Ярослав Галан - Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы
Гитлер и его банда любят ссылаться на... историю. Онемечивание Галиции они объясняют тем, что эта страна до 1918 года была провинцией Австро-Венгерской монархии, восприемниками которой они себя считают, да и тем, что Львов является, дескать, памятником старой немецкой культуры.
Было бы совершенно излишним переубеждать ненасытную саранчу, что это совсем не так и что с этой «немецкой культурой» во Львове не так ладно, как это себе представляют гансы и фанни с берегов мутной речки Шпрее. Во Львове нет ни одного хоть мало-мальски стоящего памятника архитектуры, который носил бы на себе клеймо «мед ин Джермани». Даже военные казармы, которых так много оставила Австрия, это по большей части бывшие монастыри с яркими следами итальянского барокко. Нет ничего немецкого ни в Волошской церкви, ни в Юре, ни, наконец, в здании театра оперы и балета. И сердца жителей Львова полны глубокой ненависти к немецким оккупантам.
Герр губернатор вспоминает времена господства в Галиции своих австрийских предшественников меттерниховской породы, в частности герра Стадиона, который силился превратить Галицию в одну огромную казарму, где бы «цугсфюрер» толстеннейшим солдатским дрючком наводил архинемецкие порядки: с немецкой аристократией вверху, с немецкой бюрократией в середине и славянским рабочим скотом на самом что ни на есть низу. На место «цугсфюрера» пришел «рейхсфюрер», но остался запах той плесени, что и был — вонючий, противный запах немецкой казармы и немецкого публичного дома.
Изменились, а лучше сказать, усовершенствовались только методы. Полицию Меттерниха заменило гестапо, палку австрийского унтер-офицера — наиновейшей конструкции автомат «СС». Вместо картечи из маломощных пушек — «модель 1848»; когда понадобилось несколько часов на то, чтобы уничтожить здание университета, где засели бунтовщики, на головы мирных жителей Львова посыпались полутонные гитлеровские бомбы.
Изменились также темпы. Нынешние правители Галиции спешат, у них нет, видите ли, времени. Поэтому они на скорую руку перекрасили уличные таблички и вывески, поэтому они после семи месяцев своего господства успели посадить на украинской земле свыше пятисот немецких живоглотов-помещиков. Им некогда, они мечутся от нетерпения, они трясутся от страха. Эта шайка знает, она своим волчьим инстинктом чувствует, что завтрашний день не будет ее, что завтрашний день несет ей только одно — гибель.
Прошло восемнадцать месяцев гитлеровской оккупации западных областей Украины. Восемнадцать месяцев дикого издевательства над всем, что есть в человеке чистого и благородного, восемнадцать месяцев жестокого террора, грабежа, бесправия. Но за это время немецкие оккупанты навлекли на себя на захваченных землях столько гнева, столько ненависти, что, когда наступит время, народ бросит их под ноги, втопчет в землю, как раздавленного глиста!
Борьба продолжается. Безостановочная, ни на минуту не затихающая борьба с оккупантами. Ее уже теперь чувствуют гитлеровские палачи, но надо, чтоб они почувствовали ее еще сильнее. Надо, чтоб немец-оккупант, немец-пришелец, немец- грабитель и бандит не имел ни спокойного дня, ни спокойной ночи. Надо убивать их, как бешеных собак, надо травить, как чумных крыс.
Лучшие люди Львова, Подола, Бойковщины, Покутья своими делами приближают великий час освобождения, час возвращения Красной Армии, час смерти немецких оккупантов. В этой упорной и тяжелой борьбе они не были и не будут одинокими. С ними великий советский народ, с ними все порабощенные нацистским сбродом народы.
1943
ПОГОНЯ ЗА СМЕРТЬЮ
Последний немецкий кронпринц, сын Вильгельма II, вспоминая о штурме крепости Верден немецкими войсками, называет этот штурм фатальной ошибкой генерала Людендорфа. Ошибкой, которая не только измотала силы и обескровила немецкую императорскую армию, но и посеяла в душах солдат Вильгельма первые зерна неверия и бунта, что так пышно взошли в октябрьские дни 1918 года.
О штурме немецкими войсками Сталинграда генералы Гитлера еще не написали воспоминаний, и все говорит о том, что они уже не будут иметь возможности написать их. А пока что немецкие генералы спешат, как люди, которые боятся опоздать на последний поезд.
Этот их сталинградский поезд, поезд к долгожданной «победе», должен был, по гитлеровскому расписанию, отправиться еще в конце августа. Еще 23 августа берлинское радио оповестило, что наступила последняя фаза боев за Сталинград. То же самое повторило берлинское радио и 28 августа. Но прошел и весь август, а красный глаз сталинградского семафора все еще горел над степью, наполняя суеверным страхом сердца солдат Гитлера.
Немецкие генералы спешили. Сначала они бросили на оставшиеся участки сталинградского фронта батальоны, потом полки, за полками — дивизии, а теперь по горам гниющих немецких трупов спешат на смерть целые немецкие корпуса. Сначала посылали в этот поход прочно законсервированные прошлой зимой излишки гитлеровской молодежи. Потом по ее следам пошли усатые резервисты из Баварии и Бранденбурга, прячась за спинами румынских солдат. Когда ж и эти ряды основательно поредели, Гитлер бросил на кровавые сталинградские жернова саперные и санитарные подразделения...
Битва за Сталинград достигла наибольшего напряжения. 5 сентября только одну улицу штурмовали три немецкие дивизии. И это они делали через тридцать один день после того, как гитлеровское радио объявило дальнейшую оборону города «безумием», и через две недели после официального немецкого уведомления о том, что Сталинград будто бы «уже отрезан и лишен возможности получить какую бы то ни было помощь».
Немецкие генералы спешат. Уже шестьдесят восемь дней длится величайший бой — бой за наш город Сталинград. Каждый из этих шестидесяти восьми дней имеет свое место в гитлеровском расписании, каждый из них, по плану Гитлера, должен был приблизить день его «окончательной победы». Но защитники Сталинграда смешали гитлеровские планы. И не только планы,— они ломают также хребет гитлеровской армии. Шестьдесят восемь дней штурма советского Вердена уже обошлись Германии не менее, чем в триста шестьдесят тысяч убитыми и ранеными, то есть в четыре раза больше, чем потеряли кайзеровские войска во время наиболее отчаянных атак на французский Верден.
Немецкие генералы спешат. По ночам уже веет холодом в приволжских степях. Того и гляди размокнет степная земля, завязнут в ней немецкие машины с боеприпасами, напрасно будут месить черную липкую грязь гитлеровские танки. Не зря спешат немецкие генералы...
Они стягивают к Сталинграду все новые и новые пополнения, несмотря на то, что и с Северного Кавказа, и с донских степей, и из-под Воронежа несется в гитлеровскую штаб-квартиру отчаянный вопль: «Шлите быстрее помощь!» Вопил о помощи генерал Клейст, пока милосердная смерть не освободила его от земных забот. Вопили о ней перед смертью командующий венгерской дивизией полковник Норд и кавалер «рыцарского креста» генерал Лангман. Но Гитлеру во что бы то ни стало нужен Сталинград. Сталинград для него сегодня не только вопрос стратегии, не только вопрос престижа, нет, это куда больше, это вопрос жизни и смерти фашистской Германии.
Слово «Сталинград» — великое слово. В нем слышен сегодня могучий взмах крыльев боевой славы нашей армии. Защитники Сталинграда показывают грядущим поколениям, на какие героические подвиги способен великий, свободный народ. Незатихающая канонада на подступах к Сталинграду — это звон, эхо которого летит далеко на запад, в хмурую европейскую ночь, и пробуждает к жизни миллионы сердец. Чем дальше, тем сильнее зовет сталинградский набат, чем дальше, тем яснее восходят зори свободы над Европой.
Немецкие генералы спешат на единственный поезд, который еще остался в их распоряжении, на поезд смерти. Этот поезд мчится приволжскими степями — в черную ночь, в мир небытия и смерти.
Те, что пришли из мрака, во мрак и уйдут.
1943
КАСТОРКА И ИСТОРИЯ
Как известно, есть лекарства для внутреннего употребления и для наружного. Касторку пьют, а йодоформом присыпают раны.
Так было до тех пор, пока на мировой арене не появились Гитлер и Геббельс. С того времени ложь стала для немцев продуктом первой необходимости, так же как и медикаменты. И не одна ложь, а две: для внутреннего и для наружного употребления.