Олесь Гончар - Твоя заря
Представляете?
- Ты шутишь,- с беспокойством в голосе сказала Тамара.
- Я излагаю почерпнутые из печати факты,- холодно возразил Дударевич, а Заболотный, обращаясь к хозяину, снова перешел на шутливый тон.
- Дорогой Фрэнк, не отправиться ли нам с вами на переговоры к тем агрессивным пчелам? Нужно же кому-то попытаться уладить этот невиданный в истории конфликт человека с пчелой...
- Только этого тебе не хватало,- невесело усмехнулась Заболотная,- еще не навоевался...
- Фрэнк, я уверен, умеет словом заговаривать,- сказал Лиде Заболотный,так что все будет о кей...
- А пока что, дорогой наш Фрэнк,- обратилась к хозяину Тамара,- мы вас просим принять заказ на лобстеры, если, конечно, поймаете. Плохо ловятся? Так или иначе, имейте нас в виду на следующий уик-энд. Наверное, на приеме нас и африканцы будут угощать лобстерами, но ваши вне конкуренции!
Пока мы разговариваем, Лида все время держится возле Заболотной, вслушиваясь в тяжелое громыхание самолетов, то и дело раскалывающих небо над Фрэнковьш коттеджем.
Уже когда мы собрались уезжать, Фрэнк с заметным любопытством посмотрел на девочку.
- Это та самая? - негромко спросил он у Заболотного.
Тамара поспешила ответить, что действительно это она, та, "о которой нота была"...
Фрэнк, насупившись, стал вроде сам себе бормотать, что, если бы от него зависело, он нашел бы способ усмирить всю эту гангстерскую нечисть, терроризирующую город, парки и метро... Теперь до того обнаглели, что уже на детей дипломатов нападают... Затем старик, обращаясь непосредственно к Лиде, негромко советует ей быть осмотрительной, особенно на местах стоянок, паркований, а если она одна остается в машине, чтоб не забывала сразу же запирать все дверцы изнутри, потому что и там может появиться какойнибудь психопат...
- Лида наша осторожна,- говорит Франку Заболотная.- Только вот по дому сильно скучает... Да и все остальные наши ребята... Перед приходом почты малышня уже за час толчется у стола, где "письма с Родины"...
А ведь не каждый раз они бывают...
Девочка все это слушает молча, а я смотрю на ее русую головку с двумя косичками и аккуратно вплетенными в них ленточками (так были когда-то вплетены ленточки у Настуси), и меня вдруг пронизывает чувство какой-то смутной давней утраты...
Снова низко над нами прогрохотал самолет, пробуравив небо ревом турбин.
- Мне жаль это небо,- произнесла Лида со смущенной, вымученной улыбкой. По-видимому, это беспокойное, вдоль и поперек изрезанное небо, только что вновь продырявленное летящим металлом, вызвало в детской впечатлительной душе нечто и впрямь похожее на сочувствие.
А Фрэнк тем временем, отлучившись на минутку, возвращается к нам, уже держа в руке баночку меда, на которой наклеена этикетка с цветком ромашки,- знак его скромной пчелиной фирмы. Старый негр с доброй улыбкой вручает Лиде презент, пошутив, что нектар этот хоть и добывался возле аэродрома, однако аромат у него все-таки цветов, а не петролеума, то есть нефти, бензина.
Лида, приняв подарок, спрашивает, чем бы она могла отблагодарить его, человека, который без потерь пропел рой пчел через весь континент?
- Когда поедешь домой и посмотришь на ваш Днппроривер,- говорит Фрэнк девочке,- вспомни, что живет гдето там под вечным грохотом такой себе чернокожий дедушка Фрэнк, который, однако, умеет дорожить дружбой.
Вспомни, дитя, старика, и это будет для него лучшим подарком жизни...
XXXI
Приемы такого накала Тамара в своем кругу шутя называла: египетские ночи.
Как только она вышла со своим Дударевичем из скоростного лифта на сто каком-то там этаже, навстречу им ударили звуки тамтамов.
- Где мы? - спросила она у мужа.- Кажется, здесь ожидают нас неслыханные сюрпризы... Наконец-то побываю в Африке!
Ноги ее сразу утонули в пушистых коврах, которыми был устлан весь холл, и света здесь было так много, будто светили не лампы, а стосильное африканское солнце. Повидала Тамара многое в жизни, а вот iio таким коврам ступала впервые. Светлые, мохнато-ворсистые, они доходили своим ворсом чуть ли не до колон, утопать в них было приятно до щекотки, хотелось брести и брести по седым этим травам взлохмаченной иллюзорной саванны.
В холле никого, мощные канделябры освещают лишь громадного негра в золотых аксельбантах, который одиноко стоит среди своей саванны, понимающе и молча оценивает вас: кто вы? Пускать вас в рай или - от ворот поворот?
Широкие двери полуоткрыты, виден бесконечный притемненный зал, полный людей, оттуда, из пещерпо низкой глубины его, и долетают сейчас звуки тамтамов. Все пространство нала наполнено притягательным гулом; в искусственных лесных чащах, в отблесках красного пламени, вырывающегося из огромных костров, искусно имитированных, а может, и настоящих, снуют декольтированные дамы в бриллиантах, мужчины с бокалами в руках, а сверху вьющиеся лианы и гирлянды цветов свисают над многолюдным этим сборищем черных и белых участников пиршества. Сделано все, чтобы создать полную иллюзию томной тропической ночи, которая как бы сама рождает страсть, будоражит плоть, ночи, где вокруг лесного костра черные обнаженные люди какого-то обитающего в джунглях племени время от времени подбадривают себя гортанным возгласом-кличем, старательно вершат под гром бара банов свой ритуальный танец. Действо совершается, надо полагать, после удачной охоты, в пылу возбуждения. Сколько фантазии, размаха, роскоши... Где-то чуть ли не в подне бесье, в изголовье стальных ваших билдингов вдруг полыхание костров, джунгли, веселье под звуки победных тамтамов!
Очутившись в столь экзотическом зале, Тамара, хоть ей и но привыкать к приемам разного уровня, почувствовала, как у нее захватывает дух от ошеломляющей пышности, гомона, какого-то безрадостного, как бы натужного веселья этого поднебесного вигвама. Ей сразу стало жарко, истом но от благоухания живой тропической растительности и от множества взглядов, которые, как Тамаре казалось, заинте ресованно, а то и бесцеремонно, к тому же отнюдь не целомудренно, были отовсюду устремлены на нее. Еще даже не пригубив вина, она уже захмелела от возбуждающих ритмов этой стремительной дикой музыки, которой сегодня потчует гостей заезжий африканский диктатор. Где же он?
Нужно явиться пред его очи, так велит этикет...
Быстро овладев собой, Тамара в сопровождении Дударевича двигалась по залу свободно, как-то даже подчеркнуто свободно, ценой внутреннего напряжения обретая непринужденность и ту легкость, когда плывешь в воздухе, точно сама грация: для посторонних взглядов в Тамаре сейчас не было и намека на скованность, ни малейшего смущения не чувствовалось - она умела в такие минуты проплыть по залу с королевским видом. Пусть каждый нерв как натянутая струна, но внешне Тамара - само спокойствие, беспечное обаяние, у нее, как нередко бывает в таких случаях, появляется внутреннее озорство, дерзость: ладно, смотрите, обстреливайте взглядами, я ведь вижу вас насквозь, вижу, у кого восхищение, а у кого и зависть вызывают стройная моя фигура, и упругая грудь, и пряди красивых волос, свободно ниспадающие на мои плавные плечи, которые Дударович называет античными. Я иду, улыбаясь одновременно всем и никому, глаза мои излучают внутреннюю страсть и очарование женщины, умеющей любить, и кто скажет, что эта блестящая миссис Дударевич, смуглая красавица, чья сверкающая улыбка, возможно, даже помогает мужу в его карьере, что эта благородной осанки женщина знала когда-то такое трудное военное детство, по ночам коченела на морозном ветру в очередях за пайковым хлебом, а очутившись с матерью в степях Кулунды, уже тогда, будучи городской девчонкой, научилась надевать тяжелый хомут на шею лошади, сеять и боронить, а при случае могла и выругаться по-мальчишески, когда проклятый трактор никак не хотел заводиться!..
- Вот его превосходительство,- заметив сквозь публику хозяина приема, шепнул Дударевич жене.- А рядом старшая дама из его гарема, говорят, очень влиятельная особа... Понравься ей!
В окружении многочисленной челяди, слуг и телохранителей освещенный зловеще красными отблесками костров чернокожий владыка, осклабясь, встречал без конца подходивших гостей, он стоял со своей маленькой супругой в середине зала под пальмовыми ветвями, пламя волнами отблесков играло на нем, шея его темно лоснилась, за спиной его превосходительства что-то шипело на громадных жаровнях. Тамара но удивилась бы, узнав, что там жарят для гостей антилоп или даже настоящих носорогов! И, хотя было известно, что этот черный верзила не так уж прост, как хочет себя преподать, расплывшись перед четой Дударевичей в белозубой улыбке до ушей, хотя знала Тамара, что стоит перед ней не черный лидер с открытой светлой душой, а жестокий убийца, вероломный предатель своего народа, "черная марионетка в руках белых монополий", как высказался о нем сегодня, собираясь на прием, Заболотный,- все же Тамара вынуждена была, придерживаясь дипломатического этикета, ответить ему улыбкой па улыбку, более того, даже сделать вид, что пожатие его мясистой, потной, в бриллиантах на всех пальцах руки доставляет ей удовольствие, хотя на самом деле в этой комедии не было для Тамары ничего прятного, скорее, наоборот, приходилось подавлять в себе нечто похожее на отвращение.
