а Злата и Юрий наперебой рассказывают ему о строительных делах. Если же дома оказывается Максим, то затевается разговор на философские темы. Тогда весь вечер идет жаркий спор о с м е н е к а р а у л о в, о том, что думают младшие о старших, которые сполна отвоевали свое и отработали. Максим доволен, что молодые люди откровенны с ним и пусть излишне горячатся, когда заходит речь о недавнем прошлом, но ясно видят главное — что уже достигнуто, несмотря на все издержки.
Максим умел ладить с молодежью. Он никогда не обескураживал ни личным опытом, ни положением в обществе. Он искренне был уверен в том, что и у молодых есть чему поучиться. Опыт опытом — это наживное, а вот непосредственность восприятия с годами заметно утрачивается. К тому же послевоенное поколение свободно от минусовых перегрузок прошлого, и в этом его преимущество перед старшим, которому довелось в середине века пережить и острую боль неслыханных потерь, и неожиданную горечь духовного повзросления.
Елизавета Михайловна хорошо понимала Максима: ему хотелось не умозрительно, а психологически заглянуть в будущее, живо общаясь с молодежью. Потому он охотно бывал с этой троицей — Юрием, Златой и Владленом. Когда же они просили его поделиться воспоминаниями о войне, то вся компания засиживалась до поздней ночи. Комиссару дивизии было что рассказать о драматическом периоде отступления, о котором меньше пишут книг и ставят кинофильмов. Отечественная война — поистине бесконечная череда подвигов, но именно массовый героизм сорок первого стал ее великим взлетом. Сколько еще неоткрытых Брестских крепостей таят в себе те неимоверно тяжкие месяцы начального противостояния! Не только Злата и Владлен, но и Юрий многое слышал от отца впервые, будто тот приберегал свои рассказы до поры до времени.
— Замучил ты их, — упрекнула его сегодня Елизавета Михайловна, когда сын пошел проводить Злату и Владлена. — Устроил настоящий молодежный клуб на дому.
— И даже с танцами! — добавил он.
— Поговорил бы лучше с сыном, почему до сих пор не женится. Как ты смотришь на Злату Румянцеву?
— А как я могу смотреть? Ладная дивчина, интеллектуалка. Нынче в моде интеллектуалы.
— Юрий, кажется, к ней неравнодушен, но она ни на шаг не отпускает от себя Владлена.
— Для баланса.
— Для какого еще баланса? Знаешь, Максим, с тобой никогда не поговоришь серьезно.
— Да что ты от меня хочешь? Чтобы я отвел их в загс? Уволь, матушка, уволь! Они сами как-нибудь разберутся.
— Злата нравится мне.
— Что ж, поздравляю! От свекрови многое зависит. Ведь антагонизм между свекровями и снохами сохранится даже при коммунизме.
— Между нами это исключено.
И Елизавета Михайловна не удержалась, чтобы не поделиться с ним добытыми по крупицам сведениями о Злате, о ее родителях. Мать Златы осенью сорок первого года была эвакуирована из Тульской области на Урал. Помыкала горе, пока муж не вернулся с фронта. Только Румянцевы начали было жить заново, нажили дочку, обзавелись квартирой, как заболел глава семьи. Старые раны, наспех залеченные в медсанбатах, дали о себе знать, и он уже не вернулся из госпиталя. Эту новую разлуку о мужем не смогла одолеть несчастная женщина: через год она умерла от туберкулеза, оставив девочку круглой сиротой. Маленькая Злата воспитывалась в детском доме, потом в школе-интернате. У нее никого не осталось ни в Подмосковье, ни на Урале. Одинокая былинка в поле, вспаханном войной. Но она выстояла, вопреки всем бедам. Окончила институт, получила диплом инженера-экономиста — сама стала на ноги. Вот уж действительно начала жизнь с нуля. Не то что иные молодые люди, для которых заранее готовятся и синекуры, и меблированные квартиры, и даже автомобили, а им всего этого мало, им еще надо блистать в столицах. Нет-нет, лучшей жены для Юрия, чем Злата, она, Елизавета Михайловна, и не пожелала бы. Пройти мимо такой может лишь незрячий…
